Явдат Ильясов - Стрела и солнце

Они лихорадочно сползли по ступенькам вниз и оказались в адском колодце.

Ни зги!

— Дай руку, — чуть слышно прошептала Клеариста. — Но — тихо!..

Руки их встретились. Обе, дрожа, медленно, наощупь двинулись по дороге, известной лишь Клеаристе.

Дом Ламаха — когда-то богатый, один из крупнейших в Херсонесе — стоял над ячеистой пустотой, имея, помимо двух верхних этажей, еще нижний, скрытый от посторонних глаз — подвалы.

Еще Ламахов прадед, возводя стены жилища, уделил много внимания безопасности обитателей, их продовольственных запасов; дед углубил тайные хранилища, отец добавил другие погреба. Жизнь была тревожной, и люди, ставя новые стены над землей, с еще большей тщательностью создавали убежища под нею.

Но поскольку представитель каждого поколения делал это на свой лад и по собственному усмотрению, оставляя без внимания или замуровывая не приглянувшиеся ему по какой-нибудь причине старые подвалы и создавая добавочные, то со временем каменистый участок под обширным двором приобрел сходство с бесчисленными и сложными норами кротов. Ходы между ними закладывались человеком или заваливались сами. Использовалось то, что было поблизости, рядом, под рукой — вся путаница темного подземелья не была известна даже Ламаху.

И если Клеариста — слава ей! — сумела быстро найти верное направление во всех невообразимых переходах и поворотах, то это обстоятельство надо целиком отнести за счет ее основательных, зорких, осторожных приятелей — рабов, назначавших свидания там, где никакой комар не мог подточить носом.

Клеариста и Гикия сворачивали то вправо, то влево, натыкаясь на огромные винные сосуды, мешки с зерном, тюки кож и шерсти, и остановились у скользкой обомшелой стены.

— Ти-хо!! — прошептала Клеариста на ухо госпоже. — Иначе мы вспугнем ночных птиц. Иди сюда.

Крепко вцепившись хозяйке в кисть руки, она потащила Гикию куда-то наверх по каменным ступеням. Забрезжил свет.

Клеариста изо всех сил стиснула дочери Ламаха горячую ладонь. Гикия поняла, что теперь следует быть особенно осторожной. Где-то рядом слышались приглушенные голоса.

— Смотри, — сказала Клеариста одними губами и подтолкнула Г икию поближе к источнику света.

Гикия увидела маленькое зарешеченное окошко, заткнутое с той стороны тряпкой.

Тряпка наполовину вывалилась, открыв небольшое отверстие, из которого и струился свет. Гикия приникла к окошечку.

Клеариста, тесно прижавшаяся к хозяйке, почувствовала, как вздрогнула дочь архонта — разом, с головы до пят.

Но Гикия не успела закричать — Клеариста живо закрыла ей рот ладонью и зашипела в самое ухо:

— Ти-ше!!

Гикия отвела руку Клеаристы своей ослабевшей от волнения рукой и тяжко вздохнула.

Низкое, но просторное помещение.

Кругом — старые, разбитые глиняные бочки. С потолочных балок свисают обрывки веревок, охапки мочалы. В углу навалено кучей прелое сено. Заброшенный погреб.

В нем не было бы ничего странного, если б на бочках и на сене не разместились в самых разнообразных позах… люди.

Они снаряжены для боя — у всех яйцевидные шлемы, железные кирасы, медные поножи, у всех короткие мечи, луки, секиры. У стен — частокол коротких, с широкими наконечниками копий.

Да, люди!

Те самые боспоряне, которые приезжали в гости к Оресту.

Сам Зевс не мог бы сказать, как они, выехав из Херсонеса, опять попали сюда, в дом Ламаха.

— Ты предупредил Коттала? — услышала Гикия протяжный гнусавый голос.

Она перевела взгляд направо. Там, у стены, сидели привратник Аспатана и тот самый боспорянин, что однажды в ненастный день приходил с двумя спутниками на дачу у моря.

— Да, — хмуро кивнул Аспатана.

— Ты молодчина, приятель. Кх, кх! Нелегко столько дней кормить, поить и оберегать от посторонних людей такую ораву. Удивляюсь, как они не прокисли в этом вонючем подвале, мои славные друзья. Негодяй Орест ни во что не хочет вмешиваться. Держится в стороне, мерзавец. Творите, мол, что хотите, только меня не вмешивайте в свои грязные дела… Кх, кх! Ну, и дьявол с ним. Не донес — и то хорошо. Он только для того и нужен был, чтоб мы смогли зацепиться за Херсонес. С этой целью и вытащил его Асандр, по моему совету, из болота, женил на дочке Ламаха. Кх. кх! Из тебя выйдет толк, Аспатана. Завтра ты сделаешься самым уважаемым гражданином Херсонеса, подстать Котталу. Хочешь — торгуй, хочешь — землю обрабатывай. Вчера был рабом — завтра у самого будут рабы. Я тебе достаточно подкинул монет, не так ли?

— Достаточно, Харн.

Харн!

Так вот он кто такой, этот бледный человек с ледяными глазами! Гикия сразу припомнила, где и когда она видела его глаза, слышала отвратительный голос… Харн — старший брат Коттала, изгнанный из Херсонеса за то, что пытался совершить переворот в пользу богатых! Гикия была тогда еще маленькой.

— Что, братья, скучно? — обратился Харн к товарищам. — Застоялись, как лошади на конюшне? Ну, ничего. Потерпите. Сегодня вы глотнете свежего воздуха и разомнете косточки.

— Нехорошо, — вдруг сказал Аспатана.

— Что — нехорошо? — с удивлением посмотрел на него Харн.

— Подло все это, — проворчал Аспатана сквозь зубы.

— Подло? Ха! — Харн откинулся назад, полуприлег на сене, небрежно закинул ногу за ногу. — А что не подло в этом мире? Подлость — основа основ. Свет держится на подлости. Она движет человечество вперед.

Ты не веришь мне, старому пирату? Но разве люди не режут друг друга из-за куска хлеба или рваного хитона? Разве люди не травят друг друга из зависти?

Вот, для примера, Асандр. Не совершил ли он подлости, убив своего благодетеля царя Фарнака, который верил ему, как себе? А Динамия, дочь Фарнака — не сделала ли она подлости, выйдя замуж за убийцу родителя? А дети боспорского царя Перисада? Они перерезали, как волки, брат брата, борясь за престол. Так было всегда. Так было всюду. Так будет вечно.

Убив Ламаха и захватив Херсонес для мерзавца Асандра, мы сотворим еще одну, очередную подлость, только и всего!

Гикия еле устояла на ногах.

Надо слушать!

И она слушала, ценой нечеловеческих усилий сдерживая вопль, рвавшийся из груди.

— Все равно преступление, — насупился скиф.

— Преступление? — Харн вскочил. — Закон! Преступление! Наказание!.. Ты дурак, Аспатана. Закон для меня — мои желания. Кто смеет судить меня, управлять моими поступками, навязывать свои взгляды и понятия? Я отвечаю только перед матерью, ибо она дала мне жизнь. А весь остальной сброд, так называемое общество, народ? Кто они мне? Что они для меня? Разве они родили и вскормили Харна, едят, пьют, думают, живут за него и для него? Пошли они прочь!

Я — сам себе бог, царь, архонт, заклюй меня ворона, и пусть никто не вмешивается в мои дела. Мой закон — пусть всяк живет как хочет и как может. Преступлений нет — есть угодные мне поступки. Ты чего раскис, приятель? Начинаешь вилять, когда дело дошло до веселой работы? Не дури.

— Смотри, Драконт, как бы он не выдал нас, — подал голос один из воинов — косоплечий, рябой боспорянин. — Лучше прирезать. И без него теперь обойдемся.

Драконт!

Гикия сокрушенно покачала головой. Значит, Харн и знаменитый пират — одно лицо? И здесь — вся его шайка? Боже, что творится на свете.

— Прирезать? — Харн, он же Драконт, пристально поглядел на Аспатану. — Бросьте, ребята. Он зашел слишком далеко, чтобы нас предать. Или как, а, приятель?

— Не морочьте мне голову! — свирепо оскалился Аспатана. — Кто я — мальчишка? Узел теперь не развяжешь. А если этот рябой красавчик имеет что-нибудь против меня, то я готов с ним потолковать.

И Аспатана встал — приземистый, сутулый, криво выставив страшные руки по бокам могучим, загребающим движением.

— Ну, ну! — крикнул Харн успокаивающе. — Я сам обрублю уши косоплечему дураку. А ты не сердись, приятель, — голос пирата прозвучал заискивающе. — Сядь, выпьем. Эй, вы! А ну, распечатайте кувшин. Праздник у нас сегодня или нет? Прежде чем мы надрызгаемся, выслушайте последние распоряжения.

Херсонеситы перепьются сегодня в честь Диониса, как свиньи, — мы и будем потрошить их, как свиней. Когда они утихомирятся и уснут, — Харн кивнул на потолок, — Аспатана известит нас, мы вылезем отсюда потихоньку и без шума прикончим всю братию.

Здесь собрались виднейшие люди Херсонеса, учтите. Убивайте любого, кто попадется под руку. Но Гикию не трогать — она, как-никак, жена боспорского царевича, черт бы его съел.

Истребим верхушку — народ покорится. Помните — в бухте Символов и Песочной — боевые корабли Асандра. Навалимся со всех сторон. Жечь! Рубить! А ты, Аспатана, когда мы начнем действовать, сразу же пошлешь Кастора и Полидевка к моему братцу Котталу, чтоб и он со своим отрядом приступил к делу. Готовы эти два лоботряса?

— Готовы.