Зорге. Под знаком сакуры - Валерий Дмитриевич Поволяев
Помощь проекту
Зорге. Под знаком сакуры читать книгу онлайн
Валерий Поволяев
Зорге. Под знаком сакуры
Часть первая
ЖИЗНЬ НА ВУЛКАНЕ
До Токио Зорге добирался сложным путем, дальним, кружным — через Запад, а точнее, через Германию. Берлин за несколько последних лет изменился, конечно, сильно: Зорге, сойдя с поезда на перроне Силезского вокзала Шлезишербанхофф, первым делом обратил внимание, что вокзал не то чтобы выцвел или перекрасился — он стал темнее. И хотя каждая частица, каждая деталь блестели, основательно надраенные, вокзал производил мрачное, какое-то могильное впечатление.
Может быть, могильной мрачности ему добавляли длинные красные полотнища, которые ковровыми дорожками свешивались со стен здания вокзала, каждая дорожка была украшена белым кругом, в котором гнездилась черная свастика. Зорге вспомнил, что читал в какой-то книге: свастика — это символ жизни, бесконечного движения, вечности, придумана была когда-то умными индусами для добрых целей, но сейчас вот — оказалась в руках фашистов. И неизвестно еще, во что они превратят этот знак. Тьфу!
Бросив пыльник — дорогой летний плащ, себе на плечо, Зорге подхватил свой саквояж — добротный кожаный баул, и вышел на привокзальную площадь.
Красных дорожек, висевших на стенах зданий, здесь было еще больше, все стреляли белыми бельмами, украшенными черными колючими зрачками-свастиками. Назойливость этих свастик, их количество вызывали невольный холод, впрочем, холод вскоре прошел и сменился раздражением.
Зорге подавил в себе и раздражение — самое лучшее находиться в спокойном, просчитанном до мелочей состоянии, почти заторможенном, тогда можно управлять собою, как неким механизмом, — ну будто автомобилем (Зорге усмехнулся и вспомнил Чана Кайши, великого китайского автомобилиста, и свою деятельность в клубе, руководимом им), скосил взгляд на диск солнца, возникший в прорехе между облаками, улыбнулся неожиданно беззаботно. Вот жизнь — все время приходится с кем-то воевать, если не с фашистами, то с монархистами, либо с тенями их, с поборниками исламизма, вознамерившимися покорить весь мир, или же с кем-нибудь еще.
До поездки в Китай Зорге, например, не знал совершенно, даже не подозревал, что треть этой великой страны — мусульмане, считал китайцев буддистами (из-за близости к Тибету и Индии, конечно же) и был неправ.
Китай — страна загадочная. Впрочем, Европа — штукенция еще более загадочная, хотя стара, как Древний мир с его могучими зверями, — впрочем, звери эти давным-давно изучены детально — от носа до копчика и обратно, каждая косточка обсосана, саблезубым тигром или звероящером ныне не удивишь даже деревенского пастуха, насквозь пропахшего овечьей мочой.
По-барски щелкнув пальцами, Зорге подозвал к себе такси, — вести себя в этом мире надо именно по-барски, надменно, и только так, другую манеру поведения фашисты вряд ли примут, а если примут, то не поймут.
Таксист поспешно подъехал к Рихарду и выскочил из машины, чтобы открыть багажник.
— Не надо, — остановил его Зорге, — у меня нет с собой багажа. А это, — он приподнял легкий саквояж, — не багаж. Простой баул.
Баул он поставил на заднее сиденье, сверху пристроил пыльник, сам сел рядом с водителем.
— Давайте-ка на Унтер-ден-Линден, — сказал он. Водитель ему не понравился: лощеный, похожий на обер-фельдфебеля Миллера, столь памятного по фронту, с такой же наглой физиономией, украшенной усиками, с тусклым оловянным значком (фашистским, естественно), пришпиленным к форменной куртке.
Унтер-ден-Линден — Улица под липами — считалась украшением Берлина, и это было справедливо, — красивее Унтер-ден-Линден в Берлине не было ничего, может быть, только площадь около рейхстага, да и то вряд ли, — ни одна улица, ни одна площадь не могли соревноваться с ней. Здесь же находились самые дорогие отели и самые модные магазины.
Отель для Зорге был заказан. Едва он разместился в номере, как раздался телефонный звонок. Звонила женщина. Разговор был короткий. Ясно было, что дама ошиблась номером, но и нескольких коротких фраз было достаточно, чтобы узнать, куда Зорге должен был явиться завтра в двенадцать часов дня… Женщина, мило извинившись — с кем не бывает, все мы хоть раз в жизни ошибаемся, — повесила трубку. Зорге открыл окно.
Воздух здесь, на Унтер-ден-Линден, действительно пахнул липовым цветом — тягучим, сладким, кружащим голову; на каштанах, которых также было много на этой улице, кое-где слабым сиреневым светом горели высокие прямые свечки — цветы, их было мало, но запах их добавлял в густой, студенисто подрагивающий воздух свое — неповторимую горчину, которую Зорге любил. Он вообще любил берлинские каштаны. Особенно в пору цветения. Впрочем, он не был оригинален.
На столе лежала газета — единственная в номере, больше газет не было — «Ангрифф». На первой полосе был помещен портрет Гитлера: канцлер встречается с немецкими промышленниками. Текст почти ничего не говорил: сухие бесстрастные строки — этакая словесная маскировка, шелуха, прикрывающая содержание разговора. Впрочем, прикрывала шелуха разговор очень надежно. Рихард многое бы дал, чтобы узнать, о чем конкретно шла речь на этой встрече.
«Ангрифф» — газета нацистская, все события рассматривала только с одного угла обзора — Адольфа Гитлера, и если что-то оказывалось не так, корректировала эти события. В общем, делала все, чтобы Адольф пришел к власти. И он пришел: на выборах в марте тридцать третьего года набрал семнадцать миллионов голосов. Каким образом набрал, какими средствами — об этом говорили мало (а ведь и подлоги имели место, и мордобой, и угрозы, и даже убийства — по части беспредела коричневые рубашки Адольфа не знали себе равных; правда, об этом больше молчали, чем говорили). Ближайшие соперники Гитлера коммунисты набрали в три раза меньше голосов, заняли в рейхстаге довольно прочное положение, но буквально через пару недель депутаты от компартии были арестованы, несмотря на пресловутую депутатскую неприкосновенность, которая действительно оказалась пресловутой, точнее — липовой, а их мандаты были демонстративно разорваны. Германия даже вздрогнула от неожиданности. Но к выходкам Гитлера привыкла быстро.
Тем более что он пообещал немцам сытую жизнь.
— Для того чтобы выполнить это обещание, мне надо развязать руки, — сказал Гитлер на одном из обедов в том же промозглом марте тридцать третьего года, поднял бокал с шампанским и предложил за это выпить.
Присутствующие, всё понимая и поглядывая на Гитлера с любовью, выпили. Двадцать третьего марта рейхстаг принял закон о наделении Адольфа чрезвычайными полномочиями.
В общем, с того все и началось…
Впрочем, берлинцы не очень-то верили будущему фюреру — им был хорошо ведом дух баррикад.
Побрившись и освежившись хорошим французским одеколоном, сменив костюм, Зорге вышел на улицу. Первым делом купил в киоске несколько изданий — с «Ангриффом» все было понятно, эту