Мария Дмитренко - Михайлик

XIV

Уже весна. Миша впервые встал с кровати. Он перенес тяжелое воспаление легких и чуть не потерял отмороженные ноги. Также и с руками была беда. Но молодость и тетя Докия победили-таки болезнь. Миша, хоть еще бледный, почти прозрачный, живет и будет жить.

Теперь он имеет другую проблему. Он совсем отбился от отряда, о котором ничего не знают ни в станице, ни в "кусте". Миша знает только, что раненого командира немедленно взяли какие-то курьеры и повезли в санях.

Что было дальше, жив ли он, здоров ли, никто не может узнать.

Тетка Докия очень к Мише добра. Она обращается с ним, как с родным.

— Бог за то вознаградит моего ребенка! — говорит она, и тогда долго думает о своем сыне, который тоже в УПА. Только эта ее девочка не благоволит к Мише, она его боится и всегда смотрит исподлобья, как сова.

Тетя Докия часто вспоминает Мишина маму, которая там бедная сокрушается. Миша в горячке часто звал ее. Теперь он хотел бы как-то дать ей о себе знать.

Как-то в воскресенье тетка пошла в церковь. В доме было чисто и тихо, сквозь окна потоком лилось весеннее солнце. На окне, лениво растянувшись, мурлыкал кот. Белая бабочка, думая, что уже лето, пытался вырваться сквозь стекло на улицу.

Миша вытащил из сундука бумагу, перо и чернила, разложил все это перед собой и, склонив голову набок, принялся писать письма:

"Дорогая Мама! Прежде всего доношу вам, что я цел и здоров. А должность у меня такая, как у Полкового Ивана покойника была или у покойника стрийкового{6} Василия. Очень мне на ней понравилось, а больше всего потому, что я знаю, что делаю так, как лучшие работники. Иногда было мне тяжело, Мамунцю. Если бы вы были со мной, то плакал бы, а так, где там! Был я страшно больной, но хуже, что лишился своего директора. Потерял его и не знаю, найду ли, а такой хороший был, как отец родной. Не знаю, что я на свете буду без него делать. Теперь я нанялся здесь у одной хозяйки. Когда я болел, то она ходила за мной так, как вы, Мамунцю.

Напишите мне еще, Мамунцю, о тех непрошеных гостях, что к нам понаехали, не обижают ли они вас из-за меня, и кто из наших ребят жив еще, а кто неожиданной смертью умер, как дядя Мирон или Стефко с лугов. Больше писать нечего, только прошу, ждите, когда приду к вам с директором и всеми нашими чиновниками. А если не приду, то не плачьте, ибо еще не такие не возвращаются.

С этими словами будьте здоровы и благословите меня.

Ваш сын".

XV

На третье воскресенье прилетели ласточки и пришло Мише письмо:

"Мой сын сладкий! Когда я услышала тогда, что в селе был этот твой директор, сразу подумала, что ты полетел за ними, но не могла ничего узнать. Ой, сыночек мой, ты такой маленький и один-одинокий. Не знаю, как ты там теми ножки за ними успеваешь и как теми ручками свою тяжелую чернильницу носишь. Все это твое письмо я выкупала в слезах, а больше всего место, где о болезни какой-то говоришь. Что это за болезнь, детка? И остались ли у тебя последствия от нее? А той тете своей, что тебя взяла, ты скажи, что даже поблагодарить ее не умею. Пусть ей Господь Бог на детишках вознаградит. А за того твоего директора, если он придет, ты мне сейчас напиши. И я буду знать, где за тобой своими мыслями, своими молитвами летать. Береги себя, сын мой, береги свое здоровье и держись достойно между ними. Пусть слова злого о тебе не услышу. А ту минуточку, когда ты придешь, жду и глазами своими высматриваю.

У нас ничего такого нового. Ребята живут, только Федь Долишный, бедненький, один на тот свет себя отправил, когда уже эти черти из ада очень его приперли, а с ним вместе мальчишка Онуферковый. Иван из-за дороги вот такие убытки гостям доставляет, не могут обгонять. У нас все забрали — и лошадей, и коров, и нетелей — но ты ни о чем не горюй, только бы жил и здоров был, сын мой.

Поздравляют тебя тетя Лена, жена дяди Палагна, стрий Максим и Иван, и я тебе желаю здоровья и благословляю своими материнскими руками. Пусть Бог тебя хранит.

Твоя мама".

Положил Миша прочитанное второй и в третий раз письмо на коленях и смотрит на ласточек, что шныряют под крышу. Хорошо бы ему было и легко, если бы... Уже не только ходить, но и бегать может, и руки уже берутся за любую работу у тетки. Мама ему такое письмо написала — он спрячет его в своей котомке. Хорошая какая! Но все это не радует Мишу.

Что ему от здоровья, от весны, от доброй тетки и всего? В прошлом году он еще меньше был и с партизанами ходил. А в этом году неужели он так останется, а не доберется к ним всем?

Печальная для Миши весна, и ласточек не хочется, и здоровым быть не хочется, и смотреть на ту теткину девчонку он уже не способен. Не любит Миша баб.

Когда стемнело, Миша пошел принести воды. Еще от колодца увидел, будто в сени кто-то вошел. Приблизился с ведром к двери и остолбенел: в доме послышался совсем вроде бы голос... дяди Андрея.

— На станице говорили, что у вас мальчишка... про отряд спрашивал...

Миша не слушает дальше. Он, как вихрь, ворвалась в двери, что они даже закачались в косяках.

— Дядя, дядя! — только мог сказать... Дядя Андрей прижал его, как сына.

XVI

Двадцатого апреля. Была чудесная ранняя весна. В лесу уже зеленел орешник и с земли повылезло много мелких цветков. А птички так радовались, что голосов им не хватало для этой радости. Сухие прошлогодние листья, полинялые и перегнившие, здесь и там уже побежденные свежей молодой зеленью, зашелестели под ногами бледного еще, но уже зарумянившегося первым весенним румянцем парня с итальянским "эмпи" на плече. За ним бежал большой собака.

— Стой, кто идет? — остановил его вдруг часовой, стоявший за деревом.

— Журавель с юга! — сказал парень.

— Иди, зубр, из лесу! — ответил постовой.

Постовой и мальчишка посмотрели друг на друга. Постовой был молодой, может семнадцатилетний парень, большой, неловкий и веснушчатый. Он взглянул свысока на малую Мишину фигуру.

— А ты что будешь делать в лагере?

— То, что и ты! — ответил Миша и ушел, не оглядываясь.

Миша стоит в стрелковом ряду на большой лесной поляне, где собрался повстанческий курень на праздник весны. Посередине на мачте развевается сине-желтый флаг, под ним — сложений из хвои большой трезубец, вокруг которого венком лежит оружие молодых юношей, которые будут принимать присягу.

Командир Серый, старый командир Михайлика, проводит присягу. Миша еще не присягал — он еще слишком мал. Да он и так партизан, телом и душой, и чувствовал это так же хорошо, как его друзья, вытянувшиеся слева и справа от него.

Командир читает приказ. Раздаются имена и имена.

— ...за мужественное поведение в самых тяжелых условиях, за храбрость в боевых акциях, за спасение жизни своего командира — наградить Бронзовым Крестом Боевой Заслуги куренного разведчика Михаила.

У Михайлика кровь ударила в голову. Он выступил вперед и выпрямился, как натянутая струна. Минутку командир и Миша смотрели друг другу в глаза. В Мишиных глазах блестели слезы, у командира тоже светилась теплая влажная искорка. Флаг в синем небе развевался на ветру...

Миша посмотрел еще на большого веснушчатого мальчишку. Его грудь выпрямились, как у всех, и как во всех блестели глаза. Он, как и все, — друг и товарищ.

Клетчатый плед.

Керат — механическое устройство, приводимое в действие живой силой, например, лошадьми. Еще одним примером кераты может быть «шахматный автомат»

Противника.

Петь, употребляется только относительно петухов.

Крещение.

От «стрий» — родной брат отца или муж отцовой сестры.