Василий Седугин - Андрей Боголюбский. Русь истекает кровью

– А сейчас начнется самое интересное действо, – торжественно произнес хозяин. – Пойдем мы всей семьей качать мед. Может, и ты, князь, примешь участие?

Верхуслава, видя, что Андрей колеблется, захлопала в ладошки и произнесла с живостью:

– Я хочу посмотреть, как это делается! Мне никогда не приходилось видеть!

Андрею пришлось дать согласие. Хозяин взял припасы, и все отправились в лес. Идти пришлось недолго, остановились у дупла с пчелиным роем. Из него шло ровное, приглушенное гудение. Хозяин надел на голову сетку, взял в руки дымовик и полез вовнутрь. Тотчас из дупла вылетело множество пчел, зажужжали, закружились. Все кинулись врассыпную, пчелы – за ними. Несколько их напало на Верхуславу, запутались в волосах. Девушка вскрикнула и замахала руками. Андрей скинул с себя кафтан и прикрыл им ее и себя. Они сидели на корточках, он держал ее за плечи и прижимал к себе, успокаивая:

– Ничего, все будет хорошо, только сиди смирно. Сейчас они улетят.

Он чувствовал ее гибкое, податливое тело, ощущал на своей щеке теплое дыхание, от нее веяло свежестью и еще чем-то девичьим, наивно-трогательным, и у него захолонуло сердце. Ему стало так хорошо, что сидел и сидел, ни о чем не думая.

Наконец над ними раздался голос хозяина:

– Вставайте, они улетели.

Они поднялись. Действительно, пчел рядом не было, они вились возле дупла. Андрей взглянул на Верхуславу. На лице ее отражались смущение и тревога. Она вопросительно посмотрела на него, будто что-то хотела спросить, а потом молча отошла в сторонку.

В полдень жители селения вывели к речке скот, стали загонять его в воду.

– Будет крепче и здоровее, – говорили они.

Праздник продолжился вечером. На луга вышла молодежь, завела хоровод, кое-где зажглись костры. Все было так, как обычно бывает в летние праздники. Андрей это видел не раз, знал все наперед, на этот раз ему было радостно и тревожно, он как бы ждал чего-то, неожиданного и важного для себя, а чего – и сам не представлял.

– Иди в хоровод, повеселись, – сказал он Верхуславе.

– Неохота почему-то, – ответила она скучным голосом. – Да и помолвлена я.

– Вот беда – помолвлена! Не замужняя же…

– Все равно.

К ней подбежал красивый кудрявый парень, пригласил:

– Пойдем в хоровод!

Она взглянула на Андрея, он ободряюще кивнул головой:

– Не отказывай, иди!

Она протянула руку парню, они побежали к хороводу.

Андрею вдруг стало грустно и одиноко. Годы, годы, никуда от них не уйти. Сердце молодое, так бы и кинулся в середину веселья, запел, заплясал вместе со всеми! Но где там, у него уже дети такого же возраста, что на лугу гуляют.

Он начал прохаживаться вдоль берега, решив подождать возвращения Верхуславы. К полночи, наверно, хороводиться закончат, разбредутся кто куда, тогда и она вернется. Но Верхуслава прибежала быстро.

– Чего так рано? – спросил он ее, крайне удивленный.

– А ну его! – резким тоном ответила она. – Заносчивый, приставучий, очень нужен такой! Я лучше с тобой погуляю. Пойдем вон туда, там такие красивые ивы!

Действительно, у самого поворота реки склонились две развесистые, с густыми кронами ивы. Их ветви касались глади воды, они создавали вокруг себя мир загадочности и таинственности.

– Я представляю, как по ночам сюда выходят русалки, – говорила Верхуслава, медленно ступая по траве мягкими башмачками. – Их лица бледны, глаза печальны, а волосы распущены, они перемешиваются с ветками и достают до самой воды. У каждой из них своя горькая судьба, которая толкнула их на отчаянный шаг – броситься в воду и утопиться. Мне их жаль, у меня сердце разрывается, когда я думаю об этих несчастных существах…

Через некоторое время она поежилась и сказала:

– Что-то холодно стало. Не хочу больше гулять.

Они вернулись в дом, легли почивать. Верхуслава выбрала широкую лавку в избе, а он расположился в дощатых сенях, где и воздух был свежее, и комары не донимали. Уснул он быстро и легко, будто провалился во что-то мягкое и невесомое.

Утро вновь оказалось ясное, солнечное. Верхуслава встала радостной, веселой, он тоже был в настроении. Они позавтракали и, провожаемые напутственными словами хлебосольных хозяев, отправились дальше. Справа и слева от дороги потянулись луга с невысокой травой, отраставшей после первого покоса. Искрилась и переливалась радужным светом роса, скрипучую, монотонную мелодию затянули кузнечики и сверчки. Почти из-под самых ног коней вспорхнул стрепет, по прямой линии взлетел высоко вверх, замер на какое-то мгновение, а потом исчез в прозрачной дали. Где-то в сторонке заплакали чибисы…

Они сразу принялись за разговор. Перебирали свое пребывание в селении, хваля гостеприимство его жителей и, конечно, хозяина дома; вспоминали, каким вкусным был мед, причем Верхуславе он показался немного горьковатым, а Андрей не находил этого; от нечего делать обсуждали другие вопросы. Время летело незаметно.

К полудню Андрей почувствовал, как становилось все тяжелее и тяжелее дышать. Начало марить, как видно, собиралась гроза. И действительно, едва они пообедали, как из-за края неба выползла лиловая туча, заслонила солнце и продолжала расползаться во все стороны; глухо, предупреждающе заворчал далекий гром. Налетел ветер, рванулась и затрепетала льняная крыша над возком, скоро по ней застучали крупные капли дождя, косые потоки ливня прошлись по спинам коней, шерсть на них тотчас стала блестящей от воды; ветер закинул водный поток на колени путникам, они непроизвольно сдвинулись в глубь возка. Почти тут же над самой головой раздался страшный, оглушительный треск, что-то громадное стало перекатываться в разные стороны. Оглушительный грохот стал повторяться все чаще и чаще и скоро слился почти в непрерывный гул, сотрясавший возок. Верхуслава от страха прижалась к Андрею, и он чувствовал, как мелко вздрагивало ее худенькое тельце.

Наконец гроза миновала, туча свалила к краю неба, только доносились издали глухие перекаты грома, будто кто-то ворочал громадные валуны. Андрей и Верхуслава приподнялись, стали отряхиваться. Одежда у них была мокрой, прилипала к телу. Подул ветер, стало холодно и неуютно. Не верилось, что только что сияло солнце и они задыхались от жары. Губы у Верхуславы посинели, она начинала дрожать.

Андрей вынул из-под сиденья свой плащ, накинул ей на плечи. Затем тронул вожжи, кони стронулись с места и медленно пошли по раскисшей дороге, он их не подгонял.

Настроение сразу упало, не хотелось разговаривать, оставалось одно желание – быстрее приехать в Переяславль. Андрей чувствовал, что девушка все более и более удаляется от него, как видно, уходит мыслями в родной город, в свой терем, в семью, которая ждет ее и по которой она соскучилась. И, странно, это несколько задело его. «Видно, так оно и должно быть, – с некоторой долей обиды думал он. – Когда нужна была моя помощь и защита, она была приветлива со мной. А как стали подъезжать к дому, можно не обращать внимания».

А вот и Переяславль с деревянными башнями и стенами, золотыми куполами собора. У терема воеводы выскочил челядин, стал хлопотать возле повозки.

– Воевода дома? – спросил его Андрей.

– Воеводы нет. Он отъехал на несколько дней в Ростов.

«Вот там мы с ним и встретимся», – подумал он и сказал:

– Прощай, Верхуслава. Не буду терять времени, поеду своим путем.

– Как, князь, – удивилась она, – разве не зайдешь к нам и не перекусишь?

Но ему не хотелось ни останавливаться, ни заходить. Что-то надорвалось в нем, а что, он и сам не мог понять. Только чужим показались и город, и терем, и сама Верхуслава, может, тому виной была гроза, принесшая с собой перемену и в погоде, и в их отношениях. И он ответил:

– Заеду на обратном пути.

Но он произнес это таким тоном, что она почувствовала, что не собирается он заглядывать к ним при возвращении, и у нее поджались губы. Она произнесла, еле сдерживая обиду:

– Как тебе будет угодно, князь.

Он выехал из Переяславля с тяжелым чувством. Не надо было обижать девушку, а следовало хоть на полчасика задержаться и посетить терем, может, просто посидеть за столом и выпить взвару или пива, они всегда имеются у хороших хозяев. Но вот заговорила какая-то гордость, а скорее упрямство: как сказал, так и сделаю.

На другой день к вечеру прибыл в Ростов. Недолюбливали друг друга ростовские и суздальские бояре, ревновали к князьям. Когда звали править Андрея, предлагали определить столицей княжества Ростов или Суздаль. Но он решил по-своему: сделал своей ставкой небольшой Владимир и сохранил тем самым приязнь боярства независимо от городов. Вот и сейчас приняли его ростовские бояре с распростертыми объятиями, и не было в их гостеприимстве ни лжи, ни фальши.

Вместо трех дней пробыл он в Ростове целую неделю. Пиры, гулянья и званые обеды следовали одни за другими. После одного из них, усталый, уснул он глубоким сном.