Галина Романова - Роман Галицкий. Русский король

Узнав о приезде Романа, Рюрик засуетился, не зная, чего ждать. Будь он в прежней силе, не раздумывая приказал бы схватить старого недруга и заточить в поруб. Но прошли те времена, и вышгородскому князю ничего не оставалось, как встретить дорогого гостя и накрыть в честь него пир.

Роман от пира не отказывался, ел и пил в охотку, поднимал чару за здравие хозяина с хозяйкою.

- Что же привело тебя, Романе, в наши края? - с тревогой заглядывал ему в глаза Рюрик.

- Проезжал я по Киеву-граду, - вздохнул Роман. - Оскудел Киев-то. Там, где прежде стояли терема, ныне бурьян да головешки. Где недавно ещё стучали молоты и кросна, теперь тишь да немота. На исадах лодьи в три ряда стояли - ныне качаются три судёнышка. И народа поубавилось, и храмы божьи обнищали… Что прежде было? Благолепие. А ныне? Срамота одна!.. Отчего бы это? - И он прямо взглянул в глаза Рюрику.

- Половцы поганые виноваты, - отвёл тот глаза.

- А раз половцы, - Роман развалился на скамье и с важной хозяйской улыбкой протянул чашнику свою Чару, - то не пора ли ударить по поганым, чтоб зареклись они впредь ходить на нашу сторону?

Рюрик едва не поперхнулся вином.

- Ты зовёшь меня на половцев, Романе? - спросил он.

- А то нет. Давно пора их проучить. Да и добра у них возьмём - Киев сызнова народом населим, воротим ему хоть частицу отнятого. И сами обогатимся - дружины-то наши с конца копья кормятся!.. Что, княже, пойдёшь со мной на половцев? - он подмигнул сидевшему здесь же молодому Владимиру Рюриковичу.

Шестнадцатилетний мальчик едва ли не впервые сидел на пиру взрослых и покраснел от смущения. Рюрик сам не знал, что ответить. По нынешнему положению это была большая честь, и он кивнул:

- Я согласен! Но и других князей призовём!

Той же осенью, совокупившись с Ростиславом белгородским и юным Ярославом переяславльским, сыном Всеволода Большое Гнездо, два союзника-недруга отправились в половецкую степь.

По первому снегу ворочались они домой. Далеко позади остались разорённые половецкие стойбища, первый снег заметал оставленные без погребения трупы степняков. Уцелевшие отходили дальше за Дон и низовья Волги. Ополонившись, князья не спеша шли обратно. Гнали большой полон, везли много добра - не только отнятого у степняков, но и взятого назад своего.

Возле Заруба остановились первый раз - здесь от основного войска отделились полки Ярослава Всеволодовича со своей долей добычи. Князья три дня пировали в тереме у зарубского посадника, а после каждый двинулся своей дорогой.

Ещё прежде стали приглядываться князья друг к другу. Пока воевали, стояли за одно, а тут понемногу припоминалось старое. Шептали на ухо Роману киевские бояре - не все были довольны Рюриком, шибко переменился Вышлобый, вернувшись на великий стол. Одних называл своими верными союзниками, а других величал предателями. Особенно недовольничал Чурыня. Всегда питавший слабость к Роману, он в годину половецкого нашествия остался без терема - сожгли его поганые. И по двум его деревенькам прошли - из пяти домов уцелел едва один. Считай, разорился боярин и, несмотря на то, что в обозе была свалена и его доля добычи, лелеял тёмные Думы.

В пути он то и дело будто невзначай подъезжал к Роману, заговаривал с ним, с дрожью в голосе рассказывал о том, какой тяжкой стала жизнь в Киеве. Мечтал, чтобы встал в нём новый князь, намекал, что найдёт он верных и преданных слуг. Роман слушал вполуха - он ещё дома научился распознавать льстивые речи бояр и не внимал им. Но тут слова Чурыни находили отклик в его сердце. С Рюриком надо было поскорее покончить, да так, чтобы Всеволод не вступился и пути назад ему не было.

Последняя остановка была в Триполье. Трипольский посадник Рядило расстарался ради именитых гостей - в тереме был накрыты столы, ломившиеся от яств, были открыты все бочонки с вином и мёдом. Теснились на подворье песельники и скоморохи.

Радостен был этот пир. Много было взято добра, а русской крови пролито мало. Подвыпив, бояре расхвастались перед князьями, выгораживая каждый себя и не забывая хвалить князей за удаль и смелость. Юный Владимир не посрамил себя в бою, Ростислав был весь в отца и деда, Рюрик вовсе был орлом. Но больше всего хвалы досталось на долю Романа. Даже Рюриковы бояре, Чурыня и Сдеслав Жирославич, воздавали ему почести, заставляя самого Рюрика скрипеть зубами и хмуриться. Да и что сказать - Роман сей поход затеял, он же уговорил князей, он же выбирал, куда идти и как биться, а после боя делил добычу. Юный Ярослав переяславльский с Волынским князем не спорил - ему, двенадцатилетнему, даже не пришлось обагрить меча, - а остальные держали мысли при себе. Но сейчас приугасшая было ненависть вспыхнула в Рюрике с новой силой. Роман отвечал ему тем же.

И вот сидели они на пиру, обжигали друг друга взглядами исподлобья. Рюрик слушал хвалы, расточаемые Роману, и распалялся всё больше.

- Что надулся, аки лягва болотная? - подзудил он Роману. - Слушай этих крикунов, слушай больше!.. А вы цыц! - прикрикнул он на бояр. - Чего разорались? Кто в Киеве сидит? Я! Стало быть, и князь великий тоже я!

- Окстись, князь - Роман пил, как все, но оставался трезв. - Не сам ты Киев получил, но из моих рук взял. И Всеволоду Юрьичу и мне крест целовал.

- А ты - преже того мне! - выкрикнул Рюрик. - Ты - мой подручник ещё с прошлых лет и не тебе меня учить.

- Я-то, может, и твой подручник, да ты ныне не великий князь! - улыбнулся Роман.

Словно взбесился Рюрик при этих словах.

- Это кто не великий князь? Я не великий князь? - вскричал он, вскакивая. - Да я живот свой положил за Русскую землю! Я двадцать годов на княжении стою! А ты - без году неделя! И не тебе меня учить!

- Я и не учу, - холодно оборвал Роман. - Дурака учить - только портить!

- Это ты… на меня? - задохнулся Рюрик. - На князя киевского? Да ты ведаешь, что я тебе за такие слова…

Он вскочил, рванулся через стол к Роману, но тот, мгновенно приподнявшись, толкнул его в грудь. Как и в молодости, силён был Роман надмерно, а Рюрик ещё и пьян. От могучего толчка он не удержался на ногах и повалился назад, скатившись со скамьи на пол. Испуганные гридни кинулись поднимать князя. Роман неспешно опустился на своё место.

- Не расшибся? - насмешливо бросил он, когда Рюрика водрузили на скамью. - Вот так, вот и сиди. Ты киевский князь, покуда я тебя на золотом столе терплю. Не забывай, что ты Всеволоду, сынам его и мне клялся в нашей воле быть.

Побагровевший Рюрик метал в него гневные взоры. Ростислав, видевший унижение отца, уже готов был вступиться за него, но тут к ним подскочил перепуганный княжьей ссорой Рядило.

- Успокойтесь, умерьте свой гнев, князья! - засуетился он, вставая между ними. - Отведайте моего вина. Для именитых гостей приберегал, себе запрещал пробовать. А там я песельников кликну. Добрые у меня песельники…

Он хлопнул в ладоши, и тотчас чашники вошли и разлили князьям тёмное хиосское вино. Рядило метался, униженно кланяясь каждому спорщику, и уговорил-таки их выпить вместе за победу и оставить старые распри.

Потом по его знаку в сени вошли певцы, уселись в уголке и затянули было песню, но Рюрик, не дослушав до конца, швырнул в них полупустой чарой:

- Дурни у тебя песельники, воевода! И вино твоё прокисло! Вот ужо погодь - доберусь я до тебя, так попляшешь! Так-то ты князя своего потчуешь? Небось припас себе самое сладкое! А в батоги не захотел?

Рядило попятился, бормоча оправдания, но на помощь ему пришёл Роман.

- А вот я это же самое вино семь годов тому назад пивал - так до сих пор забыть не могу, - громко молвил он. - Благодарю, Рядило, уважил ты меня! А коли тебе, Рюрик, не по нраву его песельники, так у меня в дружине свой есть, Митусем его звать. Голос у парня, что соловьиный… Эй, кто там! Сыщите Митуся да ведите сюды!

Рядило сам кинулся выполнять поручение - он-то сразу смекнул, на чью сторону встать. Рюрик всё ещё кипятился, но бояре уговорили его не затевать напрасной ссоры.

Митуся сыскали среди пирующей дружины. Был он хмелен и весел, князьям поклонился большим обычаем. Роман обласкал его взглядом.

- А спой-ка нам, Митусь, - приказал он. - Авось твои песни князю Рюрику больше придутся по нраву.

Дружинник поклонился, взял у одного из трипольских песельников гусли, потрогал пальцами струны и завёл одну из тех галицких былин, которые так любил слушать в последнее время Роман - о храбром Чуриле Пленковиче, как ездил он в Киев-град богатством своим и силой выхваляться:

«Здравствуй, солнышко, Владимир-князь!

Из Волынца я из города из Галича, я из Волыни той земли-то богатырей, молодой боярин Чурила Пленкович.» …Как пошли они из Божьей-то из церковки, говорил Чурила таковы слова: