Степан Злобин - Степан Разин (Книга 2)

«Язва» томила Василия уже четыре года, и с каждым годом все хуже. Все началось с того, что после побега из вотчины от боярина он, спасаясь от сыска, три дня просидел во ржавом болоте, в воде. Двое его товарищей умерли через неделю, а сам он остался сначала даже здоров, пошли только чирьи на пояснице и по ногам. Василий добрался на Дон, стал казаком, жил в станице, научился владеть пищалью, мушкетом и саблей. Чирьи не проходили, открылись гнойные язвы. Знахарки давали ему и лук и чеснок, хрен с медом, редьку, телячью печенку, медвежье сало. Чего не ел только, что не прикладывал к язвам – все втуне! Ноги распухли. Язвы покрыли все тело. Летом, на солнышке, они утихали, а осенью снова ему становилось хуже. Сильное тело ослабло. Теперь уже он и не думал сесть на коня. Он или плыл на челне, или ездил в санях, не то – в двуколке на сене. Но народ уже знал его и любил.

«А что, не поднять мне всю Русь?! Есаулов довольно, саблей махать не хитро, и другие могут, а голова у меня светла. Во товарищи умного атамана возьму – и пойдем. Ить сила народная зря пропадает! – раздумывал Ус. – А бояре всё крепнут, а мужик всё слабеет, как словно в язвах. Время упустишь – и язва народ заест. Уж тогда не поднять... Атаманишек много на свете: народ разобьют на ватажки, туды, сюды, – и вся сила в разбой изойдет, на шарпальство... А надо собрать во единую крупность народ. Вдруг помру, не поспею!..»

Ус испугался этой впервые пришедшей мысли. Он решил бороться во что бы то ни стало за жизнь, за силы.

– Эй, мать! – крикнул он стряпухе.

– Что, сыночек?

– Давай там грудинку, разогрей, что ль, поем.

– Василий Лавреич, яички тоже? – спросил парнишка, принесший яйца.

Не смея тревожить атамана в его размышлениях, он присел у костра и стругал из дерева черенок к своей сабле.

– И яички вари! – согласился Ус.

Стряпуха радостно захлопотала с едой.

– Василий Лавреич, тебя человек добиватца! – сказал, подходя к костру, один из есаулов Уса, Петенька Рыча.

– Чего же не пускаешь?

– Я мыслил, ты хвор. Да, вишь, человек-то странный: сказывает – пахотный, ан по хлебам идет, зеленя потоптал, не взглянул. Худа какого не стало б!

– А что, ему голова не мила? Вон сколь людей вокруг. Позови, не беда.

Есаул вернулся с дюжим чернобородым мужиком в лаптях, в сермяжном зипуне и поярковой шапке. Ворот рубахи был расстегнут. Медный крестик болтался на нитке.

– Добра здравья, Василь Лавреич! – сказал он, кивнув головой.

– Здорово! Как звать-то? – откликнулся Ус, пристально и хитро осмотрев новичка.

– Стяпанка Зимовин.

– Отколь?

– Рязанских земель. Боярский мужик я, Василь Лавреич.

– Пошто ж ты ко мне пришел?

– Хочу за казацкую правду с боярами биться, – ответил пришелец.

Василий снова пристально посмотрел на него.

– Пахотный? – спросил он.

– Был пахотным...

– Ну, садись вечерять, – сказал Ус, подвинувшись и давая место возле себя.

Мужик сел возле него к горячей похлебке, которую снова поставила стряпуха перед Василием.

– Ешь, гость. Ты не брезгуй: я здрав. Не зараза какая. В болоте застыл – оттого и язва.

Оба взялись за ложки.

– Каких, говоришь, ты земель? – внезапно спросил его Ус.

– Рязанский...

– Соврал! – подмигнув, с усмешкой сказал атаман. – Рязанских за то косопузыми кличут, что вяжут кушак узлом на боку, а ты опояску стянул на пупе!

– Так, сбилось... – пробормотал мужик, поспешно поправив пояс, будто это было важнее всего.

– И поклон у тебя не тот, не мужицкий, – дворянский поклон: головой мотнул, да и все, будто спину сломать страшишься! Полем шел – зеленя топтал не жалеючи. Вечерять сел – и лба не окрестишь. Кажи-ка ладони...

– Что глумишься, Василь Лавреич! – воскликнул пришелец. – Что низко тебе не кланялся – не обидься: боярам устали поклоны бить. Зеленя топтал – не приметил, а сел вечерять – бог простит – с голодухи забыл помолиться.

– Кажи-ка ладони! – настойчиво повторил атаман.

Мужик протянул вперед руки ладонями вверх.

– И мозоли, видишь, не те, и руки нежны! Сохою ты не владел, сын боярский, а саблей. Лазутчика видно! Что же, повесить тебя за то? – с насмешкою спросил Ус. – Такая лазутчику у меня за смелость и хитрость награда.

Мужики окружили толпой костер Уса. Слух о странном пришельце уже пробежал между ними, и они все сошлись сберечь своего атамана.

– Укажешь повесить, Василий Лавреич? – спросил Петенька Рыча, подвинувшись ближе.

Василий хитро посмотрел на пришельца, вид которого изображал не испуг, а скорее смущенье...

– Да что вы, ребята! Он гость атаманский! Кто же гостя-то весит?! А ты кушай, кушай, Степан Тимофеич. Я так ведь, к слову... Я сам ведь хлеб-соль твою ел. Мне тебя принимать почетно!.. – со смехом сказал Василий.

Мужик хлопнул ложкой себя по ляжке и неожиданно громко расхохотался.

– Признал, окаянный! Да как ты меня признал? Али видел?

– Видал, видал, – подтвердил с улыбкой Василий. – Ведь ты атаман большой, а нас, мужиков-то, много. Тебе нешто всех упомнить!.. А пошто ж ты нечестно ко мне пришел? Добром бы приехал. Я б принял тебя добром, пир созвал бы...

– Пришел тебя звать в кумовья, крещати бояр, да хотел прежде кума поближе видеть. Ты – казак, я – казак. Нам едина дорога, Василий! – убежденно сказал Степан, отбросив притворство.

– Мы не казаки, а мужики, Степан Тимофеич! – ответил Василий. – Мужик за правду мужичью встает, а вы для корысти да озорством. Нам волю свою добыть, чтобы землю взять, хлеб пахать в поте лица, по божью веленью, а казаки... тьфу! Земли у вас – море без края; поглядеть – то черным-черна, от жиру аж лоснится вся на солнце, в горсти помять – то как пух... А нет чтоб пахать!..

– Срамота казакам! – воскликнул один из ватаги, стоявший поближе к костру. – Как собаки на сене!..

– И скажи ведь, откуда такая неправда на свете?! – заметил второй. – Кому не надо – дается. А нет чтобы нам, землеробам!..

– Истомилась казачья земля, извелась бесплодием, – продолжал Василий. – Поначалу и мы тебя почитали, Степан. Слыхали, что брат твой Иван за беглых перед Корнилой вступался. Мы чаяли скопом сойтись под его рукою, бояр побивать...

– Великое дело! – заметил Разин.

– Не то что персидские лавки грабить! – опять перебил его Ус. – Ан, Иван Тимофеич, царство ему небесно, загинул за правду.

– Бояре сгубили... – вставил Степан.

– Вот то-то!.. Сергей Микитич, твой шурин, тоже прежде-то правду видел. Привел нас к себе добру сотню, поил, кормил. Твоя Алена Никитична нам пироги пекла... Тут ты воротился. Сергей нам тебя-то хвалил. Как ты домой пришел, Сергей говорит: «Ну, братцы, весь Дон заберем. Богатырь святорусский явился!» Верили мы. Ан ты изменил: пошел перса шарпать, богатством прельстился... Бесплодна смоковница ты, оттого нам с тобой не с руки!..

– Неправ ты, Василий! – ответил Разин. – Бояре богаты: у них и ружье, и порох, и пушки, и хлеба вдоволь. Голодному люду с ними не сдюжить. А ныне и мы богаты! Ныне у нас на них силы довольно. Кабы я перса не шарпал, на что бы мне войско свое снарядить?!

– А что нам в твоем-то войске! Ты казакам норовишь, не народу! Князем стать хочешь, казацкий уряд в Понизовье устроить... Ну, скажем, стрельцы к тебе набегут, ну, станет, наместо Черкасска, Астрахань город казацкий. А как на Руси будет жить народ?

– Как жил! – сказал Разин. – Жил, не помер доселе народ. Землю пахал...

– Бояр кормил хлебом, дворян, казаков – захребетного люду мало ль на свете! – с насмешкою перебил Василий. – Ныне ты Волгу и Яик возьмешь – еще того более дармоедов станет. Бояре посмотрят: страшна казацкая сила! – и скажут тебе: «Давай мирно жить, Степан Тимофеич, служи государю добром, а мы тебе хлебное жалованье, и денежное жалованье, и пороховую казну будем слать, и меха, и сукна». Держава казацкая станет!

– Худо, что ли?! – спросил Разин.

– Кому и добро! – ответил Василий.

– А худо кому?

– Мужику – землеробу! Ему еще дармоедов на шею прибудет... А станет народу тошно, и всею Русью подымется он побивать бояр, да дворян, да вас, казаков...

– За что же казаков? – удивился Степан.

– За то, что работать не хочешь, а ложку тянешь! Вот за что, Степан Тимофеич! Мужик на вас шею гнет, горб натирает! А ему с каждым годом тошней!.. Не зря он бежит с Руси.

– Ну и пусть бежит к нам... Я всех приму...

– Примешь? – с усмешкой спросил Василий. – Ну ладно. А когда все к тебе в казаки убегут, кто же станет пахать да сеять? Где хлебушка взять?..

Степан засмеялся.

– Надумал тоже! Ведь вон сколь народу на русской земле. Как же все убегут!

– А не все, так им больше работы станет и жизнь тяжелей!..

Степан озадаченно замолчал.

– Ну, как? – с усмешкой спросил его Ус.

– Мудрец ты, право!.. Мудришь, мудришь – намудрил целую гору!.. Чего ж ты хошь?! – даже с какой-то досадой спросил он.

– Не то ты надумал, Степан, – сказал Ус. – Не державу казацкую надо народу.

– А что?

– А всю Русь воевать у бояр! – прямо сказал Василий и поглядел на Разина.