Эдвард Радзинский - Театр времени Нерона и Сенеки

– «Даздравствуетцезарьмывсегдахотелктакогоцезарякактысорок– разтавеликийотецбратсенатортыисгинныйцезарьвосемьдесятраз!» – завопил сенатор.

– Завидная участь, – продолжал Нерон, – ты будешь терпеть мучения великого титана. Ведь Прометей, как и ты, очень любил людей. Но он не только любил – он пострадал за них. Так что перед сотней тысяч своих братьев римлян ты сможешь показать – и не словами, как Сенека, – а трудным делом... как ты их любишь! Ты доволен великой милостью своего брата Цезаря?

– Ты – сказал, – улыбаясь, ответил старик.

– А жаль, – обратился Нерон к Сенеке, – ведь это тебя я мечтал наградить божественной смертью. Это тебе я готовил роль Прометея. Но ты всегда был в лучшем случае домашний пес при леопарде. А какой же Прометей без бунта!

И Нерон приказал Амуру:

– Начинайте! Распните его, – указал Нерон на старика. – Пусть римская чернь, войдя сегодня в цирк, увидит своего Прометея высоким и великим...

– Он не сможет идти к кресту, Цезарь, – сказал Амур. – У него перебиты руки и ноги.

– А разве божество ходит? Везите к кресту Прометея! У нас для него приготовлена царская колесница! Эй, конь!

И сенатор с готовностью заржал.

Амур и сенатор вытащили старика из бочки. И тогда сенатор увидел руки старика со страшными следами.

– Гляди, Цезарь, – в панике завопил сенатор, – следы... гвоздей!

– Ты посмел заговорить! – Удар бича обрушился на сенатора.

– Следы гвоздей!.. И на ногах тоже!.. – в ужасе продолжал кричать сенатор.

Нерон осмотрел руки и ноги старика. Спросил изумленно:

– Тебя распинали?

– Ты – сказал, – улыбнулся старик

– Когда?

– В очень давние времена. Я был тогда Прометеем... Потом распинал опять, когда я стал Диогеном... Потом... Меня все время распинают, брат. От того так веселит меня твоя вера, что ты делаешь это первым, – засмеялся старик

– Он воскрес! Он бог! – завопил сенатор и поволок свою колесниц; прочь от бочки. – Он истинный бог!

Нерон схватил сенатора под уздцы:

– Он жалкий калеченый человек!.. Как жаждут у нас сверхъестественного! Спасибо Сенеке – он научил меня не верить суевериям... Ну рассуди, если даже его распинали: что тут чудесного? Ну распяли, а потом, как у нас бывает, легионеры не проверили, умер ли он. И завалились спать, а друзы распятого тут как тут – и сняли с креста! Что здесь необычайного, скажи! Ну? Ты ведь еще недавно был умным сенатором, Антоний Флав, – сказал Нерон, успокаивая то ли сенатора, то ли себя самого. И он обратился к старику: – Во всяком случае, Диоген, я обещаю: в этот раз тебя распнут хорошенько. Договорились?

– Ты – сказал!

– Но если ты все-таки надумаешь опять воскреснуть, где нам тебя искать, Диоген? Назначай место.

Старик, все продолжая радостно улыбаться, долгим взглядом оглядел всех – Нерона, Амура, Венеру. И появившихся из темноты легионеров с факелами. Наконец взгляд его остановился на Сенеке. Мгновение он пристально смотрел на него, а потом сказал, обращаясь уже к Нерону:

– Я буду ждать тебя в бочке, как всегда.

– О бочке мы тоже позаботимся: ее сожгут под твоим крестом... чтобы тебе было виднее, – улыбнулся Нерон. – И еще. Я задумал, наш Прометей, чтобы на кресте тебя развлекли возлюбленные тобой люди..

И Нерон закричал вниз, сквозь решетку в подземелье:

– Ребятки! Вас тысяча! Сейчас вам принесут мечи... Запомните, я сохраню жизнь десятерым... Оставшимся десятерым! Десять из тысячи получат свободу, девок и деньги. Так обещает ваш цезарь. Рубитесь! – И он подмигнул Венере: – Встань за решетку, шлюха, чтобы у них хватило вдохновения!

Венера взошла за решетку. И лениво начала свой танец.

Все быстрее, быстрее, быстрее кружилась Венера...

А под решеткой вокруг стола, заваленного объедками, среди коптящих ламп, курящихся благовоний, окруженные визжащими женщинами, рубились убойные люди. Лязг мечей, стоны раненых, крики боли"

На арене в свете факелов легионеры подняли старика на крест. И распяли его.

– Ты по-прежнему любишь всех? – спросил Нерон старика.

– Да, брат, – еле слышно шевелил губами старик на кресте.

– И его? – указал Нерон на сенатора в колеснице.

– И его, брат, – изнемогая от боли, ответил старик с креста.

– Вот он и станет твоим Гефестом – он проткнет тебя.

И Амур начал распрягать сенатора. Но сенатор упал на колени, цеплялся за упряжь и кричал:

– Великий цезарь! Умоляю!.. Я не могу! Он бог!

– Тогда тебя самого посадят на кол рядом с ним. – И Нерон взял пику у легионера и протянул сенатору: – Будешь колоть, мразь? Ну?.. Будешь?!

Дрожа, задыхаясь в слезах, сенатор взял оружие.

– Я вернусь в одежде Эсхила... чтобы на фоне всей этой декорации в лучах восходящего солнца прочесть бессмертную трагедию поэта «Прикованный Прометей»... Ну а ты, учитель, как всегда, будешь зрителем... Хотя, надеюсь, к вечеру ты величаво покинешь наш жестокий спектакль в соответствии с моей легендой. Легкой жизни – легкая смерть! Такова моя плата.

И Нерон обнял Сенеку. И поцеловал его. В глазах Нерона были слезы.

Нерон ушел во тьму...

Трещали горящие факелы. Сенека смотрел на старика, умиравшего на золотом кресте, на сенатора с пикой, дрожащего под крестом, на Венеру и Амура, упоенно скакавших по решетке в безумном танце под крики и стоны умиравших людей, на легионеров, стороживших крест.

И опять взгляд Сенеки встретился со взглядом старика на кресте.

И тогда Сенека поспешно направился к пустой бочке. Осмотревшись, поняв, что никто за ним не следит, быстро, неуклюже полез Сенека в бочку.

Голова его исчезла в огромной бочке...

Вставало солнце. Сквозь розовый шелк его лучи упали на арену. И золотом вспыхнули медные опилки.

В трубном реве фанфар из главного входа появился Нерон. В пурпурной тоге, в лавровом венке, с кифарой в руках он шел к золотому кресту. У креста Нерон остановился и ударил по струнам. Зазвучала кифара – и Нерон запел стихи Эсхила:

– Вот кольца приготовлены.

Надень ему их на руки

И молотком к скале прибей.

Теперь, Гефест, железным шилом

С размаха грудь ему

Проткни!!

И, закрыв глаза, сенатор остервенело ударил пикой старика на кресте. Старик задохнулся от крика и боли.

– Прости им... – прошептал он и затих на кресте.

– Он умер... Я убил его... – в ужасе прошептал сенатор. Усмехаясь, Нерон обратился к распятому:

– Мой брат Диоген мертв... – И, зевнув, Нерон посмотрел на золотую бочку: – Ну что, пустое дерьмо?

И с размаху презрительно ударил ее ногой. И завопил от боли... Бочка осталась недвижимой.

– Отойди, Цезарь, – раздался голос из бочки.

– Сенека?! – в ужасе прошептал Нерон, отступая от бочки.

– Ты ошибся, Цезарь, меня зовут Диоген. И ты загораживаешь мне солнце...

Нерон взял факел из рук легионера.

В беспощадном свете огня в подымающемся солнце стали видны румяна, толстым слоем покрывавшие усталое, обрюзглое лицо Нерона. Но вот Нерон отодвинул факел – и вновь он был прежний Аполлон.

С факелом в руках медленно приблизился Аполлон к бочке. И поджег ее

Потом Аполлон, Амур и Венера молча уселись вокруг подожженной бочки.

Они ждали.

Страшный, нечеловеческий вопль раздался из горящей бочки. И затих. Затихли крики и стоны в подземелье. И наступила тишина.

И тогда в тишине зазвучал нежный смех Амура. Смех этот, как мелодию, подхватил Аполлон, за ним – Венера.

Так они сидели вокруг догорающей бочки, как три юных божества. И тихонечко смеялись – будто переговаривались о какой-то только им известной тайне.