Валентин Гнатюк - Святослав. Возмужание

Узнав о поражении союзников, Яшак запросил мира. Сеча прекратилась, и военачальники с обеих сторон встретились для переговоров.

Свенельд и Святослав с темниками Верягой, Издебой, Притыкой и Горицветом сидели в шатре на толстой цветной кошме, а напротив них – недавний супротивник, молодой сын Кагана Исаак, со своими воеводами и князьями. Шатёр стоял посредине меж двумя станами, русским и хазарским. Святослав чувствовал себя неуютно не только потому, что никогда ранее не принимал участия в подобных переговорах, но и потому, что не мог отойти от недавних боевых схваток, видя в каждом хазарине цель для своего меча, а не переговорщика. Яшак, как произносили имя хазарского князя русы, несколько раз оценивающе взглянул на юного князя урусов и встретился с его открытым и не по летам твёрдым взглядом. Когда военачальники наконец договорились о том, что хазары обещают более не нападать на Русь, а в оплату причинённого вреда и за то, что русы дадут им спокойно уйти за Дон, отдают под власть Киева часть северских земель, оба князя снова обменялись красноречивыми взглядами. «Ну что ж, в следующий раз посмотрим, чья возьмёт», – прищурил на юного Святослава свои карие очи Яшак. «Поглядим», – ответили голубые очи киевского княжича.

Целый день хазарский и русский станы, расположившись друг против друга, ждали решения. А на другое утро хазары снялись и ушли к Дону.

– Хитёр хазарский Яшак, – промолвил кто-то из сотников, – по уговору отдал нам восточносевские земли. А там ведь печенеги издавна ходят со стадами своими, выходит, теперь с печенегами за эти угодья драться придётся?

– Воевода Свенельд с темниками решили, что эти условия нам подходит, – отозвался второй. – Худой мир всё же лепше доброй ссоры…

Русы прошлись ещё вдоль границ, отлавливая мелкие хазарские отряды, занимавшиеся грабежом и разбоем, и только после этого войско получило наказ возвращаться домой.

Ехали всадники по степям, усеянным трупами, и в небо нехотя взмывали стаи чёрных воронов, которые не разбирали, чьё клевать мясо – хазарское ли, печенежские или русское.

Там, где недавно звенели мечи и жужжали стрелы, вытоптанная трава почернела от крови, а уже обглоданные кости белели на жарком солнце. Там и сям валялись в основном сломанные луки, копья, щиты, русские обоюдоострые мечи и кривые печенежские сабли, хазарские ножи и конская сбруя.

– И сколько уже крови людской выпила эта степь, – задумчиво промолвил Веряга, – а всё колышется зелёными травами и бушует цветением, так что, глядя на неё, никогда не скажешь, сколько смертей она перевидела…

Ехавший рядом темник Лесина только вздохнул в ответ.

Схоронив убитых, русы возвращались в Киев-град праздновать победу.

Кияне кричали им «славу» и несли всё, что могли из еды и питья. А другие горько плакали и причитали, оттого что лишились родных и близких.

Княгиня Ольга встречала русское войско, стоя на высоком крыльце терема. Ещё издали разглядела она сына, едущего впереди Молодой Дружины на белом коне. И был он, несмотря на свои шестнадцать лет, уже воином настоящим, мужем сильным и твёрдым, и на щеке его багровел свежий рубец от печенежского клинка. И ехал Святослав от берега Непры через Хазарские ворота до княжеского двора, а все люди восторженно кричали ему: «Слава!»

Доехав до терема, Святослав спрыгнул с коня, взбежал на крыльцо, обнял мать. Проезжавшие мимо всадники и проходившие ратники приветствовали их вздыманием мечей и копий. Ольга не выдержала и разрыдалась.

– Что ты плачешь, мамо, я вернулся, живой и здравый. Смотри, как люди радуются, мы одержали победу!

– Прости, сынок, – всхлипнула княгиня, – от радости плачу, что тебя опять вижу, но и от горя сердце разрывается… Ладомилушка… наша…

– Что с ней? – вскинулся княжич.

– Роды были слишком тяжёлыми…

Святослав, не дослушав, вихрем полетел в горницу, распахнул дверь и застыл на пороге.

Молодая незнакомая женщина, качавшая колыбель, прервала песню и невольно поднялась с лавы, растерянная неожиданным появлением княжича.

В горнице всё было по-прежнему, и вместе с тем чувствовалась какая-то пустота, будто убрали нечто важное. Серебряное зеркало было закрыто покрывалом.

Перехватив взгляд Святослава, нянька прижала ладони к груди и опустила голову, словно в чём провинившись.

– Ушла наша Ладушка, – прошептала она, – ушла навеки, не попрощалась… В родильной горячке была, так и сгорела, как свечка… Уж как матушка Ольга ни старалась, лучших лекарей византийских призывала, а не спасли…

В этот момент в горницу вошла вторая нянька с младенцем на руках.

– Здрав буди, светлый княжич! – бойко поклонилась она. – А мы с Ярополком слышим, вроде татко приехал, вот и пришли поздороваться!

Вслед за нянькой торопливо вошла Ольга.

– Отчего кудесников к Ладомиле не призвали? – жёстко спросил Святослав, глядя куда-то в сторону.

– Как же, княжич, – отозвалась нянька с Ярополком, – столько лекарей самых знатных…

– Я вопрошаю, отчего не послали к Великому Могуну и его кудесникам? – повторил княжич, и в его голосе прозвучало столько грозной силы, что в горнице наступила напряжённая, до звона в ушах, тишина.

– На всё воля Бога Всевышнего, – тихо ответила Ольга. – Погляди на сына-то, Святослав!

Княжич подошёл к колыбели. Маленький морщинистый человечек спал, разметав крохотные ручонки под мягким покрывалом из цветного полотна.

– Какое имя ему дашь? – спросила Ольга. Святослав ненадолго задумался.

– Пусть будет Олегом, в честь деда, и прославится такой же храбростью и мудростью…

Повернувшись, он протянул руку к годовалому Ярополку, которого держала бойкая нянька. Голубоглазый и ладненький, как все дети, мальчуган ухватил палец и потянул его в рот. Святослав убрал руку, и малыш захныкал.

– Настасья, – обратилась Ольга к новой няньке, – забирай Олега, пусть они с Ярополком вместе пока побудут. Княжичу отдохнуть надобно, не видите, он с ног валится. Устинья, Купава! – кликнула она. – Готовьте горячую воду и постель, а в поварской скажите, пусть запекут белого лебедя, живей!

Всю ночь напролёт за окнами пели люди, радуясь победе, веселились и весь второй день. А на третий была объявлена Всеобщая Тризна, игрища и позорища во славу тех, кто сложили головы в сей войне.

Святослав не принимал участия в общем веселье и покинул терем, лишь когда воины пошли к Требищу. Там была принесена жертва Перуну и прочим богам киевским в благодарность за дарованную победу. А затем на древней Перуновой горе началась Великая Тризна, и сам Великий Могун правил на ней требы и приносил жертвы. Только княгиня Ольга не пришла, она, рекли, когда шла из гридни, оступилась и не могла ходить, а вместо себя прислала Свенельда и Святослава.

Воевода Свенельд в праздничном новом одеянии, при мече и в зелёном плаще с золотой фибулой на плече встал на вершине неподалёку от кумиров и обратился к собравшемуся воинству, укрывшему все склоны Перуновой горы. Поздравив дружинников и ратников с победой, Свенельд заговорил о потерях.

– Дорого обошлась эта война и нам, и хазарам, но дороже всех стоила она печенегам, – провозгласил воевода, – ибо бессчётное количество степных воинов сложили в ней голову. Мы же утратили половину войска. Больше всех потерь понесли тьмы Издебы, Притыки и пешие ратники. Святослав потерял десятую часть убитыми, поскольку его Молодая Дружина темников слушалась, порядок имела и в сече действовала умеючи.

И были оглашены на Требище все имена убитых. И узнали кияне, как темник Мечислав Тырло был обезглавлен хазарином пред своими тьмами и Клин пятитысяцкий пал в поле перед очами полков. Как геройски сражался темник Сушина и получил смертельный удар врага и как погиб от руки печенега молодой темник Драгослав. А Горицвет-темник был ранен в десницу, но не тяжело, и уже занял место в строю. И княжич Святослав был легко ранен, так что порез сам закрылся. А многие десятские и сотские были убиты и многие ранены. И все их имена оглашались на древнем Требище сотниками и тысяцкими, которые, сменяя друг друга, рассказывали о геройски погибших ратниках и дружинниках. А живые поминали их троекратным «Слава!».

И когда были прочитаны все имена, вострубили боевые рога, призывая мёртвых к прощальной Тризне, чтоб они вместе с живыми незримо ели братскую страву и пили хмельные мёды.

Когда кудесники со служителями обнесли всех поминальной трапезой, среди тризнующих пошли воспоминания о самых примечательных моментах битвы, кто и как проявил своё удальство и умение.

Молчавший и до сих пор думавший о чём-то Святослав вдруг спросил у сидящих подле:

– Видел я, как ратники геройски сражались у стен киевских, да ещё и выдумку применяли: взяли огнищанские бороны и положили их в траву по три в ряд. А когда печенежина на них с диким криком полетела, наскочила на колки те и стала с коней падать. И в других местах то колья в землю вбивали, то верёвки в траве протягивали, и спотыкались печенежские лошади, седоки валились на землю, а ратники добивали их. Хотел бы я видеть того воеводу ратного, где он?