Сергей Скрипаль - День ВДВ (сборник)

– Прекратить! Экономь патроны. Ни хрена ты им не сделаешь сейчас. Если в атаку пойдут, тогда – да…

Но духи не торопились переходить к активным действиям. Куда торопиться? Понимали, гады, что поддержки шурави ждать неоткуда. Вся ночь впереди. Поэтому методично стреляли из миномёта, обрушивая стены блокпоста внутрь, загоняя защитников крепости внутрь помещения.

От досады Федюня и Борисыч, стискивали зубы, пригибаясь от каждого выстрела. Дурдыев стоял на коленях, отмахивая поклоны и шепча что-то неслышное в разрывах мин. Лейтенант бездумно смотрел на рацию, думая, сообщать или нет, что дело – табак! Потом передумал, решив, что всяко успеет сообщить кто-то из оставшихся в живых, как тут обстоят дела.

Как только миномётный обстрел затих, Борисыч сунулся к выходу из помещения, глянул на развалины стен, выматерился и юркнул обратно.

– Хана, товарищ лейтенант, только тут можно обороняться! – и тоскливо осмотрел глухие стены убежища с одним единственным проёмом двери.

Федюня зло схватил РПК, выскочил наружу и залёг за россыпью камней, бывших совсем недавно стеной блокпоста. От кишлака слышался автоматный стрёкот. Духи попытались атаковать, но опять отошли, спугнутые пулемётной стрельбой.

Так было всю ночь. Сначала артобстрел из миномёта. Затем передышка и атака. Короткая стрельба из пулемёта. Духи откатываются назад и вновь артобстрел. Знали, ой, хорошо знали духи, что соваться с тыла или с флангов занятие бесперспективное и опасное, как не прикидывай. Вот и стремились заполучить возможность ворваться на блокпост сквозь узкую дорожку, совсем недавно обезвреженную от мин защитниками укрепления. Недаром всё же Салим столько раз ходил туда обратно, разведчик хренов!

Из РПК стреляли по очереди. Когда Мухин готовился к броску внутрь помещения, неподалёку от него упала мина, щедро осыпав лейтенанта осколками. Благо, он был в бронежилете и каске, да и осколки вначале впились в остатки стен и кучи камней, но всё же нашпиговали ноги офицера, вырвали клоками мясо, кое-где обнажив тело до кости. Мухин вполз в комнатку и потерял сознание. Борисыч с Федюней вкололи лейтенанту шприц-тюбик промедола и перевязали бинтами ноги прямо поверху брюк.

Теперь духи решили не брать приступом пост, просто нанести ему как можно больше урона и тогда завладеть блоком. Мины падали одна за другой, теперь уже падая на крышу укрепления, обрушивая потолок и стены. Наконец, крыша рухнула вниз, прикрыв собой в дальнем от входа углу всех четырёх шурави. Наступила полная тишина.

Лейтенант стонал, не приходя в себя. Федюня и Борисыч пытались выбраться из крысиной норы, в которую превратился блок-пост, торопились, срывали ногти и кожу с рук, пытались прокопать сквозь камни выход и занять оборону. Дурдыев молчал. Борисыч окликнул его:

– Толмач, ты живой?

Дурдыев слабо прошептал, что жив и опять замолчал, просто прислонился к стене спиной и тупо смотрел перед собой.

Попытки Федюни и Борисыча освободиться из плена ни к чему не привели, слишком толстый слой осыпавшихся стен придавил крышу, к счастью не упавшую плашмя внутрь комнаты, а рухнувшей наискосок, образовавшую щель между собой и стеной.

По победным крикам из кишлака, Борисыч понял, что это – конец. Полный и бесповоротный трандец. Но всё же, надежда брезжила – скоро утро. Надо продержаться как-то, пока не подойдёт помощь. Шикнул на всех, приказал вести себя тихо. Ни звука чтобы не было! Всё равно, отбиться не смогут, так хоть так, может, продержатся.

Духи были уже близко. Сначала слышался общий гул голосов, потом, вместе со скрипом придавленных подошвами камней стали проявляться отдельные голоса. А потом…потом застонал лейтенант. В тиши щели его голос, казалось, проткнул барабанные перепонки солдат. Дурдыев ужом скользнул к Мухину. Федюня углядел в проникшем сквозь беспорядочную груду камней лучике света метнувшееся к лейтенанту тело переводчика и перехватил руку туркмена с длинным тонким кинжалом, направленным на горло офицера.

– Он нас всех сдаст, – шипел, плюя слюной, Дурдыев, – надо его кончить. Кто узнает? – бесновался, придавленный Федюней, насмерть испуганный солдат.

Федюня вывернул кинжал из ослабевшей кисти, сдавил горло Дурдыева пальцами левой руки, прижался губами к его уху:

– Заткнись, падаль! Я тебя самого сейчас кончу! Молчи…

Борисыч вытянул из аптечки ещё один шприц с промедолом, вколол лейтенанту, зажав его рот ладонью. Лейтенант слабо откинулся головой на колено Борисыча и затих.

Духи ходили по бывшему блок-посту, ковырялись в развалинах, стаскивали обувь и одежду с трупов, стреляли в кучи камней, разочарованно галдя, понимая, что поживиться особо нечем.

Федюня замер, прильнув лицом к щели. Прямо перед глазами увидел носки сапог духа. Потом перед ним появились колени, а следом в щель между камнями протиснулся ствол автомата. Федюня еле успел отпрянуть назад, бесшумно повалиться на пол, как пули со страшным грохотом зажужжали, застучали по стене. Благо, щель не дала возможности поводить стволом в разные стороны, посему все уцелели. Отойдя немного от страха, Федюня прислушался:

– Борисыч, а ведь нам – крышка!

– Чего это? – прошептал Борисыч, удерживая весом своего тела всё ещё обомлевшего Дурдыева.

– Слышишь? Кто-то сквозь камни продирается, – так же тихо шептал Федюня.

Дурдыев испуганно всхрапнул.

Действительно, с другого конца завала слышалась возня и шум отбрасываемых камней. Замерли, почти не дыша. Вскоре Федюня облегчённо выдохнул:

– Шнурок, мля…

Точно. Из образовавшегося отверстия выскочил щенок, победно встряхивая ушастой башкой, отряхиваясь от пыли, кинулся к Мухину, потёрся о ботинки лейтенанта, подскочил и лизнул его в нос.

– Тихо. Тихо! – забормотал Борисыч, вытаскивая из кармана сухарь, сунул щенку.

Тот благодарно засопел, принялся грызть угощение.

Федюня вновь прильнул к щели, из которой их недавно обстреляли. Явственно слышался голос Салима, грустный, разочарованный.

– Вот, сука старая, – ярился Федюня, – нажиться захотел, урод!

Духи покрутились ещё немного по развалинам, захватили с собой оружие и всё, что представляло хоть малейшую ценность, и отправились вон, понимая, что вот-вот нагрянут шурави.

Лейтенант в обморочном сне дёрнул ногой, придавив Шнурка, тот взвизгнул, собираясь затявкать обиженно, но Федюня, опережая щенячий протест, навалился на него, сжал челюсти Шнурка ладонью и чиркнул глубоким порезом лезвием кинжала по горлу собаки. Шнурок крупно дрогнул всем телом, засучил лапками и затих, мягко втягивая бока.

Через полтора часа на кишлак обрушился огонь спарки вертолётов. По уходящей в горы цепочке духов ударили авиационные пушки, сбрасывая недавних победителей с тропы, ломая и коверкая их тела. Кто знает, может быть, и удалось кому-то из них уйти. Во взметнувшейся ввысь пыли трудно было разобрать что-либо. Через час от подножия гор подскочила броня. Полвзвода высадились у развалин блокпоста, остальные ринулись на зачистку кишлака.

Освобождённые из завала сидели у стены. Мухин лежал головой на коленях Борисыча, пытаясь понять, что произошло, сквозь туман боли и уколов. Борисыч же, раненый срикошетившей пулей сквозь щель завала, морщась, потирал задетое плечо, уже в бинтах, промокших кровью. Дурдыев сидел в стороне на коленях и тихонечко подвывал. А Федюня всё гладил и гладил ладонью в запёкшейся крови тело худого щенка, и редкие слёзы пролагали тонкие чистые полоски на его замурзанных щеках.

Курить хочется!

Жара. Духота страшенная. Начало июля. Курить хочется!

Окно не открыть. Зарешечено. Кабинет на первом этаже. Старенький кондиционер давно и прочно не работает. Опять же по причине первоэтажности истыкан железными прутьями. Школьники пробовали на вандалоустойчивость, не иначе.

Ага. Вот и говорю, что курить хочется. Но нельзя. Идёт заседание медико-педагогической комиссии. Для тех, кто не в курсе, это такая хитрая комиссия, которая по разным показателям выносит решение по поводу первоклассников, которых надо отправлять в специальные школы, где преподавание ведётся в некотором облегчённом виде. Не тянут такие ребятишки общеобразовательную программу. Не дано.

Казалось бы, чего ещё надо. Есть медицинские обоснования, есть и педагогические наблюдения. Что уж ребёнка мучать? Нет. Самое основное – убедить родителей.

Ну, кто из мамочек и папочек согласится с тем, что их дитёныш не семи пядей во лбу?

А тут, жара…И курить хочется! И бесконечные разговоры, то интонационно взлетающие визгом пенопласта о стекло под потолок директорского кабинета, то мягко журчащие, убеждающе-успокаивающие. Глаз украдкой скользит по циферблату. Пятый час решаем. Троих убедили.

Секретарь спешно оформляет документы. Гулко шлёпает печатью по личным делам учеников.

Последний сидит родитель. Второй час уже сидит. Папаша мне кого-то здорово напоминает. Вот кого только? Рядом с ним мальчишка с упрямой соплёй на губе. Изредка стирает её ребром ладони. А она так же упрямо натекает снова. На то же место. Так же упрямо, как и отец пацана реагирует на происходящее.