Салават-батыр (СИ) - Хамматов Яныбай Хамматович

— А документы есть? — поинтересовался тот, понизив голос.

— Есть.

Внимательно изучив предъявленное Юлаем свидетельство, унтер-офицер поубавил спеси.

— Здравия желаю, господин старшина, — приветствовал он, нарочито церемонно отдавая ему честь. — Мы разыскиваем рабочих, что с белорецкого завода сбежали. Вы не встречали никого из них по дороге?

— Живых не встречали. А труп видали. Он с лошади свалился и лежит вон там, среди ковыля, — тряхнул головой Юлай, показывая в сторону убитого.

Унтер-офицер спрыгнул вниз. Подойдя к телу, он брезгливо поморщился и откинул носком сапога безжизненно свесившуюся набок голову.

— Да-ась, точно-с, один из беглых, — убедился он и со злорадством заметил: — Значит, достала-таки его наша пуля! Так-то вот-с. От нас не скроешься! Из двадцати трех двенадцать владельцу завода мы уже вернули. Остальных тоже либо изловим, либо перестреляем!

— А много ли среди беглых рабочих башкортов? — осторожно осведомился Юлай.

— Они все до единого из башкирцев, — высокомерно произнес унтер-офицер. — Между прочим, согласно распоряжению его превосходительства губернатора Рейнсдорпа, в поимке беглых полагается участвовать и вам, господин старшина!

— Знаю, — коротко ответил тот.

— А коль знаете, извольте нам помогать…

— Поможем. Только сначала захороним тело…

— Вот еще, не вздумайте! — перебил его унтер-офицер. — Беглых хоронить запрещается. Пускай тут валяется! Либо сам сгниет, либо зверью на корм достанется… Честь имею! — небрежно козырнул он напоследок, уводя свой небольшой отряд прочь.

— Попробуй-ка с ними сладить, с хайванами[5] этими! — возмущенно проговорил сквозь зубы Юлай, провожая ненавидящим взглядом удаляющихся драгун, и, взобравшись в седло, кивнул Салавату: — Айда-ка лучше, улым, отсюда подобру-поздорову!

Глубоко потрясенные и подавленные этим происшествием отец и сын тронулись с места.

Путь их пролегал через небольшой бугор посреди степи. Поднимаясь, они заметили в вышине огромного орла. Широко распластав мощные крылья, он зловещей тенью парил в безоблачном небе. Выследив что-то зорким глазом, пернатый хищник, подобно пущенной умелой рукой стреле, мгновенно вонзился в густые заросли кустарника. И тут же с карканьем взлетело потревоженное им воронье.

Исчезнувший орел больше не показывался. Зато, откуда ни возьмись, появились другие его сородичи. Покружив немного, они, один за другим, стали слетать вниз. Хлопая крыльями, хищники приземлялись и с жадным криком на что-то набрасывались. Едва к ним присоединились вернувшиеся на прежнее место галки и вороны, между птицами завязалась драка.

— С чего это у них там такой переполох? — заинтересовался Юлай, направляя коня к кустам, за которыми шла шумная возня.

Появление всадников никого не вспугнуло. Птицы, не переставая галдеть, продолжали драться из-за какой-то добычи.

— Надо же, нас тут как будто и нет, — удивился Юлай.

— Может, хлопнуть одну для острастки? — предложил Салават.

— Давай, улым, стреляй. По-другому с орлами не справиться.

Получив разрешение отца, Салават натянул до отказа тетиву лука и выпустил стрелу, в ту же секунду настигнувшую матерого орла. Смертельно раненный, тот попытался было взлететь, но, одолев кое-как аршинов пять или шесть, не удержался и рухнул на землю. Бросив добычу, остальные птицы с криком разлетелись в разные стороны.

— Вот бы еще кого прикончить! — вошел в азарт Салават.

— Нет, улым, хватит. Лучше сам поостерегись. С орлами опасно связываться. Еще набросятся на тебя… — предупредил Юлай.

Склонившись над добычей, отец и сын в ужасе отпрянули. То было тело человека. Птицы уже успели растерзать труп, выклевать оба глаза.

— Вот злодеи!..

— Неужто орлы на такое способны — человека до смерти заклевать? — поразился Салават.

— Скажешь тоже — орлы! — горько усмехнулся отец. — Это солдатских рук дело! Убивают беглых рабочих и нарочно зверью на растерзание оставляют. Страху нагоняют, чтоб другим неповадно было. Слыхал ведь, что давеча унтер-офицер говорил…

Не сводя глаз с обезображенного трупа, Салават молчал, чувствуя, как сжимается не только его сердце, но и кулаки. Ненавистные каратели! Неужто нет способа отомстить проклятым? До каких же пор терпеть их произвол?!..

Не пожелав оставлять поруганное тело на корм волкам и стервятникам, отец с сыном засыпали его толстым слоем земли. Исполнив таким образом свой человеческий долг, они в еще более тягостном настроении поехали дальше.

Приехали на яйляу ближе к вечеру. Жены Юлая и других его сыновей, слуги и ребятня, заметив, что оба не в духе, притихли.

Салават не отставал от отца ни на шаг. Остальные домашние предпочитали держаться от них подальше. И лишь Мюния, ощущая себя, как старшая жена, полновластной хозяйкой, свободно ходила туда-сюда.

Когда Юлай с Салаватом вошли в главную юрту, она первым делом поднесла им по касушке кумыса, потом, продолжая энергично взбивать кумыс в деревянном кэбэ пахталкой из корня молодой березы, спросила:

— Ну, что скажешь, атахы[6]? Как съездили?

Не ответив ей, Юлай позвал работников. Объяснив, как найти место, где они с Салаватом повстречали днем военных, он велел им ехать туда, не мешкая, забрать оставленный на земле труп, отвезти на зыярат и предать его земле. Сделав распоряжения, хозяин обратился наконец к жене.

— Так ничего и не вышло, эсэхе[7]. Пустые хлопоты. Завод все равно будут строить, — махнул он рукой и, не желая больше разговаривать на эту тему, спросил: — Дома все в порядке?

— Аллага шюкюр[8], атахы, вроде бы все по-старому. Только… — замялась Мюния. — Только вот солдаты дважды наведывались. Каких-то беглых разыскивают. А после них тот старик пропал, что у нас скрывался.

— Не сказывал, куда собирается?

— Нет. Верно, побоялся беду на нас навлечь. — Мюния проворно разлила по тустакам[9] свежий кумыс и продолжала: — Еще на той неделе один урыс заезжал. При нем еще какой-то парнишка был… Узнал, что тебя дома нет, не стал останавливаться. Обещался на обратном пути заглянуть.

— А откуда он сам, не сказывал?

— Из Ырымбура.

— Имя не называл?

— Называл. Да вот только… Ну что ты будешь делать! Запамятовала я. На языке вертится, а вспомнить не могу… — Морща в досаде лицо, она потопталась на месте, потом отодвинула полог юрты и обратилась к возившейся возле казана младшей жене Юлая — матери Салавата: — Слышь, Азнабикэ? Случаем, не припомнишь, как того урыса звали, того самого, что из Ырымбура?

— Ты про Ырышкова спрашиваешь, который с сыном заезжал?

— Ну да, точно, Ырышкуф, — кивнула Мюния и хлопнула себя ладонью по лбу.

— А он не сказывал, по какому делу приезжал? — спросил Юлай.

— Нет.

Едва только Мюния вышла, Салават придвинулся к отцу.

— Ты знаешь того урыса, атай?

— Знаю.

— А он хороший или плохой?

Юлай не сразу ему ответил. Задумавшись над прямым вопросом сына, он теребил тронутую сединой бородку, бессознательно следя за осой, ползающей по краю деревянной миски.

— Уж и не знаю что тебе сказать, улым, — тяжело вздохнув, произнес наконец Юлай и неуверенно добавил: — Вроде бы явного вреда от Рычкова башкортам не было… Хотя с какой стороны посмотреть… Ведь он был в той самой экспедиции, которую Кирилов[10] снарядил. А Кирилов тот недоброе задумал — у нас, у башкортов, земли-воды наши исконные отобрать. Так вот, значит, Рычков с ним и приехал и так при нем безотлучно и находился[11]. А Кирилов, хоть и большим ученым слыл, еще тот был злодей. Он на башкортов карателей наслал, чтобы нашего брата как можно больше истребить, причем грамотных. В живых только самых темных да отсталых оставляли… Так что сам видишь, с какими людьми Рычков якшался.