Врата Афин - Конн Иггульден

Фемистокл глубоко вздохнул, подавляя панику, которую испытывал, даже просто произнося эти слова. Ему нужно было привлечь остальных на свою сторону, а не принуждать их к подчинению. Он взглянул на Ксантиппа, который, по крайней мере, знал, о чем они договорились.

– Имея это в виду, я бы отозвал флот и использовал его для спасения Афин.

Эврибиад открыл рот, и Фемистокл заговорил быстрее, зная, что, скорее всего, ударит спартанца, если тот отвергнет этот план, – и тогда все наверняка закончится кровопролитием и убийством.

– Мы не можем помешать персам добраться до женщин и детей в городе. С такой армией – нет. – Он указал в сторону берега, где персы все еще шли и шли через перевал. – У нас достаточно кораблей. Если мы отправим половину нашего флота сегодня утром, а остальное вечером, то сможем увести людей до того, как они увидят врага.

– Спартанская армия… – начал Эврибиад.

– …проводила дни в молитвах, когда ей следовало готовиться к войне! – рявкнул Фемистокл. – Твой царь Леонид хорошо это понимал. Я уважаю его! Но это не спасет Афины. Не сейчас. У нас был один шанс – если бы Спарта вышла из-за вашей стены два или три дня назад.

Эврибиад сжал челюсти, лицо его медленно багровело.

– Со мной еще никто так не разговаривал…

Отвести нарастающий гнев обоих, не дать ярости захлестнуть спорщиков поспешил Ксантипп.

– Остров Саламин находится ближе всего к Афинам – через порт Пирей, – заговорил он. – Задействовав корабли и лодки, мы могли бы вывезти всех людей. Если мы дадим себе ночную передышку, то сможем это сделать – до того, как персы достигнут той части побережья.

– К тому времени наши экипажи будут измотаны, – заметил кто-то.

– Как и преследовавший нас персидский флот, – ответил Ксантипп. – Мы снова столкнемся с ними в море – и теперь мы их знаем.

– Афины будут разрушены, – тихо, почти про себя, произнес Кимон.

На лице его отразилась скорбь, но Фемистокл предпочел выслушать его.

– Город – это не дома и даже не храмы. Все, что имеет значение, – это женщины и дети, которых мы оставили. Если мы сможем их вытащить, то сможем восстановить утерянное – где угодно.

– Почему остров Саламин? – спросил один капитан. – У людей, которых вы высадите, не будет собственных кораблей. Они окажутся там в ловушке!

Фемистокл наблюдал за Эврибиадом, ожидая, когда тот согласится с планом. Он уже всерьез подумывал о том, чтобы выбросить спартанца за борт в доспехах.

– Саламин недалеко от Пирея, – сказал Фемистокл. – И остров достаточно большой, чтобы вместить их всех. За то время, что у нас есть, больше некуда. – Он глубоко вздохнул, его глаза свирепо полыхнули. – Мне не нужно говорить вам, что экипажи не будут просто сидеть и смотреть, как горят Афины. Мы сердце этого флота, и без нас вы не сможете противостоять Персии на море. Все, что сейчас имеет значение, – это обеспечить безопасность наших людей. Мы сделаем это с вами – и назовем вас друзьями, – или мы сделаем это в одиночку, а затем снова столкнемся с персидским флотом. Какой еще есть выбор?

Он посмотрел на Эврибиада.

– Хочешь сказать, что решение за мной? – спросил спартанец.

Ответ был на лицах людей, смотревших на него. Эврибиад устало кивнул, его уже тошнило от мира за пределами Спарты. Дома он всегда знал что и как. Здесь же проклятые афиняне спорили бы по каждому пункту до смерти и думали, что они чего-то достигли.

– Я держал здесь флот, пока царь Леонид сражался, – сказал Фемистокл. – Мы дали ему надежду, как и он дал нам надежду. Теперь, когда его нет, я должен подумать обо всех тех, кто надеется на нас в своей жизни. Прими мою руку, Эврибиад. Здесь есть только один правильный выбор.

Спартанец медленно выдохнул. Если он выведет оставшиеся спартанские корабли, то лишится помощи остальных. Ему было все равно, возьмут персы Афины или нет. Город был конкурентом и занозой в боку Спарты на протяжении сотен лет. Однако он нуждался в их флоте.

Эврибиад протянул Фемистоклу руку, стиснув его ладонь в своей железной хватке. Афинянин, похоже, поддался, тем самым лишив его чувства удовлетворения.

– Очень хорошо, – сказал спартанец. – Мы спасем Афины.

Агариста увидела всадника, приближающегося в столбе пыли по дороге из города. Она стояла на стене поместья, глядя на восток и юг, и ее тень вытянулась в длину, потому что солнце уже начало садиться. К стене ее позвал раб Маний, почувствовавший что-то неладное. Другие всадники пронеслись мимо, опустив головы, вдыхая пыль и забивая ею легкие. Что-то происходило. Маний умел читать полет птиц в небе. Он чувствовал запах войны в ветре, и когда забеспокоился он, забеспокоилась и она.

Узнав Эпикла, Агариста ахнула. Его не должно быть здесь – он должен быть там. Он должен был быть с Ксантиппом, в море. Руки затрепетали и не слушались ее. Ксантипп не мог умереть; она бы это почувствовала. Ей бы это приснилось, и она увидела бы его в последний раз. Боги не столь жестоки, чтобы просто забрать его и не дать ей знать. Часть утра она провела, собирая цветы на лугу. Мысль о том, что она, возможно, вдохнула лепестки и познала покой, когда Ксантипп пал на поле боя, отозвалась острой болью.

В тот момент, когда Эпикл спешился, она уже почти желала, чтобы он просто пошел дальше и не заговорил с ней, чтобы все, что он знал, можно было удержать на губах и не произносить.

– Агариста, – сказал он, глядя туда, где она стояла, застывшая от страха.

Голос у него был усталый, лицо и волосы покрыты грязью, а на виске, у линии волос, виднелась кровавая царапина. Она увидела, что его левая рука покрыта синяками. Эпикл выглядел далеко не лучшим образом, неся следы войны под слоем пыли.

– Он мертв? – спросила она сдавленным и высоким голосом, так что это прозвучало как у маленькой девочки.

– Ксантипп жив, но мы не можем спасти город. Собери детей, Агариста. Призови своих домочадцев. Есть корабли, которые ждут, чтобы забрать тебя отсюда, – если ты поторопишься.

– Откройте ворота! – сказала Агариста.

Она сбежала по ступенькам и обняла Эпикла, который прошел мимо Мания и вооруженных рабов. В какой-то момент Эпикл пошатнулся, и она почувствовала, насколько он устал и грязен.

– Агариста, у нас нет времени. Персы приближаются. Пожалуйста, позови детей. Пусть рабы соберут