Катарина Причард - Крылатые семена

Пресловутая ларкинвильская лихорадка разыгралась семь лет назад в 1930 году, но Динни, любивший поворошить былое, принялся рассказывать все по порядку, точно Билл, который отсутствовал всего какой-нибудь год или два, никогда не слышал об этих событиях.

Для всех, кто знал Билла Гауга еще ребенком, он оставался по-прежнему мальчишкой, хотя это был уже достаточно опытный горный инженер. Билл окончил Калгурлийское горное училище, а потом проходил практику на шахте в Теннентс-Крик на Северной Территории, где ему пришлось сразу окунуться в серьезную работу. Но он страдал от одиночества и тосковал по дому, и вот недавно, после длительного пребывания в Брисбене и Сиднее, он вернулся к себе на Запад.

Присев на ступеньку веранды, Билл смотрел на молодой месяц в золотом ореоле, всходивший на бледно-зеленом вечернем небе близ яркой звезды, и, казалось, всей душой радовался, что снова находится среди своих. Он производил впечатление человека, немало испытавшего и знающего себе цену, но еще сохранившего неугомонную восторженность юношеских лет.

— Эх, и хорошо же дома! — то и дело восклицал он в эти дни.

Молодой инженер жил с дядей Томом Гаугом и его женой Эйли, которые приняли на себя заботу о нем, когда умер его отец и миссис Салли совсем потеряла голову от горя. В этот вечер он зашел к бабушке поболтать с Динни и его приятелями. Поздоровавшись с Динни, Мари, Салли и со всеми остальными, Билл бросился на ступеньку веранды и от всего сердца воскликнул:

— Эх, и хорошо же быть снова дома!

Он сидел окутанный теплыми сумерками, и веселая, довольная улыбка играла на его лице. Видно, он порядком соскучился по родному дому, подумала Салли, соскучился по нескончаемым рассказам преданного Динни и его приятелей, по аромату жимолости и бледно-желтых цветов вьюнка, что темным пологом свисают в дальнем конце веранды, по запаху красной земли, смешанному с едва уловимыми едкими сернистыми испарениями, которые изрыгают трубы, виднеющиеся вдали, возле шахт.

— Я, конечно, понял, что Мик не послал бы такой телеграммы, если бы в самом деле был болен. — Динни негромко рассмеялся прерывистым, булькающим смехом, но, задохнувшись дымом из своей короткой старой трубки, закашлялся и сплюнул.

— М-мы прозвали его т-тогда «Счастливчик Ларкин», — заикаясь, вставил Тупая Кирка.

— Я знавал его дружков: Длинного Билла Мэтьюсона и Пэдди Хэхира, — задумчиво сказал Сэм Маллет, попыхивая трубкой. — Пэдди в то время находился в лесу, миль за сто к югу от Кулгарди — на разработках сандалового дерева. А Билл нанялся погонщиком верблюдов к землемеру Кэннингу — они тогда искали, нет ли дороги к северу, по которой можно было бы перегонять скот.

Тут его перебил Динни — ему не терпелось поделиться своими воспоминаниями:

— На заре мы с Фриско и с миссис Салли уже тряслись по дороге на нашем драндулете. В багажнике у нас лежало все необходимое для разведки: старательский инструмент, решета и провизия.

— Только впереди нас было немало других драндулетов, бричек и велосипедов, которые тоже спешили на всех парах к участку Мика, — сухо заметил Фриско.

— Мик, правда, сообщил еще кое-кому из «стариков», что его «совсем скрутило», — признался Динни. — Он ведь понимал, что стоит ему только заявить о своей находке, как туда бросятся все, кому не лень. Вот он и намекнул, чтобы мы приезжали пораньше застолбить себе по участочку. Но шила в мешке не утаишь — кому же не понятно, что происходит, коли все старичье вдруг начинает складывать пожитки. Так что в ту ночь в Калгурли и Кулгарди было немалое волнение.

— Совсем как в старые времена! — воскликнула Салли. — А что творилось с Динни и Фриско! Они просто себя не помнили, так им хотелось добраться до места, прежде чем начнется столпотворение. А какие ходили слухи о жиле, на которую напал Мик. Уж, мол, и богатая!

— Да, много участков было застолблено, когда мы приехали, — с грустью заметил Динни. — У Мика с приятелями были участки, на которые они с самого начала подали заявку, да еще большая территория, где они вели разведку. И вот они послали за Бобби Клоу, чтобы он нашел им рудную жилу…

— Лучший старатель, какого я только знаю, это Бобби Клоу, — вздохнул Сэм.

— Когда дело касалось золота, настоящий был колдун, — лениво процедил Фриско.

— Пусть меня повесят, если Мик не говорил мне, что они никогда не отыскали бы жилы, кабы не Бобби, — отозвался сиплым голосом Тэсси. — Где только они не искали!

— И худой же он был, как щепка! — пробормотал Дэлли. — Креста положить негде.

Салли вспомнила высокого тощего человека, высохшего, как заросли кустарника, среди которых он провел свыше тридцати лет, но крепкого и выносливого. Мало кто отваживался ходить на разведку без компаньона, но Бобби Клоу частенько нагружал своих верблюдов и в полном одиночестве отправлялся в этот дикий, неизведанный край. Месяцами не было о нем ни слуху ни духу. Однажды его компаньон сбежал от него с десятью тысячами фунтов стерлингов, после того как они продали хороший участок. Говорили, что с тех пор Бобби и стал таким нелюдимым. Не раз впоследствии находил он золото, обычно для какого-нибудь синдиката, — но сколько бы он ни зарабатывал, все куда-то исчезало, никто не знал куда — Бобби не пил и не играл в карты. Ему было около пятидесяти, когда он присоединился к Мику и его приятелям в Ларкинвиле; волосы у него были седые, а глаза светло-карие, почти золотистые, с зрачками, которые становились с булавочную головку на ярком солнце и расширялись с наступлением темноты.

— Нескоро письмо Мика попало тогда в руки к Бобби, — продолжал Динни, возвращаясь к своему рассказу, как собака к оставленной кости. — Бобби был в зарослях. Разве его там найдешь? Но в одно прекрасное утро, глядь, по дороге тащится Бобби. Мик до того обрадовался, что чуть не задушил его! А Бобби еле на ногах держится; после того как получил весть от Мика, три дня и три ночи шел, не останавливаясь. Пэдди поставил котелок на огонь и приготовил чай, но Бобби и слышать не хотел о еде, так ему не терпелось поскорее приняться за дело. Мик показал ему, где он нашел больше всего самородков; Бобби прищурился и принялся изучать склон кряжа. Внизу в долине сохранилось несколько деревьев — видно было, что здесь когда-то протекала река. Мик повел Бобби по долине, тот время от времени нагибался, захватывал пригоршню земли и так и впивался в нее глазами.

«А с северной стороны ты ее не проследил, Мик?» — спросил он.

«Еще бы, каждая проба давала золото, — говорит Мик. — Но нам не нащупать ее здесь, на кряже. Мы забирались на девяносто футов вглубь вон там, около старого пня, и ни черта. А по-моему. Боб, жила где-то совсем близко, иначе откуда бы взяться этим самородкам. Если мы не набредем на нее, так набредет кто-нибудь другой».

«Набредем, можешь быть спокоен», — говорит Бобби.

На другое же утро он взял кожаный мешок с водой, небольшое кайло, ковши для промывки и пустился в путь — нос по ветру, глаза в землю. Сначала Мик тоже пошел с ним, кипятил ему чай, готовил еду. Но Боб любил работать без помехи. Целую неделю он уходил на заре и возвращался на закате с образчиками глины и кусочками породы для опробования. Можно себе представить, сколько миль он обшарил! Если золото переставало попадаться в его ковшах, он начинал поиски сначала. Так он прочесал все вокруг — на милю к северу от участка Мика. А когда он идет по следу, ему ни до чего — не пьет, не ест, не разговаривает.

Но как-то вечером он вдруг и говорит:

«Скоро набредем на нее, Мик! Вот увидишь, все будет в порядке! Она где-то тут, совсем рядом. Я ее носом чую».

Солнце уже клонилось к закату, когда он вынырнул на следующий день из кустов, размахивая руками, — волосы растрепались, глаза горят.

«Нашел!» — кричит.

Мик, Пэдди и Длинный Билл бросились вслед за Бобби к тому месту, где он нашел выход жилы. И что же, глядят — перед ними выступает из земли глыба выветрившегося кварца, а среди осколков породы так и блестит золото.

«Я все шел по следу до самого этого места, — говорит Боб, — здесь камни показались мне что-то подозрительными. Копнул, а жила тут как тут, только разок и пришлось кайлом ударить».

Пэдди с Миком сразу принялись рыть шурф. Где ни ударят кайлом — жила богатая, золото так и блестит. Они уж подумали, что напали на золотое дно, открыли новую Дэрри или Кэрбайн. Решили подать заявку на имя Бобби или Фрэнка Пимли, ведь у Мика с дружками и так уже было пропасть земли. Тотчас застолбили участок и считали, что дело в шляпе: остается только исхлопотать заявку — и у них будет не житье, а малина.

— Ну и суматоха же поднялась тогда, можно было подумать, они напали на вторую Кулгарди, — с иронической усмешкой проронил Фриско.

— Иной раз вечером, — не выдержала тут Салли, — смотрю я, бывало, на все эти участки в долине, окутанные облаками красной пыли, на палатки по склону кряжа, так похожие издали на ракушки, и представляю себе город, который вырастет когда-нибудь вокруг Граундларка — так ведь, кажется, назывался рудник Бобби Клоу? Я очень живо представляла его себе, этот новый город, освещенный заходящим солнцем, его огромные отвалы, копры, устремленные в небо, зияющие устья шахт, его улицы, магазины, пивные и церкви…