Мортеза Каземи - Страшный Тегеран

Господин Ф... эс-сальтанэ слышал, что дочь его говорит иногда вещи, которые находятся в крайнем противоречии с теми планами, которые он строил.

Пробыв в этом состоянии около получаса, он поднял голову, и слышно было, как он бормотал про себя:

«Дура эта девушка, ничего не соображает. Я только о ней и думаю и стараюсь, и для нее приготовил такое прекрасное будущее, она, изволите видеть, влюбилась в голоштанника — своего двоюродного брата, и готова все это разрушить. Но нет, пока я жив, этому не бывать, потому что только при помощи этого брака я могу обработать так принца К., чтобы он провел меня в депутаты голосами своих крестьян».

И снова Ф... эс-сальтанэ, подперев голову рукой, углубился в свои мысли. Странное выражение приняло его лицо. В свое время, в молодости, Ф... эс-сальтанэ предавался разврату. И теперь, когда он становился уже стар, следы всех «шалостей» видны были на его лице. Он был почти страшен.

Подняв наконец голову, Ф... эс-сальтанэ нажал находившуюся на столе кнопку звонка. Через несколько секунд отворилась дверь, и на пороге показалась приземистая, толстая женщина со следами оспы на лице. Поклонившись, она молча встала в угол.

— Фирузэ, — спросил Ф... эс-сальтанэ, — ханум изволят быть дома?

— Нет, ага, ханум, как под вечер изволили выехать, до сих пор еще не вернулись, но госпожа Мэин-ханум у себя, книжку читает.

Господин Ф... эс-сальтанэ вдруг выпрямился.

— Ты сказала, книжку читает? Что это за книжка?

Фирузэ ответила:

— Я ведь, барин, неграмотная... Но, как я слышу, говорят, из тех книг, в которых пишут про любовь и влюбленных, и как такая-то мадемуазель влюбилась в такого-то мусью. Говорят, что если их читать, много грамотней станешь.

— Роман, должно быть, читает?

— Так точно, ага, роман читает.

Ф... эс-сальтанэ приказал:

— Ну, ладно. Иди, скажи Мэин, чтобы пришла сюда.

Фирузэ ушла, а Ф... эс-сальтанэ снова принялся говорить сам с собой:

«Так, теперь я понимаю, откуда у этой глупой девчонки такие слова. Она начиталась о том, как такой-то влюбился в такую-то, и вообразила: не плохо, мол, если и я буду, как большая, и скажу, что влюблена в двоюродного брата. И что за странная вещь, я не понимаю, — в наше время, кроме Эмир-Арслана, Искендернаме и Гусейн Корда, никаких книг не было, а о любви да о влюбленных никто и не слыхал, а, что же, плохо разве было? А теперь только об этом и говорят. А во всем виноваты эти школы! Не знаю, я романов не читаю, писать тоже, как следует, не умею, что касается арифметики, то знаю только сложение и вычитание, да и то плохо, что же, я хуже других? Что у меня не так? Я и с таким образованием депутатом сделаюсь, да еще и лидером буду... Если дочь хочет, чтобы я любил ее и не лишил наследства, она должна мне повиноваться, и раз я указываю ей мужа, должна принять его и считать своим господином».

В это время послышался шелест тихих шагов и шорох платья, и в просвете открывшейся двери показалась Мэин. Лицо ее было очень бледно, голубые, как бирюза, глаза глядели прямо в лицо отцу, и в чертах ее была решимость и твердость. На ней было розовое шелковое платье, слегка открытое спереди, на голове кружевная косынка чаргад; она была без чадры. Слегка поклонившись, она остановилась.

Несколько мгновений прошло в молчании. Ф... эс-сальтанэ словно собирался с мыслями. Наконец он сказал:

— Отчего не присядешь, детка?

Мэин, не отвечая, села на стоявший у двери стул.

— Знаешь, детка, — заговорил отец, — зачем я тебя позвал? Хочу с тобой поговорить серьезно.

Невольно дрожь пробежала по телу Мэин. Она сказала себе:

«Что случилось, что отец хочет со мной серьезно разговаривать? Вероятно, что-нибудь важное. Надо приготовиться».

— Поняла, доченька, что я сказал? — продолжал Ф... эс-сальтанэ. — Хочу с тобою насчет одного важного дела поговорить.

Мэин ответила:

— Я слушаю, папочка. Говорите скорее, что вам угодно сказать.

Тогда Ф... эс-сальтанэ начал:

— Вопрос, о котором я хочу с тобой поговорить... но тут, собственно, несколько вопросов... Прежде всего, ты, как я слышу, набрала массу всяких дрянных книг, которые, кроме траты времени да засорения мозгов, никакого другого результата не дают, разве что с толку человека сбивают. Только и знаешь, что читаешь. Скажу тебе прямо и откровенно, мне, твоему отцу, это не нравится.

Мэин, которая внимательно прислушивалась к тому, что говорил отец, в то же время приготовляя ответ, без колебаний сказала:

— Папочка, если это вы имеете в виду, так я совсем не хочу об этом слушать и прошу вас меня отпустить.

Услышав этот ответ, Ф... эс-сальтанэ сразу вспылил, точно взорвалась бомба, и крикнул в чрезвычайном гневе:

— Дочка! Забыла, должно быть, что с отцом разговариваешь? Или притворяешься, что не понимаешь?

Мэин спокойно, не придавая значения гневу отца, ответила:

— Нет, я всегда помню, что должна относиться к вам с уважением. Но если вы будете говорить мне вещи, которые противны моим убеждениям, то будете только напрасно тратить время: я их слушать не стану.

Ф... эс-сальтанэ, должно быть, немного успокоился, потому что, помолчав немного, сказал:

— Ладно, дочка, ты права — это в конце концов неважная материя, и я напрасно об этом с тобой заговорил... Но вот по второму вопросу, что ты скажешь?

— Что это за игра в загадки, папа, я ничего не понимаю. Не угодно ли вам говорить яснее?

Господин Ф... эс-сальтанэ вдруг встал, подошел к Мэин и, взяв ее за руку, заговорил:

— Слушай, дочка. Ты ведь знаешь, что я тебе желаю только добра. А поэтому нехорошо, что ты передо мной прикидываешься, будто ничего не знаешь и не хочешь сказать мне, что у тебя на душе.

Мэин спокойно ответила: — Папочка, я уже сказала, что я ничего не понимаю... Если вам обо мне что-нибудь сообщили, то пожалуйста, скажите, чтобы и я знала.

И снова Ф... эс-сальтанэ разозлился.

— Нечего притворяться! — крикнул он. И прибавил: — Ну, ладно, если не хочешь сказать, так я скажу... Что это ты там, насчет Фероха говоришь? Что это значит?

При этих словах у Мэин вдруг быстро забилось сердце. Вся она залилась густым румянцем, потом румянец сменился бледностью, и, наконец, бледность эта начала переходить в желтизну.

С трудом овладев собой, она сказала, точно стояла перед судьей и ей нужно было в чем-то сознаться:

— Папа... Я до сих пор не хотела говорить вам, что я переживаю. А теперь скажу вам прямо: я люблю Фероха, и он меня любит. Разве это плохо?

Это простое и честное признание довело гнев Ф... эс-сальтанэ до предела.

— Мэин! — закричал он. — Я думал, что это неверно, а оказывается, ты действительно собираешься испортить свое будущее и разрушить все, что я создаю. Ну, так я тебе скажу, что этому не бывать! Этот брак совершенно невозможен.

Услышав это, Мэин еще сильнее побледнела. Но, все еще сдерживаясь, она тихо сказала:

— Отец, зачем этот гнев? Лучше объясните мне, почему он невозможен? Какие у вас основания? Я хочу знать.

Ф... эс-сальтанэ сказал самому себе: «Ага, испугалась моего гнева! Нет, эта девушка не сможет противостоять моей воле. Надо только объяснить ей причину, втолковать хорошенько, что такое деньги и капитал, да рассказать о моих намерениях, и она выбросит из головы эти глупые мысли».

И сказал:

— Дочка, я ведь только о твоем благе забочусь. В наше время мир держится только на деньгах. Зная это и желая тебе добра, я ничего не щажу и не буду щадить, чтобы устроить твое счастье. Ферох, хотя он тебе двоюродный брат и все такое, но ведь в сравнении с тобой он бедняк. Выбрось его, детка, из головы, это невозможный брак. Не заставляй меня прибегать к другим аргументам. Поняла? Будешь слушаться отца и не повторять больше этих глупостей?

Мэин ответила:

— Папа, оттого что Ферох небогат, сердце мое от него не оторвется. Если ваши другие доводы более важны, тогда скажите. Может быть, они будут более убедительны.

Ф... эс-сальтанэ насмешливо улыбнулся.

— Ну, конечно, состояние для тебя не имеет значения. Ну, хорошо. Тогда, может быть, на тебя подействует то, что это нужно твоему отцу? Ты понимаешь — мне нужно. Нашему дому нужно. Слушай, детка, в наше время каждый человек пользуется своими детьми и родственниками, чтобы подняться выше в жизни. Вроде как бы ступеньки из них делает... и так, со ступеньки на ступеньку, идет все выше и выше. А в особенности у нас в Персии. У нас брачные союзы всегда служат для возвышения человека. Представь себе, что мой зять был бы премьером. Ясно, что я был бы министром или, по крайней мере, товарищем министра. Поняла теперь, детка, что я хочу сказать?

— Нет, папа, пока еще ничего не поняла, — ответила Мэин.

— Странно. То есть, как это ты ничего не поняла? В конце концов, когда человек сажает дерево, он ждет от него плодов. Так и от детей. Он хочет ими пользоваться. Поженятся, внуки будут, старику радость, о нем будут заботиться. Так и я. Я тоже хочу, во-первых, дать тебе мужа — и я присмотрел для тебя прекрасного мужа, — а во-вторых, и сам хочу извлечь из него пользу. Благодаря твоему браку, я сделаюсь депутатом. Неужели ты даже этого для своего отца не захочешь сделать?