Александр Филимонов - Проигравший.Тиберий

Наконец пятно остановилось недалеко от его трибуны. Момент для броска наступил самый подходящий — это угадывалось и по тишине, установившейся в цирке. Солдаты ждали удачного попадания. «Наверное, многие загадали сейчас на мой удар, — подумал Тиберий». Вот уж будут меня ругать, если промахнусь!» Он задержал дыхание, но закашлялся — и как раз в ту секунду, когда рука уже совершала движение.

По цирку пронесся разочарованный вздох тысяч глоток. Тиберий, поняв, что промахнулся, нетерпеливо схватил второй дротик. Кабан будто не понимал, что надо спасаться бегством, — пятно, которым он представлялся Тиберию, все так же мутнело рядом с трибуной. «Убегай, убегай, мерзавец», — мысленно просил Тиберий — кабан, убежав в другой конец арены, дал бы ему необходимую передышку. Но зловещее пятно никуда не делось и после второго броска, и после третьего. Цирк замер, завороженно наблюдая за тем, как костлявый и страшный старик, хрипло вскрикивая, беспорядочно швыряет дротики перед собой — некоторые летели тупым концом вперед, некоторые — плашмя. Кабан давно отскочил в сторону и трусил, похрюкивая, вдоль противоположного края арены, а старик все вскрикивал и кидал дротики, а ему все подносили и подносили новые связки.

Кончилось тем, что Тиберий, согнувшись, выронил последний дротик и повалился, обессиленный и измученный, на скамью. Его тут же подхватили и унесли. После этого солдаты сидели, не зная, что делать, еще несколько часов — пронесся слух, что император скоро вернется и продолжит охоту.

Но Тиберий не вернулся, он опять был без сознания.

На этот раз обморок был недолгим. Очнувшись, Тиберий приказал срочно ехать на остров.

Двинулись дальше. Через день безостановочной езды цель — Соррентский мыс — была уже близка. Но отплытие могло задержаться на неопределенный срок — поднялась непогода, море заштормило, а по высокой волне Тиберий плавать не любил.

Пришлось остановиться, чтобы переждать непогоду, в Мизенах на Лукулловой вилле. Тиберий и раньше в ней частенько останавливался и чувствовал себя здесь как дома. Его опять заставили лечь в постель. На этот раз он не ворчал. Ему было страшно.

Харикл, наверное, и впрямь был искусным врачом: его микстуры и растирания сделали свое дело. Через несколько дней Тиберию стало лучше. Он мог ехать, но погода все еще не позволяла садиться на корабль. Зато можно было, коротая время до отплытия, подолгу сидеть за пиршественным столом.

Не особенно, правда, увлекаясь вином и жирной пищей, по совету того же Харикла.

Приехал Макрон. Едва взглянув на него, Тиберий понял, что новости из Рима он привез плохие.

Оказалось, что сенат своим постановлением выпустил несколько арестованных, даже не допросив их — на том основании, что доносы на них написаны одним и тем же человеком, подозреваемым в нечестности и корыстных целях. Это был прямой бунт! Это было неслыханно!

— В сенате все говорят, что ты все равно скоро умрешь, цезарь! — негодующе докладывал Макрон. — Я пресекаю такие разговоры как могу. Но их слишком много, цезарь! Может быть, тебе надо заменить весь состав сената?

Старые страхи вновь пробудились. Измена не вырвана с корнем, предстоит еще большая работа. Тиберий объявил свое решение — завтра же отплывать на остров. Оттуда, из резиденции, одновременно являющейся крепостью, он начнет руководить. чисткой сената. Площадка для казней всегда готова!

Он был возбужден. Приказал продолжать пир до вечера — и чтобы все веселились. Чтобы музыка играла! Чтобы горели все светильники! Веселая и шумная пирушка — лучший способ отогнать страх и укрепить душевные силы.

Харикл подошел к императору, когда была уже ночь. Он попросил разрешения покинуть пирующих: какая польза за столом от врача? К тому же ему надо еще уложить некоторые вещи перед завтрашним отплытием. Не даст ли ему император руку для поцелуя?

Припав к руке, Харикл принялся щупать пульс. Тиберий заметил это и рассердился.

— Вы думаете, что я болен? — закричал он. — Мерзавцы! Я не болен! Я докажу вам! Мы будем пировать до тех пор, пока последний из вас не свалится и не начнет блевать! А я и тогда буду в отличной форме — вот и посмотрим, кто из нас болен!

Пир продолжался с еще большим весельем до самого утра. В окнах уже забрезжил рассвет, когда Тиберий вдруг потерял сознание.

В полутьме спальни, очнувшись, первое, что он сумел разглядеть, было бледное, словно светящееся зловещим светом лицо Калигулы. Тиберий рассматривал его, начиная понимать, что снова жив. Он снова обманул смерть! Еще один ход за ним! Как он себя чувствует? Вроде бы хорошо.

И значит, все опять получится. И враги будут в очередной раз побеждены. Калигула, кусающий губы, показался Тиберию самым близким и родным человеком.

— Сынок, — прошептал Тиберий. Протянул Калигуле правую руку, чтобы тот мог выразить ему свою любовь и поцеловать ее.

И эта рука бессильно упала на постель. Глаза императора закрылись. Он не дышал.

Калигула, брезгуя прикасаться к Тиберию, придвинул ухо к самому его рту — послушать, не задышит ли. Ничего не услыхал.

Тогда Калигула жадно схватил безжизненную руку, которая только что была протянута в последнем порыве любви, и сорвал с пальца императорский перстень. Надел его на свой палец. Прижал свою украшенную перстнем руку к лицу — и завыл от радости.

Так, продолжая выть, он выскочил в коридор. Всем показывал перстень — символ верховной власти.

— Вот он! Он у меня! — кричал Калигула. — Я император! Я император!

Неожиданно оказалось, что вилла битком набита людьми. Все тянулись к Калигуле — поздравить нового императора. Никто не пытался изображать скорбь, все знали, что Калигула нисколько не расстроен. Он счастлив! Какое у него стало лицо — не узнать! Это лицо другого человека — не того, чью роль Калигуле приходилось играть перед гнусным стариком Тиберием, чтобы выжить! Он — сын великого Германика. Он — новый справедливый император!

Калигула сам не знал, куда его несут ноги. Он оказывался то в доме, то в саду, то во внутреннем дворике, возле бассейна. И повсюду его встречали улыбки и радостные восклицания. Он все никак не мог прийти в себя от радости, когда услышал тихий голос раба, подошедшего как-то незаметно и согнувшегося в поклоне:

— Господин! Господин! Император зовет тебя к себе!

Возбужденные голоса вокруг начали смолкать. Слова, тихо

произнесенные рабом, были услышаны всеми — возможно, потому, что они были такими ошеломительными. Калигула побледнел и, сам, наверное, не замечая, что делает, принялся скручивать с пальца императорский перстень.

— Что же это? — плаксиво выговорил он. — Как же?

И вдруг, спохватившись, позвал:

— Макрон! Макрон! Они говорят, что император жив!

Макрон шел — и перед ним испуганно расступались.

— Кто это говорит? — грозно спросил он, — Раб? Убейте этого раба! Император уже больше часа мертв! Я видел это своими глазами!

Макрон схватил Калигулу за руку и потащил за собой, как мешок со стружками, мягкий и податливый. Калигула, путаясь в полах тоги, семенил, чтобы не упасть и поспеть за широко шагающим Макроном.

Они вошли в императорскую спальню и остановились возле порога, всматриваясь в темноту, особенно мрачную после дневного света, и прислушиваясь. В спальне было слышно старческое бормотание, прерываемое тихим кашлем:

— …думают, что конец… кха-кха, никого не дозовешься. Негодяи, перстень украли, кха-кха, но меня-то не украли, да? Я есть хочу… не ел два дня, а бодрее вас всех… кх-кх… перстень вернуть. Эй! Кх-кх. Кто там? — Голос Тиберия стал громче, он почувствовал, что в комнате не один.

Он уже стоял возле постели и пытался разглядеть обоих вошедших. Так и осталось неизвестно — удалось ли ему определить, кто к нему пришел.

Макрон решительно приблизился к Тиберию, торчавшему рядом с постелью в ночной рубашке, толкнул его в грудь, повалил на спину. Бросил императору на лицо подушку и навалился на нее всем телом.

Руки Тиберия нежно скребли по каменной спине Макрона. Но это продолжалось недолго. Погладив своего убийцу в последний раз, они бессильно раскинулись в стороны.

Макрон отбросил подушку и деловито ощупал мертвого. С сомнением хмыкнув, взял императора пальцами за горло и, несколько раз сильно дернув, что-то там сломал. Выпрямился и поглядел весело на дрожащего Калигулу.

— Все кончено, император, — сказал Макрон, — Поздравляю тебя, друг Калигула.

Тот был так еще испуган, что не заметил дерзости.

В Риме узнали о смерти ненавистного старика задолго до того, как его тело прибыло в окрестности столицы. Народ, не зная, верить или не верить такому радостному событию, вышел на улицы. Уже не раз такие слухи откуда-то приходили, но все время оказывалось, что это неправда.

Теперь — подтвердилось! В сенат прибыл гонец с посланием нового императора, Гая Цезаря.