Древо Жизора - Стампас Октавиан

— Голубка! Вот она! Наконец-то!

Роберу сделалось не по себе. Он пытался понять, что происходит с королем, но не мог. Ричард видел голубку, летающую над его рыжей головой, и зеленые глаза короля сияли, как капли быстро пронесшегося ливня на свежей зелени листьев в лучах брызнувшего солнца. Ричард вскочил с постели и выбежал из шатра. Робер бросился за ним следом и увидел короля, замершего в оцепенении, лицом на запад, а спиной на восток, и когда тамплиер осмелился промолвить: «Ваше величество. ..», монарх повернулся к нему потухшим взором и произнес:

— Робер!.. Это была не просто голубка… И она сказала мне, что я должен вести свое войско назад в Яффу, а затем возвращаться в свое королевство.

В тот же вечер, в ставку Ричарда в Бетнубе явился сенешаль ордена тамплиеров Жан де Жизор в сопровождении самого Сафадина, брата Саладина. Уединившись с Ричардом, они сообщили ему весьма важную новость — Саладин тайно готовится принять христианство; для того, чтобы все необходимые приготовления были завершены, ему потребуется год, а то и два. Поэтому, если Ричард как христианин понимает всю важность происходящего, он должен оставить затею со взятием Иерусалима и, по возможности, скорее заключить с великим султаном перемирие. Беседа проходила в строжайшей тайне, и единственный, кому Ричард счел возможным доверить её содержание, оказался старый тамплиер Робер де Шомон. Он воспринял все скептически:

— Величайший обман! — сказал он. — Жан де Жизор родился в один и тот же день, что ваш покойный отец. В тот же самый день угораздило родиться и меня, грешного. Мало того, я с раннего детства знаю Жана, поскольку мы были соседями. Мы всю жизнь считались друзьями, и теперь он сенешаль, а я коннетабль ордена Храма, и я должен почитать его как старшего по званию… Но убей меня Бог, если, положив руку на Священное Писание, я поклянусь, что можно хотя бы на ноготь мизинца доверять графу Жану де Жизору.

— Увы, Робер, я тоже никогда не любил это тараканоподобное существо. Но я полностью доверяю Саладину, и я верю, что его брата могла посетить Христова благодать. К тому же… Ты помнишь голубку, которую я видел сегодня днем?

— Но я ее не видел, государь.

— Но я ее видел, тамплиер.

Все, что происходило дальше, известно любому школьнику, любой мало-мальски себя уважающей домохозяйке. Возвратившись в Яффу, Ричард Львиное Сердце почувствовал некоторое облегчение в болезни, но тело его еще долго оставалось осыпанным прыщами и струпьями, из-за чего он уговорил Беранжеру временно отправиться на Кипр, ибо не желал, чтобы она видела своего возлюбленного супруга в столь угнетающей его немощи. В отношении необходимости заключения перемирия с Саладином Ричард еще какое-то время колебался, несколько раз приглашал к себе великого магистра храмовников Робера де Сабле и главного госпитальера Гарнье де Напа и упрашивал их отпустить его в Сен-Жан-д'Акр, где можно было подлечиться, но оба великих магистра, и в особенности де Сабле, решительно настаивали на окончании крестового похода, поскольку, как говорилось повсюду, у сарацин готовятся великие перемены, благодаря которым власть крестоносцев в Палестине и Сирии упрочится сама собою и станет крепче, чем при Бодуэнах.

А тем временем, не дожидаясь перемирия, которое казалось всем уже давно решенным делом, рыцари, особенно из числа тех, кто приобрел в Святой Земле кое-какое имущество, спешили на корабли, плывущие в Дуррацо и Константинополь, Геную и Марсель, Венецию и Мессину. Видя же, что с того дня, как войско во второй раз повернуло вспять от злополучной Бетнубы, болезнь стала медленно отступать, Ричард, наконец, смирился окончательно и при посредничестве любезного Сафадина заключил мирный договор с султаном, по которому стороны обещали не вести друг с другом никаких военных действий в течение трех лет, трех месяцев и трех дней с момента подписания.

Чувствуя свое дальнейшее пребывание в Святой Земле излишним, король Ричард сел на корабль и отправился восвояси. Его лучший летописец Амбруаз пишет, кажется, что Ричард, погрузившись на судно в лучах заката, с наступлением темноты не ложился спать, а всю ночь стоял на корме корабля и смотрел на звезды, ярко пылающие над землей Иисуса Христа, а когда взошло солнце, воскликнул: «О Сирия! Вручаю тебя Богу!» Можно было бы возразить летописцу и написать, скажем, что король Львиное Сердце, едва корабль отплыл от пристани, рухнул без сил на палубу и проспал могучим сном трое суток. Но этого делать нельзя, поскольку очевидно, что слова достопочтенного Амбруаза полностью соответствуют действительности.

Всем известно, что плаванье пошло на пользу Ричарду, прыщи исчезли, и, встретившись на Кипре с Беранжерой, полный новых сил и здоровья тридцатипятилетний король Англии принялся плавать со своей ненаглядной женою по всему Средиземноморью, останавливаясь то в одном порту, то в другом, посещая различные прибрежные замки и почти всюду встречая самый радушный прием. Он отрастил густую рыжую бороду и длинные волосы, отчего стал еще больше похож на величественного льва. Когда наступила осень, он, наконец, решил вернуться в свое королевство, но, опасаясь козней со стороны своих врагов во Франции и Бургундии, счел за благоразумие тайно пропутешествовать через земли австрийского герцога и владения Генриха Льва, прочно властвующего в Саксонии. Беранжеру он отправил другой дорогой, а сам, высадившись на адриатическом побережье при печальных обстоятельствах крушения судна, в сопровождении своего верного тамплиера двинулся в сторону Вены, и лишь дойдя до предместий города, узнал, что герцог Австрийский вошел в союз с врагами и только о том и мечтает, как бы взять в плен Ричарда Львиное Сердце. Сердитый и голодный, Ричард остановился в одной из деревень под Веной и послал своего единственного спутника в город за съестным, а сам рухнул в постель и заснул, ибо был страшно утомлен, проскакав немало лье без остановки на резвом ходу.

Между тем, спутник Ричарда был одним из высокопоставленных чинов ордена тамплиеров и в течение своей карьеры несколько раз появлялся по разным поручениям при дворе герцога Австрии. Один из слуг герцога на беду оказался излишне зорким и узнал идущего по улице тамплиера. Мало того, он знал, что сей славный рыцарь является одним из доверенных лиц английского короля. Схваченный тамплиер в течение нескольких часов терпел самые лютые пытки, покуда жизнь не стала покидать его бренное тело. Умирая, он в бреду принялся просить прощения у Ричарда за то, что так глупо попался в руки врагов, и ненароком назвал деревню, в которой скрывался король Львиное Сердце, советуя ему перебраться из нее подальше от Вены. С тем он и испустил дух, а враги бросились искать Ричарда и вскоре нашли его. Когда они вломились в двери, король еще спал, но он тотчас вскочил и, успев схватить меч, принялся отбиваться. Однако, видя, что недругов много, а он один, Ричард сказал, что сдается, но меч готов отдать только в руки самого герцога. Австрийский государь по достоинству принял своего пленника, устроил в его честь пышный ужин, во время которого шпильманы на ломаном французском пели хвалебные песни королю Львиное Сердце. Затем Ричарда отправили в замок Дюренштейн, расположенный на крутом и высоком берегу Дуная, где Леопольд распорядился обслуживать короля по-королевски и выполнять любые его приказы. Единственное в чем был ограничен Ричард — в праве покидать пределы замка.

У всех на памяти то, с каким достоинством вел себя Ричард, когда его привезли на сейм в Шпейер и устроили подлое судилище, на котором император Генрих, сын доблестного Фридриха Барбароссы, выдвинул против короля Англии целый список чудовищных обвинений. Среди них самыми голословными были обвинения в том, что Ричард покушался на жизнь короля Франции, а также вошел в вероотступнический сговор с ассасинами и их руками уничтожил Конрада Монфератского. Ричард выслушал все спокойно и твердым голосом отклонил все обвинения, исчерпывающе объяснив причину их возникновения. И лишь однажды позволил себе усмехнуться, когда присутствовавший на этом позорном судилище сенешаль ордена тамплиеров граф де Жизор, обращаясь к Ричарду, сказал: