Кир Великий - Сергей Анатольевич Смирнов

— Как? — спросил я.

— Как простой воин, — Тут перс потянулся ко мне через стол и добавил: — В бесполезной битве с невежественным народом. Безрассудно и даже глупо... если не знать воли Ахурамазды.

Я усмехнулся. Этот перс тоже был молод и многого не понимал.

— Ведь ты знаешь правду, Кратон,— в третий раз повторил он, заметив мою усмешку.

И тогда гордость моя пропала, и я понял, что сам не понимаю слишком многого. Я знал Пастыря, знал, как он смог умереть, но не понимал, как смог он подчинить страны от одного края мира до другого. Каким образом страны и цари подчинились тому, кто не имел в сердце ярости льва, а в поступках и делах — быстроты и зоркости орла, тому, кто был сыном миролюбивого отца и братом брата, который вовсе не жаждал власти.

— Мне нужно время,— сказал я персу, скрывая смущение.

— Сколько? — спросил перс.

— Месяц. Или два,— ответил я наобум.

— Хорошо,— довольно кивнул перс. — Два месяца ничего не значат для двух тысяч лет. Потомки немного подождут. Я привез достаточное количество пергамента и лучших египетских чернил. Пиши на арамейском. Теперь о плате за труд. Когда ты, Кратон, закончишь работу, ты получишь шесть тысяч дариков.

И вновь мое сердце едва не выскочило из груди на стол, превратившись в скифское блюдо. Шесть тысяч дариков! Этого золота хватило бы нанять целое войско, лучших беотийских или спартанских гоплитов, захватить с ними какую-нибудь не слишком людную область, основать город и спокойно властвовать на своем куске земли до конца дней.

— Почему ты не пришел ко мне хотя бы десять лет назад? — с тяжелым вздохом упрекнул я перса. — Тогда бы взял хоть драхмами, хоть кизикинами.

— Именно по этой причине,— хитро прищурился перс. — Десять лет назад у тебя не осталось бы времени на великую работу. Ты бы выпрашивал большой задаток, а потом растранжирил бы его в суете. Вот! — И на столе появился кожаный кошелек. — Две тысячи. Для начала хватит. Не пей много, Кратон.

— Это говоришь мне ты! — вспылил я.

— Нет. Так просила Азелек,— остудил он меня.

На другое утро в моем доме появилось два пергаментных свитка, каждый толщиной с полувековой кипарис, и два кирпича сухих египетских чернил. Уксусу для их разведения также хватило бы на писцов всех сатрапий.

Перс простился и уехал, сказав, что появится вновь ровно через два месяца, на закате.

На следующее утро я принес обильные жертвы всесожжения у храма Аполлона Дидимейского, и жрец сказал мне, что жертвы благоприятны. Однако еще в продолжение целой недели я не смог написать ни строчки и только бродил по берегу моря в отчаянных размышлениях, призывая себе на помощь и Аполлона, и разом всех муз.

И вот однажды я заметил какое-то копошение среди прибрежных камней. В воде плескался крохотный щенок и отчаянно карабкался на сушу. Наверно, кто-то решил утопить его и, может статься, не одного, а целый выводок, а этот новорожденный силач сумел выбраться из мешка и теперь изо всех сил бился за свою жизнь. Я зашел по щиколотку в море и подцепил его концом посоха. И в тот же миг догадался, почему так легко подчинились Пастырю цари и государства всех четырех сторон света. Вернувшись домой, я обмакнул палец в молоко и напоил щенка, а уж потом обмакнул в чернила кончик тростника.

Я решил рассказать потомкам о том, что видел и слышал, не обременяя их своими рассуждениями и выводами. Пусть они найдут в моих воспоминаниях свою собственную правду — такую, которая, возможно, недоступна и мне самому. И первый мой рассказ будет о том,