Илья Стогов - Проект «Лузер». Эпизод четвертый. Преисподняя

Очкарик с ловкостью фокусника выхватил из-под стола портфель, достал из него толстенную книгу и заявил, что прочтет майору небольшой кусочек:

– Вы слушаете? Саксон пишет: «Там, на берегах реки Нево есть укрепление, которое мы, даны, называем Редегост, а местные племена именуют его каждое по-своему. Оно стоит на островке при пересечении трех рек, и внутрь города ведет трое ворот. Двое из трех ворот служат для прохода, а третьи, самые большие, смотрят на запад, где нет ничего, кроме сурового моря. Древняя легенда утверждает, что накануне больших бед жителям города каждый раз является один и тот же знак. Если их земле начинает угрожать беда или вражеское нападение, то из моря выходит гигантский вепрь с белыми, словно морская пена, клыками. На глазах у всех он выбирается на берег и катается в грязи, пока не перемажется весь, а жители потом находят на берегу серебряные монеты. Каждые девять лет в этом святилище проходит большой праздник, на который съезжаются жители всех концов Северной страны. Само торжество длится девять дней подряд, и каждый день жрецы приносят в жертву одного человека. Считается, будто человеческая кровь умилостивит богов. Тела убитых развешивают в священной роще. Пропустить торжество не может никто. Правители племен присылают в святилище богатые дары, а каждый, живущий в окрестностях, должен принести в святилище что-то из своей охотничьей добычи, и обычно это бывает заяц. Обычно этот праздник происходит в канун весеннего равноденствия, и один купец из Упсалы рассказывал мне, что видел, как в эти дни на деревьях вперемешку висели разрубленные тела принесенных в жертву людей, дары от вождей племен, и принесенные жителями тушки зайцев».

Дядька захлопнул книгу и с видом победителя посмотрел на майора:

– Скажите, офицер, вы никогда не думали над тем, где именно на территории Петербурга могло находиться это святилище?

Майор поднял на собеседника глаза. Взгляд его был полон страдания.

– Уверяю вас: никогда не думал.

– А меня, не скрою, этот вопрос занимает уже несколько лет. Следы пребывания древних скандинавов обнаружены в Ленинградской области, считай, повсеместно. Несколько их погребальных курганов всего лет двести тому назад стояли даже на том месте, где сейчас выстроен Смольный собор. А знаменитый краевед Пыляев перечисляет не меньше полудюжины старинных серебряных кладов, найденных в черте города за первые сто лет его существования. Крепостной крестьянин помещицы Возницыной корчевал деревья где-то на стрелке Васильевского острова и наткнулся на целую бочку скандинавского серебра. Что-то около центнера драгоценного металла. Откуда оно тут? Да еще в таком количестве?

Майор издал звук, что-то среднее между протяжным «эээ» и носовым «мммм». Человек в очках, похоже, истолковал звук в том смысле, что собеседник внимательно следит за его мыслью, хотя это было совсем не так.

– Что мы имеем? Тысячу лет назад где-то в самом центре современного Петербурга находилось древнее святилище. Оно находилось на острове, лежащем на перекрестке трех рек, и в дар тамошним богам язычники когда-то приносили подстреленных на охоте зайцев. Вы знаете в центре города хоть одно место, в котором перекрещивались бы три реки?

– Нет.

– Неужели не знаете? А я вот уверен, что вы догадаетесь. Давайте представим карту города: вот через Петербург течет Нева. Это первая река. Перед Васильевским островом она разделяется на Большую Неву и Малую. Малая Нева – это река номер два. И сюда же, к Васильевскому острову, выходит Кронверкский пролив. Незнакомое название? Так называется небольшая протока, текущая вдоль стен Петропавловской крепости. Сколько получается рек? Три! А знаете, что самое интересное? Остров, на котором стоит Петропавловская крепость, называется ведь Заячьим. Хотя никаких зайцев там отродясь никто не встречал.

Стогов усмехнулся. По лицу майора было видно, что еще немного и его все-таки вырвет прямо на стол. Однако гуманитарный очкарик даже и не думал успокаиваться.

– Насколько мне удалось выяснить, археологических раскопок на территории Петропавловской крепости никогда не проводилось. Там еще до войны поселилось несколько каких-то секретных военных институтов. Вы наверняка слышали об этом.

– О том, что в Петропавловской крепости имелись секретные институты?

– Да.

– Что-то такое припоминаю.

– Вот и отлично. Большая часть территории была закрыта не то что для исследований, а даже для посещений. И это хорошо.

– Хорошо?

– Конечно! Если древнее святилище действительно существует, мы можем быть уверены, что его остатки так и лежат не потревоженными под фундаментами нынешней крепости. И когда ученые все же извлекут на свет божий то, что от него осталось, это будет просто сенсационное открытие. Сен-са-ци-он-ней-шее!

Взяв себя в руки, майор все-таки поднял глаза на собеседника. Далось ему это нелегко, но все-таки далось. Прокашлявшись, прежде чем начать говорить, он спросил:

– Вы видели вывеску у нас на двери?

Очкозавр собирался рассказать что-то еще и даже, может быть, зачитать пару цитат из книжек, которых у него в портфеле наверняка было еще много. Вопрос майора сбил его с толку.

– На двери? Видел.

– И что там написано? «Нобелевский комитет»?

– Почему «комитет»? Там написано «Милиция».

– Во! Милиция! Знаете, что это значит? Это значит, что мы не занимаемся древними языческими святилищами. Мы занимаемся правонарушениями. А вам нужно в Нобелевский комитет. Это не здесь, это в Швеции.

Дядька поправил очки на носу и редкие пряди на лысине. Сдаваться он не собирался.

– Ваша ирония не уместна. Все, что я вам рассказал, было лишь предысторией. Сама история впереди. И она напрямую касается вашей сферы деятельности.

Дядька порылся в портфеле и вытащил оттуда еще одну книжку. Стогов подумал, что, возможно, услышит еще пару отрывков из скандинавских саг, но на этот раз книжка называлась проще: «Административный кодекс». Полистав ее, дядька скучным голосом зачитал статью об ответственности за порчу памятников истории и культуры. Майор внимательно его выслушал.

– И что?

– Вы не понимаете?

– Нет.

– Вы ничего не слышали о строительстве автомобильного тоннеля под дном Невы? Об этом говорит весь город!

– Возможно, та половина, в которой живу я, просто занята иными делами, – сказал майор. – Тоже важными, но не имеющими отношения к памятникам истории и культуры.

(Ночью он впервые в жизни попросил у нее прощения.

Кулаком проломить кирпичную стену казалось ему проще, чем произнести эти несколько слов. Даже лбом проломить – и то проще. Это он умел, к этому привык. Ударить что есть силы и победить. Добиться своего. Но признавать, что был не прав, оказалось намного сложнее.

Они лежали в постели, и он сказал ей: «Прости меня, пожалуйста».

Она прижалась к нему теплой кожей и помолчала. А потом сказала, что ничего страшного. Синяк на лице почти не болит.

Выпитый за день алкоголь мешал сосредоточиться, и он так и не сказал ей, что просит прощения вовсе не за то, что ударил ее там, в прихожей, а за совсем другое…

За то, что все предыдущие годы их общей жизни были прожиты столь бездарно.

И еще за то, что он любит ее, но никогда ей об этом не говорил…

Договаривать с дядькой он оставил капитана. Сказал, чтобы тот зафиксировал все в письменной форме, а потом встал и вышел из кабинета. Выглядеть это должно было так, будто он вспомнил про срочное дело, хотя уже второй день он понимал: лично для него никаких срочных дел на свете просто не осталось.

Он вышел на улицу, молча постоял там, глядя на дождь, а когда вернулся в кабинет, на форменном кителе у него были видны мокрые брызги.

Очкастый краевед уже ушел. На полу возле стула, на котором он сидел, осталось лишь несколько мокрых следов. Осипов положил перед майором заполненный по всей форме бланк. Майор попробовал взять его и почитать: протянул руку к бумажному листу, но рука после вчерашнего ощутимо подрагивала, и майор убрал ее обратно под стол.

– Чего он хочет?

– Просит возбудить дело против строительной корпорации, ведущей работы по прокладке транспортного тоннеля под Невой.

– На каком основании?

– Уверяет, что они уничтожают своими работами уникальный археологический объект. Следы этого самого языческого святилища.

Майор помолчал, поразглядывал лист лежащей перед ним бумаги. Успел подумать, какой все-таки у Осипова аккуратный почерк. Потом спросил:

– Где конкретно ведутся эти работы?

– Вы действительно что ли не в курсе?

– Нет. А должен быть?