Валерий Язвицкий - Иван III - государь всея Руси (Книги первая, вторая, третья)

На Москве же меж братьями не было согласия из-за молений вдовы покойного царевича Касима, приехавшей в стольный град бить челом великому князю. Просила она отпустить ее в Казань к сыну родному Ибрагиму, царю казанскому. С клятвами и лестью обещала она государю московскому миром добиться полной покорности сына, безо всякой войны.

— Муж и господин мой, — говорила она, — до конца живота своего служил Москве верой и правдой. Так и яз послужу тобе, государь.

По обычаю своему татарскому была она вся окутана широкими одеждами, а сверху на голову ее накинут был широкий красивый халат из темно-зеленого шелка, и среди всех этих одеяний видны были только глаза, мягкие и нежные, как дорогой черный бархат. В глазах этих, меж густых ресниц, блестели слезы…

Иван Васильевич колебался. По великой осторожности своей не хотел он вверяться случайностям войны и берег войско свое, боясь и Ахмата и польского короля. Мирное решение распри влекло его сердце, но боялся он вверяться и вдове Касима, по слухам, женщине коварной и хитрой.

— Государь, — горячился к тому же князь Юрий Васильевич, — послали мы к Устюгу, как решено было, воеводу своего князь Данилу Васильевича Ярославского. Пришел к нему из Вологды и воевода Семен Пешак-Сабуров с вологжанами, а каким воровством вятчане их изолгали? Стала Вятка за Ибрагима! Не приходится своим православным верить, как же верить басурманке?!

Но не послушал брата государь московский. Дал он подарки вдове Касима и опасные грамоты до самой Казани, веря, что мир и для Ибрагима нужен.

— Брате мой Юрий, — мягко сказал Иван Васильевич, — не басурманке яз верю, а делам сего времени. Разумеют, чаю, татары, что у Москвы сил-то поболе ихних, и потому захотят мира на таком случае. Мы же войска своего не тронем, палку будем доржать над Казанью…

Созвал всех воевод своих набольший воевода Константин Александрович.

— Утре, — молвил он радостно, — будем служить после обеда молебен перед войском, а вслед за сим воссядем на суда свои: изгоном поплывем на Казань, как сие еще на Москве решено было.

— Живи, Москва! — радостно кричали воеводы. — Дай бог нам помочи, а государю здравия!..

Веселый и радостный, распорядился Константин Александрович:

— Идите приказы давайте полкам своим о походе наутре. На вечернюю же трапезу прошу всех ко мне! Пир пировать будем…

С шумом, смехом и говором разошлись воеводы, а вечером, когда вновь собрались все за столами Константина Александровича и выпили уж по первому кубку за начало похода, прибыл гонец из Москвы и привез грамоту государя для главного воеводы.

Все затихли за столами, не ведая, чего ожидать от приказа великого князя, и молчали все князья и воеводы. Воевода же набольший, возвратясь из покоя своего, печален был и молвил:

— По-иному решил государь наш. Повелел он всем вам, князи и воеводы, кто захочет, идти воевать казанские места по обе стороны Волги. Мне ж велел здесь, в Новомгороде Нижнем, быть. Вам же идти, но токмо к самому граду Казани не ходить…

И пошел шум и разговоры, — спорили все, как выполнить сказанное и что лучше: старое московское замышление или это новое…

— А не все ль едино, — воскликнул один из воевод, — по какому замыслу бить татар и добро их имать! Спросим вот еще воев наших, кто из них в охочие люди пойдет…

— Утре после молебной, — молвил на это Константин Александрович, — сам яз из княжой грамоты воям прочту…

— Истинно, истинно, — весело закричали кругом, — утро вечера мудреней!..

— Сей же часец пировать будем! Будем пить, пока еще живы, а после — что бог даст…

Зазвенели чарки и кубки, и закружился колесом веселый пир.

Утром на другой день, лишь зазвонили к ранней обедне, все полки московские были в движении, и вести о новом повелении государя передавались из уст в уста. Весь берег был усеян воинами под Нижним Новгородом, ждали здесь, когда выйдет сам набольший воевода, ибо во граде не было места для такого множества людей.

Вот отзвонили и отпели уж во всех церквах, разошлись по домам православные, и набольший воевода Беззубцев пришел к берегу, стал на высоком краю и крикнул затихшему сборищу:

— Слово вам государево читать буду!..

И понеслось вдоль всего берега, переливаясь волнами и замирая вдали:

— Да здравствует государь наш!..

— Многие лета великому князю…

Но стихло снова все многолюдство, и слышно даже стало в тишине великой, как в посаде петухи перекликаются…

— Пишет мне государь наш, — начал снова зычным своим голосом Беззубцев, держа в руках грамоту, — оставаться-де всей силе его ратной здесь, в Нижнем Новомгороде, а воевать токмо охочим людям. Пишет он…

Воевода приблизил к глазам грамоту и прочел:

— Пишет он, государь-то: «Восхощете идти воевати казанские места, идите по обе стороны Волги, токмо к граду Казани не ходите!»

— Многие лета государю! Сла-ава! — снова волнами покатилось по всему берегу.

Замахал воевода шапкой, и снова все стихло и замерло.

— Кто охотники, — закричал опять Константин Александрович, — выступай вперед!..

Сразу, будто в бурю волны морские, закипел весь народ, и все войско передвинулось вперед, а из многолюдства ревели наиболее сильные голоса:

— Все хотим на татар окаянных!..

— За церкви святые!..

— За государя своего, великого князя Ивана!..

— За все христианство православное!..

Бросились все к судам своим, укладывать стали в них весь скарб свой и ратное снаряжение. Не прошло и двух часов, как ладьи и насады с воинами потянулись вниз по Оке к Волге-матушке, под Новгород под Старый, и стали там под Николою на Бечеве.

Вышли тут из судов своих, пошли все в молчании и чинно к церкви Преображения господня и повелели бывшим там попам молебен служить за великого князя и за воинов его. Вернулись к берегу и тут, у святого Николы, тоже отпеть повелели молебен Никольским попам, а потом всем клирам церковным и нищей братии милостыню роздали, каждый по достатку своему.

После того собрались все воедино у берега, и воины и воеводы, которые с ними пошли, и начали думать, кого себе воеводой главным поставить, дабы для порядка в войске единого начальника всем слушать. Сперва начался кругом шум и крики, до драки почти доходило, но после, утихомирясь и хорошенько пораздумав, избрали себе вольной волей Ивана Руно…

В тот же день под началом Ивана Руно отплыла вся сила охочих на шестьдесят верст от Новгорода вниз по Волге-реке, и на берегу ночевали все по-походному. На другой же день обедали они уж на Рознеже, а ночевали на Чебоксаре, а от Чебоксар день весь да ночь шли на веслах, и приплыли под самый град Казань на ранней заре, двадцать второго мая.

Туман еще молоком разливался над гладью речной и заливными лугами казанскими. Тишь стояла мертвая, и едва-едва розовело небо. Но вот и туман подыматься стал над водой и землей, превращаясь вверху в легкие розоватые тучки.

Тихо, без всякого шума и говора, строились полки московские и один за другим, только по знаку воевод своих, двинулись, окружая посады казанские все тесней и тесней. Во многих местах воины московские уж огни высекали из огнива на трут и поджигали солому и всякую горючую сушь, дабы посады зажечь, когда надобно будет.

В миг этот грянули вдруг все набаты разом, затрубили трубы звонкие боевые, ворвались в посады с криком и воплем воины московские, секут саблями, грабят и в полон имают, а что в плену у поганых тут христиан было московских, рязанских, литовских, вятских, устюжских, пермских и иных — всех на свободу пускают, под свою защиту берут. Зажгли посады казанские со всех сторон. Многие татары, не хотевшие попасть в руки христиан и хороня богатства свои, запирались в хоромах вместе с женами и детьми и сгорали там семьями со всем достоянием своим…

Сгорели дотла все посады казанские, а рать московская отступила от града, ибо притомилась от боя с неверными среди истомы огненной. С добычей многой и полоном татарским сели они в насады и лодки свои и отплыли на остров Коровнич, Делили тут промеж себя полонян и полонянок и всякое добро, что в посадах награбили. Средь шума, ссор и драки, не имея от воеводы своего Ивана Руно никаких приказаний, проводили время в ратном бездействии…

Только на восьмой день спохватилась рать московская, устрашась грозных вестей из Казани. Выбежал тайно от татар один пленник их, приплыл ночью вплавь на Коровнич остров и, собрав криком воинов, сказывал им в тревоге великой:

— Пошто, склав руки, сидите? Царь же Ибрагим дополна собрался на вас!

Со всей землей своей, с Камской и Сыплинской, с Костяцкой и Беловолжской, с Воцкой и Башкирской! И быть ему на вас, православные, ныне на ранней заре и с судовою ратью и с конной!..

Собрались воеводы великого князя наспех, думали думу наскоро.