Юрий Вяземский - Великий Любовник. Юность Понтия Пилата. Трудный вторник. Роман-свасория

Я ее сейчас тебе, Луций, постараюсь кратко пересказать. Но… не знаю, как деликатнее выразиться… Ты, Луций Анней Сенека, разумеется, намного лучше меня знаешь отечественную историю, в том числе историю противоборства Октавиана, будущего Августа, и Марка Антония. Но если ты кое-что подзабыл, то не ленись, загляни в исторические трактаты, которых теперь множество. Иначе можешь не понять, в чем цель и, как говорится, в чем соль фальсификации Юла Антония.

А я начну пересказывать.

История по Юлу

III. (1) Юл начал с восхваления Августа, особенно подчеркивая его справедливость и милосердие, а также возблагодарил богов за то, что они послали принцепсу умную и добродетельную супругу, Ливию, которая для него, Юла, стала как бы второй матерью.

После этого короткого вступления Юл перешел к делу.

(2) И начал с того, что сообщил Фениксу о том, что отец его, Марк Антоний, род свой ведет от некоего Антона, который был родным сыном самого Геркулеса. Стало быть, высочайшего происхождения. Ибо отцом Геркулеса, как известно, был царь богов Юпитер Величайший и Всемогущий, а кто был отцом Венеры, никто достоверно утверждать не может. (Как ты понимаешь, Венеру он «уколол» потому, что её своей праматерью объявил Юлий Цезарь, а следом за ним весь род Юлиев.)

В юности, по словам Юла, его отец не отличался примерным поведением, так как воспитывался и жил в Риме, а Рим — город развратный и вредный для пылкого молодого человека.

Но, отправившись на Восток с легатом Авлом Габинием, показал себя с лучшей своей стороны, проявив воинское мужество и командирскую доблесть.

Был примечен Юлием Цезарем и взят им с собой в Галлию. И там в многочисленных, смертельно опасных сражениях еще лучше зарекомендовал себя, продемонстрировав незаурядный полководческий талант и беззаветную преданность прославленному императору победоносных легионов.

Цезарь отправил его в Рим, где назначил главным своим поверенным в противоборстве с неуступчивым сенатом и завистливым Гнеем Помпеем.

Когда же Гай Юлий перешел Рубикон и начал завоевание Рима, именно он, Марк Антоний, стал правой рукой великого человека. Он отличился во всех происходивших тогда многочисленных частых сражениях. Солдаты о нем говорили: после Цезаря — Марк Антоний больше всех!

В решающем сражении при Фарсале Цезарь, встав на правом фланге своего несокрушимого войска, командовать левым поручил Антонию, считая его самым талантливым из своих подчиненных.

Провозглашенный диктатором и бросившийся преследовать своих еще не разбитых врагов, Цезарь назначил Марка Антония начальником конницы, то есть, доверил ему управление Римом!

Незадолго до злосчастных мартовских ид — Юл точно называл дату: ноны — у Цезаря с Антонием произошла знаменательная беседа, о которой ни один из историков не упоминает. Цезарь, похоже, предчувствуя, что земные дни его уже сочтены и скоро предстоит ему стать богом, пригласил к себе Марка Антония и в присутствии жены своей Кальпурнии и Марка Эмилия Лепида сообщил следующее: «Если со мной что-нибудь случится, позаботься о том, что я сделал, и о том, что не успел. Отомсти за Красса и покори Парфию. Управляй Римом так, как я это делал, опираясь вот на него, Лепида, а также на Азиния Поллиона и Мунация Планка. Юного Октавия Фурнина, моего внучатого племянника, береги: может, он когда-нибудь тебе пригодится; он юноша смышленый и старательный, хотя и болезненный». Так якобы Цезарь напутствовал Марка Антония… Через восемь дней его подло и зверски убили заговорщики.

(3) Когда же из Аполлонии в Италию прибыл восемнадцатилетний Октавий Фурнин (будущий Октавиан и Август) и, подстрекаемый своими дружками, «злокозненным Меценатом», «тщеславным Агриппой» и «корыстолюбивым Сальвидиеном», а также поощряемый отчимом своим Марцием Филиппом и Бальбом, стал претендовать не только на свою долю наследства, но и на ведущую роль в руководстве Римской империей, тридцатидевятилетний Марк Антоний, в тот трагический год консул и, стало быть, главное лицо в государстве, встретился с юношей и ласково, но твердо постарался ему разъяснить очевидные вещи: да, Цезарь в своем завещании усыновил Октавия и сделал его главным наследником своего имущества. Но разве из этого следует, что тем самым он завещал ему свою власть над Римом и над миром? Разумеется, не следует. Наследником власти Цезаря должен стать самый влиятельный, самый опытный и самый достойный человек или несколько таких людей. Ведь Рим не варварское царство, в которых царькам наследуют их детишки, в том числе иногда чуть ли не младенцы. И Цезарь — не только приемный отец Октавия, он — истинный Отец своего великого Отечества и любящий Родитель своих верных сподвижников, таких, как Лепид, Поллион, Планк, Долабелла и он сам, Марк Антоний. Ему, Октавию, прибавил Антоний, когда будут разгромлены, осуждены и наказаны убийцы божественного Юлия, конечно же, будет оказан соответствующий его статусу почет, будут предоставлены должности, которые он заслужит. Антоний не исключал, что со временем Октавий сможет стать и претором, и даже консулом и вместе с преданными соратниками Цезаря примет участие в руководстве государством. Сейчас же ему следует умерить свой юношеский пыл, проявлять осторожность в действиях и в высказываниях и как можно исполнительнее следовать советам своего старшего друга Марка Антония, которому Цезарь незадолго до своей трагической гибели между прочим поручил своего внучатого племянника.

Так, по словам Юла, властительный консул и прославленный воин отечески убеждал юного школяра из Аполлонии. Но тот…

Тот, к сожалению, его не послушался и еще сильнее поддался влиянию разного рода «проходимцев» и «подстрекателей», среди которых ведущую роль играли его приятели по учебе — Меценат, Агриппа и Сальвидиен. Первый якобы интриговал в Риме, привлекая на свою сторону сенаторов и всадников, друзей и противников Цезаря — всех без разбору. Второй, то есть Агриппа, отправился на юг Италии и стал вербовать солдат-ветеранов, похищая их в первую очередь не у Брута и Кассия, главных убийц Цезаря, а у него, Марка Антония, законного консула и самого преданного, самого главного сподвижника Великого Убиенного!.. Что делал Сальвидиен, Юл не уточнял. Но утверждал, что этот человек «так ненавидел отца, что готов был на любое преступление: на заговор, на тайное убийство, на подлое сотрудничество с самыми лютыми врагами Цезаря».

Эта шайка Октавия — Юл именно так величал Мецената, Агриппу, Сальвидиена, Филиппа и Бальба, а Гая Юлия Цезаря Октавиана, которым нынешний император Август стал после оглашения завещания Божественного Юлия, в своих исторических россказнях Юл никогда не называл ни Октавианом, ни тем паче Цезарем, а только Октавием и иногда Фурнином — шайка Октавия, по утверждению Юла, всё сделала для того, чтобы дать спокойно улизнуть из Италии главным убийцам Цезаря, Марку Бруту и Гаю Кассию. И не на Сицилию и не в Африку, куда их в какой-то момент согласился направить сенат, а в Сирию и в Македонию, где стояли многие легионы — то есть вооружили заговорщиков для новых кровавых сражений. А в Риме путем подкупов, закулисных интриг и лживых обещаний укрепили Децима Брута, брата самого подлого убийцы, дали ему легионы и, заручившись поддержкой сената, двинули его против консула Марка Антония. Юного Октавия они использовали как пешку в своей игре, ничуть не смущаясь тем, что тот всё более и более оказывался на стороне ненавистников Юлия Цезаря: Брутов, Кассия и Цицерона.

(4) Говоря о Мутинской войне, Юл восклицал: Кто такой Децим Брут? Еще один убийца божественного Юлия! Кто защищал кровавого преступника? Октавий, сын убиенного Цезаря! И вместе с ним новые консулы, бывшие друзья Юлия — Авл Гирций и Гай Вибий Панса. Вот до чего дошло! Вот к чему привели интриги шайки Октавия! Друзья и враги, убийцы и жертвы объединились лишь для того, чтобы уничтожить самого честного, самого достойного, самого преданного делу Цезаря человека — Марка Антония!

Силы были неравными. Антонию пришлось снять осаду с Мутины и с остатками легионов двинуться на север. Его уже считали погибшим. За ним охотились, как за бежавшим рабом.

Но недооценили любимца солдат, бесстрашного полководца, мужество которого лишь крепло и расцветало перед лицом великих опасностей и, казалось бы, непреодолимых препятствий. Всего через несколько месяцев Антоний увлек за собой заальпийские легионы Лепида, привлек на свою сторону Планка и Поллиона, двинул на Рим семь обновленных своих легионов, пять легионов Планка, три легиона Поллиона и семь легионов Лепида — общим числом двадцать два легиона! Противостоять им могли лишь одиннадцать легионов консула Октавия, — его, двадцатилетнего, уже успели к тому времени сделать консулом.

Слава богам, Октавий на этот раз не послушался своих горе-советчиков и вышел навстречу Антонию с дружески протянутой рукой, спасая не только отечество, но и свою собственную жизнь вместе с жизнями своих подстрекателей: Агриппы и Мецената.