На исходе каменного века - Михаил Павлович Маношкин

Роман

Леопард неподвижно лежал в своей каменной нише. Его желтые глаза упорно смотрели в проем входа, но, кроме серых камней, не видели ничего: все скрылось за ливневой завесой дождя.

Вода угнетала зверя. Он тоскливо ждал солнца, чтобы стряхнуть с себя оцепенение, покинуть логово, вдохнуть запахи посвежевшей земли. Но стихии продолжали буйствовать, и он оставался в полумраке логова, устремив перед собой невидящий взгляд. В своей неподвижности зверь напоминал камень. Лишь когда сверкали молнии и гремел гром, веки у него вздрагивали, а в глазах вспыхивал огонек.

Леопард был терпелив, но ждать становилось все труднее. Ручеек, который всегда тихо журчал рядом и в котором зверь утолял жажду, начал вспухать, заливать камень за камнем.

Леопард сменил место, лег повыше, но вода упорно подбиралась к нему, дыша на него холодом и сыростью.

Охваченный тревогой, зверь встал, тоскливо и злобно огляделся. Кроме воды, в логове не было никакого врага, с водой же он ничего не мог поделать. Она завладела его убежищем, она не оставила ему сухого места, она гнала его вон.

Он шагнул к выходу и в нерешительности остановился: шум ливня, вспышки молний и раскаты грома пугали его. Едва почувствовав на себе дождевой поток, он отпрянул назад, в глубь логова, но и здесь была вода.

Убедившись, что она сильнее его, леопард покинул логово — ливень тут же окутал его с головы до ног. Отфыркиваясь, рыча от бессилия, он зашагал прочь.

Привычные запахи стерлись, все стало незнакомым, будто он попал в чужие края. Он задерживался под каменными карнизами, но они не спасали его от воды, и он шел дальше.

Он наткнулся на куропаток, миновал логово рыжих собак, вспугнул стайку коз. Он никого не преследовал, вода отняла у него аппетит, Леопард искал сухой уголок, где можно было бы стряхнуть с себя воду, растянуться на земле и уснуть.

Вдруг зверь замер, будто прикованный к месту, и забыл о воде, о молниях, о раскатах грома: он уловил запах человека.

Глаза у него желтовато блеснули, он припал к земле и пополз на этот запах.

Вот оно, жилище человека, самого любопытного из всех существ, с которыми когда-либо сталкивался леопард! Притаившись среди камней, он увидел темную дыру пещеры, всем своим телом почувствовал: там сухо и тепло, а человек у входа вряд ли окажет ему сопротивление. Этот не был похож на тех крупных и сильных двуногих, которые смело ходили по земле. Тех леопард не считал своей добычей, а этого сомнет, как травинку…

Зверь больше не чувствовал дождя, не обращал внимания на мутные ручьи, бежавшие мимо. Зверь ступил на охотничью тропу.

* * *

Старая Луху сидела под навесом у входа в пещеру и растирала в деревянной ступке корни гро. Эта работа требовала терпения и внимания. Дымный полумрак пещеры мешал Луху, зрение у нее утратило остроту, силы иссякли, и она уже с трудом готовила лекарства для больных ланнов. А когда-то она была сильна и вынослива, как воин. Великая анга ланнов, она хранила в себе мудрость предков, и ее слова значили не меньше, чем слова вождя. Но с тех пор, как силы начали изменять ей и Урбу сорвал с нее амулет, дающий анга власть и мудрость предков, ланны стали смеяться над ее старостью, хотя по-прежнему не отказывались от ее лекарств.

У Луху были умелые руки, они помогали ее ослабевшим глазам, которые теперь лучше видели вдали, чем вблизи.

Сейчас она истолчет в ступке ядовито-горький корень гро, добавит к нему листьев лавы и цветов лии, чтобы смягчить горечь. Эту смесь она затем пересыплет в рог быка, зальет водой и подвесит сбоку костра. Когда настой будет готов, Луху снимет рог, остудит на холодных камнях и потом даст больным отпить из него по нескольку глотков. Последним выпьет Тощий Лок. Он лежал в стороне от остальных, потому что в праздник самой короткой ночи ланны отвергли его…

Леопард подползал все ближе. Дым не пугал его, сгорбившийся у входа человек был не сильнее ягненка: один удар лапой — и путь свободен. Он ворвется в пещеру, и тогда наступит Праздник Крови…

Луху сосредоточенно растирала корни, но запах зверя насторожил ее: поблизости был леопард!

Она подняла голову — сквозь завесу дождя проглядывали камни, окаймленные ручьями мутной воды. Вода висела в воздухе, вода была везде. Луху пережила много ливней и гроз, но таких вот гроз и таких потоков воды она не видела давно. Пенистые ручьи проносились мимо пещеры и скатывались в Дуа, на которую сейчас страшно было смотреть: в ней текла мертвая вода, мутная и свирепая. Она несла вдаль кусты и деревья, она пожирала травы, землю и камни, она затопила противоположный низкий берег до темной полосы далеких лесов. А ливни продолжались, вода ширилась и буйствовала. В такую погоду все живое прячется, охваченное страхом перед водой, огненными стрелами и раскатами грома.

Еще несколько шагов, и леопард упруго вскинет свое каменно-мускулистое тело, ударом лапы сокрушит человека у входа, ринется внутрь пещеры и начнет сладкий танец Крови… Но вода выдала зверя — не будь ее, он не встал бы на неверный камень…

Луху заметила зверя и предостерегающе вскрикнула. Леопард не ожидал, что это слабое существо способно так громко кричать. Он на мгновение задержался перед прыжком, и тут же из пещеры один за другим выбежали два человека, встали перед ним, закрыли собой старую женщину.

Тело леопарда взвилось вверх и упало почти на то же место. Поразительное совершенство мышц: зверь прервал свой прыжок на лету!

Не страх, а удивление остановило его: люди не убегали прочь, они приготовились к битве с ним, их руки были удлинены острыми предметами, способными причинять жгучую боль.

Удивление — сестра осторожности. Леопард с любопытством разглядывал своих противников. Они были высоки и прямы, стояли свободно, глядя ему в глаза и не испытывая перед ним страха. Один был светловолос, другой потемнее…

Гал и Рун закрыли собой Луху. Еще мгновение — и их копья вонзились бы в тело зверя, но тот не спешил напасть, и они не торопились нанести ответный удар.

Оскалив пасть, злобно рыча, леопард яростно бил хвостом. Он надеялся устрашить людей, но они не дрогнули, не отступили ни на шаг.