Мой брат Сэм: Дневник американского мальчика - Кольер Джеймс Линкольн

— И твой дедушка собирается сражаться с красными мундирами?

— Вряд ли, — ответила Бетси. — Дедушка слишком старый. Он сказал, что, возможно, подаст в отставку и передаст свой пост кому-то помоложе. Вообще-то он считает, что не следует начинать войну без самой крайней необходимости. Он говорит, что можно найти способы уладить дело миром и с королем, и с парламентом.

— Таких способов не существует, — возразил Сэм. — Британцы хотят и дальше держать нас своими рабами. Мы намерены сражаться.

— Но многие не хотят этого, — заметил я.

— Здесь — не хотят, это правда. Ведь это страна тори. Отец, мистер Бич, Лайоны, Коучи — большинство прихожан нашей церкви — тори! Они думают, что так повсюду, но они ошибаются. В Нью-Хейвене готовы сражаться, а из Уиндхэма уже послали ополченцев в Бостон.

Сэм говорил об отце и наших знакомых с презрением. Он всегда отвечал презрением тем, кто с ним не соглашался, потому что был уверен в своей правоте. Надо признать, что он и вправду редко ошибался. И все же мне было тяжело думать, что отец не прав.

— Сэм, отец говорит, что для большинства людей дело не в свободе, а в нескольких пенсах налога.

— Вот такой он, наш отец! Во всем видит только деньги! Затронуты принципы, Тим. Либо ты живешь согласно своим принципам, либо нет! Человек должен быть готов умереть за то, во что верит.

— Кто же хочет, чтоб его убили?

— Никто не хочет, чтобы его убили, — сказал Сэм. — Но надо быть готовым умереть за свои принципы.

— Вот это правильно, — поддержала его Бетси.

— Но, Бетси, тебе же не приходится рисковать своей жизнью, — возразил я.

— Если бы я могла, то пошла бы сражаться, — сказала она.

Меня раздражал этот спор.

— Может быть, король передумает и отзовет своих солдат.

Сэм покачал головой:

— Не передумает. Он хочет преподать нам урок, но мы его проучим. Мы уже показали им в Лексингтоне!

— Я это и имел в виду, — возразил я. — Может быть, он сдастся прямо сейчас.

— Не сдастся, — сказала Бетси. — Отец говорит, что не сдастся.

Какое-то время все молчали. Потом Сэм сказал:

— Вот-вот начнется война. Чью сторону ты примешь?

Я не знал, что ответить. Послушать Сэма, выходило, что он прав, а отец ошибался. Но как можно идти против отца? Я промолчал.

— Тим, ты мог бы помочь нам, держа ухо востро в таверне. Когда соберутся тори со всего Реддинга, будет много разговоров про то, что собираются делать красные мундиры. Ты мог бы разузнать, кто они, эти тори, кто из них на нашей стороне, — в общем, ты понимаешь.

Я запаниковал:

— И слышать об этом не хочу!

— Ты бы нам очень помог, — сказал Сэм. — Смог бы стать героем.

Я поднялся:

— Мне пора. Отец может что-то заподозрить.

Сэм тоже встал.

— Ну и как, будешь нам помогать? — спросил он.

Бетси тоже поднялась на ноги:

— Тим, я увижусь с тобой у таверны, если ты что-нибудь узнаешь.

Но я не обращал внимания на ее слова: когда она встала, тени передвинулись и пламя огня осветило стену хижины. Там лежало одеяло, как будто его кто-то специально туда бросил, а из-под него торчал ружейный ствол.

— Сэм! — закричал я. — Ты украл «Браун Бесс»!

Он резко обернулся и посмотрел на ружье.

— Проклятье! — выругался он. — Я не хотел, чтобы ты его увидел.

— Сэм, ты не можешь его взять! Оно не твое, это ружье отца!

— Т-с-с… Не надо так кричать. Мне необходимо ружье, Тим. Чтобы сражаться.

— Ты не можешь его взять! Оно нужно дома! Оно нужно отцу!

— Уж не думаешь ли ты, что я могу сражаться без ружья? — Сэм пристально посмотрел на меня. — Ты собираешься рассказать отцу, что я еще здесь?

— Тимми, — сказала Бетси, — неужели ты хочешь, чтобы твоего брата убили?

Я стоял смущенный, сбитый с толку, не зная, что делать, и молчал.

— Так ты ему скажешь? — повторил Сэм.

— Сэм, пожалуйста, не бери ружье! — Я был готов расплакаться. — Пожалуйста, Сэм!

— Тимми, — сказала Бетси, — ты же не хочешь, чтобы Сэма убили, правда?

— Пожалуйста, Сэм!

— Ты скажешь ему? — твердил Сэм.

Я больше не мог сдерживаться и заплакал.

— Нет, не скажу, — прошептал я. — Прощай.

Я развернулся, выбежал из хижины и помчался через поле. На полпути к дому мне стало стыдно за свои слезы. Я перестал плакать, а когда добрался до таверны, мои глаза были сухими, и никто ничего не заметил.

Почему-то всегда кажется, что с началом войны все изменится и люди только и будут делать, что говорить о сражениях, но у нас ничего не изменилось, дни проходили, как обычно, словно войны и не было.

Конечно, сражения были. Была битва при Банкер-Хилле[16], в которой повстанцы изрядно потрепали британские войска, к тому же они заняли форт Тикондерога[17]. Но все эти сражения казались чем-то далеким — они были просто темой статей в «Коннектикут джорнал» и в других газетах. Иногда отец приносил домой «Ривингтон гэзет» из Верплэнкса. Это была газета тори, и читать ее запрещалось, поэтому отцу приходилось ее прятать. Это заставило меня задуматься: как же война сделает нас свободными, если из-за нее нельзя читать ту газету, которую хочешь? Я не хочу сказать, что мы не думали о войне. В Реддинге о ней всегда много говорили, а иногда люди в таверне, напившись виски, даже начинали спорить, стоило ли ее затевать. Однажды в результате такого спора отец даже вышвырнул человека из таверны. Тот был неместный, и я думаю, просто не знал, что Реддинг — город тори, потому что сказал кому-то, что хороший красный мундир — это мертвый красный мундир, а король Георг — большой волосатый дурак. А отец сказал:

— Это слова изменника. А изменникам здесь не место!

Мужчина с грохотом опустил пивную кружку на стол:

— Я думал, что нахожусь среди свободных людей, а не среди рабов.

Не успел он договорить, как отец набросился на него, рывком стащил со стула и вышвырнул за дверь в уличную грязь. Мужчина лежал на спине в грязи, проклиная отца, но отец захлопнул дверь, и мужчина ушел. Я думаю, он понял, что находился в городе тори.

Но, за редким исключением, война почти не повлияла на нашу жизнь тем летом 1775 года. Сэм ушел, и никто о нем не говорил — ни отец, ни мама, ни я. Отец не говорил о нем, потому что сам прогнал его, а мама и я — потому что не хотели сердить отца. Мы понимали, что Сэм может погибнуть. Но я не хотел об этом думать и не думал.

Лето шло своим чередом, а я жил обычной жизнью, которая в основном заполнялась ежедневной рутинной работой. Гораздо лучше быть сыном хозяина таверны, чем сыном фермера, как большинство мальчиков. Управлять фермой — ужасно тяжелая работа; нужно пахать, мотыжить, доить коров и тому подобное и весь день работать в поле одному, так что не с кем поговорить. В таверне было гораздо веселее: люди приходили и уходили, многие из них были из больших городов, таких, как Хартфорд[18], или даже Нью-Йорк, или Бостон, они часто рассказывали интересные истории. Но все равно это не так весело, как полагают некоторые, например Джерри Сэнфорд. Почти все время он работает на ферме своего отца и думает, что мне повезло. Он не понимает, что для таверны нужны дрова, что необходимо таскать воду из колодца, а когда, как кажется, больше нечего делать, остается еще оттереть полы, вымыть окна и поддерживать чистоту. Моя мама помешана на чистоте. Она любит повторять: «Пища вкуснее в чистом доме».

Разумеется, мне приходится смотреть и за скотным двором. И ездить на повозке в лес, который находится через два поля от таверны вниз по Фэрфилдской дороге.

Так, что хотя в таверне и лучше, чем на ферме, но все равно не так уж весело. Конечно, при желании я могу все бросить и пойти поиграть с Джерри Сэнфордом. Если жарко, мы идем купаться в мельничном ручье или залезаем на деревья в лесу. Мы играем в ножики, швыряем камни в реку или бегаем, погоняя палочками круги, и обычно в этой игре побеждаю я, потому что бегаю быстрее. Если идет дождь, мы заходим к Тому Воррапу, и он рассказывает нам истории об индейских войнах[19] и подвигах своего дедушки Вождя Чикена. А дома, если рядом никого нет, я иногда незаметно прокрадываюсь на чердак и просматриваю старые альманахи, которые Сэм приносил из колледжа. Но в основном я все-таки работаю.