Холли Вебб - Рождественские истории. Девочка с портрета

Снег падал крупными хлопьями, но было не видно, ложится он или тает. Луч фонарика отражался от тёмного стекла и мешал разглядеть, что происходит на улице. Амелия открыла форточку, на секунду высунулась наружу – и ахнула от восторга. Голые ветви деревьев под окном уже покрылись тонкой хрустящей корочкой снега, похожей на сахарную глазурь. Всё небо было затянуто облаками. Похоже, снег будет идти ещё долго. Поплотнее закутавшись в одеяло, Амелия смотрела на кружащуюся белизну за окном.

Настоящий, взаправдашний снег! Может быть, Рождество всё-таки будет похоже на праздник.

– Ты идёшь кататься на санках? – спросила Белла, приобняв Амалию за плечи. Белла уже надела свитер, и толстовку с капюшоном, и тёплую куртку. Она ещё не выходила на улицу, а её щёки уже раскраснелись. После завтрака все убежали гулять. И Том – впереди всех.

Амелия покачала головой. Ей было видно в окно, как Том с Фредди играют в снегу. Том кидался снежками, а Фредди бегал за ними, находил упавшие и пытался поднять их зубами, почти такими же белыми, как сами снежки. Его морда была вся в снегу, и он каждый раз тряс головой и сконфуженно смотрел на Тома. Глядя на это, Амелия чуть не рассмеялась.

Но даже смешной и сконфуженный, Фредди всё равно был огромным. Амелии не хотелось, чтобы он погнался за ней, как за снежком.

– Нет. Там холодно. У меня нос заложен… Не хочу разболеться, – сказала она, уверенная, что Белла ей не поверит и начнёт уговаривать. Но сестра только вздохнула и побежала на улицу догонять Анью и Лору, которые поднимались на холм, волоча за собой санки.

Еще пару минут Амелия постояла у окна, наблюдая за ними, потом на цыпочках вышла из комнаты и направилась к лестнице на чердак. Хотя можно было и не осторожничать. Мама, тётя Лора и дядя Пит отправились на прогулку по первому снегу. Папа остался готовить обед, но был на кухне внизу и наверняка думал, что Амелия пошла гулять вместе со всеми.

Она тихонько открыла дверь в конце коридора и пошла вверх по лестнице, светя на ступеньки фонариком. Пальто висело на спинке кресла, где его оставила Амелия. Из кармана выглядывал дневник. В прошлый раз Амелия забыла здесь старое одеяло и сейчас завернулась в него, села в кресло, взяла дневник и нетерпеливо открыла на первой странице.

Вчера она думала об этом дневнике весь вечер, а перед сном, когда села писать в своём собственном дневнике, пролистала его от начала до конца, сравнивая две маленькие книжечки. У её дневника была яркая красивая обложка с цветами, крошечный серебряный замочек и фигурная рамочка на первой странице, куда надо записывать имя и адрес. Амелия подумала, что, возможно, тот мальчик тоже записал своё имя на первой странице, пусть даже его дневник и был самой обыкновенной записной книжкой в простой матерчатой обложке, без всяких фигурных рамочек. И сейчас, открыв её, Амелия сразу увидела надпись:

Ной Алан

Висконсин, 1873

Её прапрапрапрадед! Мальчик вырос, и стал художником, и нарисовал ту чудесную картину с охотниками в лесу, что висит в коридоре на втором этаже. И это был его дом!

Амелия ласково провела ладонью по страницам и начала читать. Некоторых слов она не понимала. Что такое «стрехи»? И что значит «ставить силки»? Почерк был мелким, местами не очень понятным, но читать эти записи, сделанные в позапрошлом веке, было очень интересно. И чем больше она читала, тем лучше разбирала почерк, и непонятные, странные слова если и не становились понятнее, то уже не казались такими странными. Жизнь Ноя в лесу была удивительной – и совсем не похожей на жизнь Амелии.

Девочка плохо спала этой ночью, и теперь у нее слипались глаза, и иногда ей казалось, что она почти слышит мальчишеский голос Ноя. Как будто он говорил с ней. Как будто рассказывал ей свою историю…

Папа велел гасить лампу, и вчера я не закончил писать. Продолжу сейчас.

У меня в кармане нашлось несколько сушёных ягодок ежевики. Я рассыпал их на снегу перед волчонком и помчался домой, пока он их обнюхивал. Я сказал маме, что мне надо сбегать обратно к источнику, потому что я забыл там варежки. Она пекла хлеб и не особенно прислушивалась к тому, что я ей говорю. Я взял в кладовке старое одеяло и незаметно вынес его из дома. Потом забежал в сарай и отрезал кусочек мороженой свинины, совсем чуть-чуть. Я подумал, что мы можем выкроить такую малость.

Когда я вернулся, волчонок приметил меня издалека и бросился мне навстречу. Он съел все до единой сушёные ягоды, и я заметил следы маленьких лап на примятом снегу, где он топтался в поисках добавки. Я так и думал, что он всё съест. Но когда я увидел, как он бежит ко мне с радостным визгом, когда я увидел его голодные, вопрошающие глаза, я озаботился мыслью – а сколько ему надо съесть, чтобы наесться досыта? Я не могу воровать для него еду из наших запасов. Это будет нечестно по отношению к маме. К тому же рано или поздно она всё узнает. Мне повезёт, если она не заметит, что я отрезал кусочек свинины.

Волчонок явно удивился, когда попытался куснуть смерзшееся мясо. Такого мяса он не ел никогда в жизни. Это наше спасение зимой. Папа забивает свинью, только когда начинаются уже настоящие морозы и можно не сомневаться, что мясо замёрзнет. В этом году папа добыл медведя, так что мяса нам хватит до самой весны. Но без расчёта на то, чтобы кормить волка.

Если я не смогу разыскать его маму, ему придётся учиться охотиться самому.

Сегодня утром я сбегал проведать волчонка и нашёл его там же, где оставил вчера. Он спал в дупле старого дерева, которое я обнаружил ещё прошлым летом недалеко от тропинки к источнику. Я рассудил, что так будет лучше всего – за водой всегда посылают меня. Вчера я устроил ему в дупле теплое гнёздышко из старого одеяла. Кажется, ему было уютно. Он проснулся, только когда я подошёл к дереву почти вплотную, и тихонечко зарычал.

Чем дольше я наблюдаю за ним, тем больше убеждаюсь, что он слишком маленький, чтобы бродить по лесу в одиночку. Ему хочется только играть и чтобы кто-то его кормил. Сегодня я принёс ему кролика, попавшего в силки. Пришлось сказать маме, что все силки были пустыми. Мама сказала, что сегодня мне просто не повезло и что в следующий раз я обязательно кого-то поймаю. Но мне было стыдно, что я ей соврал.

Когда я ходил повидаться с волчонком, мама с папой решили, что я сбежал в лес рисовать. Я совершенно забыл, что должен был помогать на конюшне. Вечером папа прочёл мне мораль, что я не должен пренебрегать домашней работой, и что мне надо лучше заботиться о Рассете, Руби и Люси, и что в нашей семье все помогают друг другу, и теперь я себя чувствую по-настоящему виноватым.

Но мои мысли сейчас заняты совершенно другим. Этот волчонок никак не идёт у меня из головы. Я вспоминаю, как он навострил уши, когда увидел, что это я, как он выскочил из дупла и облизал мне руку. Он бы понравился Грейс. Ей понравилось бы с ним играть. Я ведь не могу допустить, чтобы он умер от голода, правда?

Амелия заворочалась в полусне, пытаясь найти подушку, которая, наверное, упала на пол. И одеяло тоже упало, потому что Амелии было холодно. Она открыла глаза и села на постели.

Подушки не было. Ни подушки, ни тёплого стёганого одеяла. Не было даже постели. Из знакомых вещей осталось только старое ворсистое одеяло. Амелия вцепилась в него и попыталась сообразить, где она и почему всё вокруг кажется таким странным. Она вспомнила, что пошла на чердак и села читать дневник. Наверное, она заснула в кресле. Но кресло было удобным и мягким, пусть и совсем старым. А сейчас у Амелии было такое чувство, будто она сидит на соломе.

Она огляделась по сторонам. В комнате было темно, только бледные лучи солнца пробивались сквозь щели вокруг двери в дальнем конце. Но если бы Амелия сейчас была на чердаке, то свет лился бы в окна. Неужели она ходила во сне и случайно забрела в ещё какую-то комнату в доме, о которой не знала раньше?

И тут тёмный силуэт рядом с ней – Амелия принимала его за мебель – вдруг зашевелился и горячо задышал ей в шею.

Амелия вскрикнула, отшатнулась, вскочила на ноги и бросилась к двери. Что это?! Кто?! Где она очутилась?! Тяжёлый деревянный засов на двери поддался не сразу. Амелия возилась с задвижкой, обмирая от страха, что это чудовище из темноты сейчас набросится на неё и съест.

Кто-то всхрапнул у неё за спиной, запыхтел, завозился. Кто-то очень большой и тяжёлый. Амелии наконец удалось открыть дверь. Холодный белый свет солнца осветил тесное стойло и корову, с любопытством глядевшую на неё. В глубине помещения располагались ещё два стойла с невысокими деревянными перегородками. Там стояли две лошади и тоже с интересом смотрели на девочку, прядая ушами.

В доме Алана не было животных. Кроме Фредди, конечно. И Тома – Амелия причисляла его к ним, когда злилась.