Василий Седугин - Святополк Окаянный. Проклятый князь

Вернулся из военного похода Болеслав. Узнав, что дочь Ярославом держится в качестве заложницы, он пришел в ярость.

– Мало, что новгородский князь не уважает братских чувств и привязанностей, – гремел он в просторных помещениях дворца. – Ему наплевать на дружеские отношения, которые существовали все время между Польшей и Новгородским княжеством. Ну, я ему покажу!

В тот же день он объявил о подготовке похода на Киев. Это было летом 1018 года.

Как видно, у Ярослава были свои соглядатаи в Кракове, потому что польское войско было встречено киевлянами на пограничной реке Буг. Болеслав выехал на берег реки, стал наблюдать, как вольно развертывались полки противника, не спеша перестраиваясь из походного в боевой порядок. Какой-то воеводишка из новгородских кричал ему с той стороны:

– Эй ты, боров! Проткнем тебе сейчас колом брюхо твое толстое!

Король оглянулся на свое войско. Оно стояло, изготовленное к бою. Он подскакал к своим военачальникам, спросил:

– Начнем сражение, паны?

– Да нет, уже поздно, – ответил один из них. – Завтра поутру будет лучше.

Обидно стало королю. Только что на глазах всего войска его облаяли последними словами, а они и ухом не ведут.

Проговорил, с трудом сдерживая гнев:

– Если вас не унижает оскорбление это, то погибну один.

И направил своего коня вброд через реку Буг. Услышал, как за спиной прозвучали слова команды:

– Полки к бою! Барабанщики и трубачи, вперед! Развернули знамена!

Удар польского войска оказался совершенно неожиданным для войск Ярослава. Не успевшие выстроиться в боевую линию, они смешались и стали пятиться, а потом побежали…

В Новгород Ярослав вернулся лишь с четырьмя воинами. Ему казалось, что Болеслав придет за ним по пятам, а потому приказал готовить суда для отплытия в Швецию – под крыло своего тестя Олава. Уже собрали сундуки с добром, уже супруга оделась во все дорожное, как явился посадник Константин Добрынич.

– Князь, вече хочет видеть тебя!

У Ярослава похолодело в груди. Зовут на расправу за гибель новгородского войска. Такого не прощают, придется отвечать по всей строгости вековых законов. Ладно, если лишат княжеского звания, а то и смертной казни могут предать…

Прежде чем пойти на вече, Ярослав приоделся и внутренне собрался, чтобы иметь перед народом достойный вид. Поднялся на помост, смело взглянул на молчаливо глядевшую на него толпу. Готов отвечать за свои поступки, сам знаю, что виноват…

– Расскажи, князь, как потерял ты новгородское войско? – обратился к нему Константин Добрынич.

– Насели на нас поляки внезапно, не успели мы в боевой строй встать, – честно отвечал Ярослав. – Потому и расстройство рядов получилось, и сумятица, и воины наши побежали.

Молчали люди, видно, чего-то еще ждали от Ярослава, каких-то особых слов, а что сказать, он не знал.

Наконец не выдержал долгого молчания, добавил:

– Не столь много убитых у нас, но много в плен попало. Выручать теперь надо.

– И как же ты собираешься выручать? – спросил посадник.

– Есть у меня задумка одна. Если сработает, вернутся ваши сыновья и мужья целы и невредимы.

– Ты скажи, не томи! – раздался голос из толпы.

– Хорошо, не стану таить. Взял я в заложники дочь Болеслава Храброго Марину. Знаю только я один, где она содержится. Ну и те люди, которые ее охраняют. Вынужден будет пойти на уступки с нами польский король!

Толпа заволновалась, начала переговариваться и вроде бы на Ярослава стала поглядывать не столь непримиримо. Отлегло немного на сердце князя, стал надеяться, что пронесет на сей раз.

– Но мы еще спросить хотим тебя, князь, – вновь обратился к нему посадник, – куда это ты собрался?

– В Швецию решил сплавать, – ответил Ярослав, не чувствуя особой опасности в вопросе. – Тестя повидать надо.

– Не с тестем ты хочешь свидеться, а бежишь от ворога и бросаешь нас на произвол судьбы! – сурово проговорил Константин Добрынич. – Но не позволим мы тебе этого сделать! Останешься в Новгороде и будешь войско новое собирать, чтобы остановить и поляков, и киевлян, коли они попытаются завладеть нашим городом. А чтобы у тебя не было соблазна тайно ускользнуть за море, приказал я порубить твои суда, что моими людьми уже исполнено!

– Но как воевать? – ошарашенный таким неожиданным поворотом дела, растерянно проговорил Ярослав. – Войско наше побито…

– А посоветовались мы между собой и решили: соберем от каждого мужа по четыре куны[7], от старост по десять гривен, а от бояр по восемнадцать гривен и наймем варягов! Так что, князь, засучи рукава да принимайся за дело. Не позволим мы, чтобы киевляне руководили Великим Новгородом!

Возвращался Ярослав с вече, удивляясь превратностям судьбы. Только что готовился к самому худшему, даже прощался с жизнью. И вдруг, как по волшебству, ему в руки давалась такая сила, что он вновь мог начать борьбу за великокняжеский престол!

Святополк рассчитывал, что Болеслав, посадив его на киевский престол, тут же вернется на родину и предоставит ему полную свободу правления. Однако получилось совсем не так. Польский король повел себя на Руси как в завоеванной стране. В крупных городах были поставлены польские воинские отряды, население должно было кормить и содержать их за свой счет. В Киеве все русские полки, за исключением дружины Святополка, были разоружены и распущены по домам. Охрана крепостных стен и башен перешла к полякам. Повсюду поляки вели себя как завоеватели. Они высокомерно относились к местному населению, позволяли себе грабежи, нападали, насиловали.

Во дворце Болеслав тоже произвел большие перемены. Рядом с креслом великого князя поставил такое же кресло для себя. Теперь во время заседаний Боярской думы и в других торжественных случаях он сидел рядом со Святополком, вмешивался в разговор, поправлял великого князя, а порой просто не замечал и отвергал его мнение, навязывал свое решение. Более того, в одно из заседаний он вдруг объявил, что Боярская дума с этого дня будет называться сеймом, а ключник будет именоваться великим дворецким. Зашептались, зашушукались между собой бояре: это что же, ополячивание началось?..

Едва вступив в Киев, Болеслав приказал разыскать и привести к нему Марину. Однако ее нигде не нашли. Постепенно были собраны сведения о том, что Ярослав прислал за ней вооруженных людей и его дочь вывезли в неизвестном направлении. Попытки узнать, где она может находиться в данное время, не принесли результата, Марина как в воду канула.

Наушники сообщили королю, что в Киеве осталась родная сестра Ярослава – Предслава. Он приказал привести ее к себе во дворец. Когда княгиня вошла в гридницу, Болеслав даже приподнялся с кресла, настолько был поражен ее красотой. Он ласково предложил ей место возле себя, стал угощать различными сладостями.

– Кушай, пани. Угощаю от чистого сердца.

– Спасибо. Только не пани я, а госпожа. Так принято называть знатных людей на Руси.

– Так было, но теперь станет по-другому. Почему вместе с тобой не пришел супруг твой?

– Муж погиб в битве с польскими войсками на реке Буг.

– Скорблю вместе с вами, уважаемая пани. Знать бы, сделал все для его спасения. Но беда поправима, есть славные мужчины, которые смогут заменить тебе его.

От такой наглости Предславу передернуло, будто от дурной пищи. Она резко ответила:

– Я ношу траур по своему мужу…

– Стоит ли так сокрушаться, благородная пани. Сам король готов отдать вам и руку, и сердце.

– Я недостойна тебя, твое королевское величество, – вставая, произнесла Предслава. – Меня дома ждут дети.

– С детьми управятся слуги, их, я думаю, много в твоем тереме. Посиди с королем, мы еще не обо всем переговорили.

Несмотря на протесты, Болеслав оставил у себя Предславу до глубокой ночи, а потом овладел ею. Мольбы и слезы княгини не помогли, он сделал ее своей наложницей.

Все эти выходки короля Святополк воспринял как очередное унижение для себя. Сколько испытал он их в своей жизни от разных людей! Теперь приходилось терпеть и от своего тестя.

К нему приходило много жалоб на притеснения поляков, на чинимые ими издевательства, оскорбления, грабежи. Святополк вмешивался, разбирался, пытался наказать виновных, но их неизменно выручал король; поляки были неподсудны во всех делах. Постепенно стал понимать, в какую бездну он угодил, в какое безвыходное положение загнал себя: надо было беречь и козу, и капусту. Человек неглупый, он понимал, что так продолжаться долго не может.

И он решился. Тайно собрал вокруг себя своих соратников. Это были те же Путша, Бобока, Шельма и Венд. Они его встречали за крепостными воротами, когда он въезжал в Киев. Они уверяли его, что всегда оставались преданы ему, служили и будут служить, пока это только возможно. И он им верил, потому что не было у него ближе сподвижников, чем эти люди, потому что другие не верили ему или он им не верил.