Александр Косарев - Картонные звезды

— Ах, мать твою так! — хватаю я заранее собранную сумку и вылетаю через волшебным образом распахнувшуюся дверь.

Ханой. (ТАСС) Варварские бомбардировки продолжаются

С 1-го по 20-е самолеты американских агрессоров совершили около 100 налетов на населенные пункты в провинции Нгеан. В результате бомбардировок убито и ранено около 80-ти мирных жителей. Подверглись бомбардировкам населенные пункты: Намдан, Нхилок и др.

Бамц! — страшный удар взрывной волны сбивает меня с ног, и я кубарем отлетаю в сторону, едва не теряя при этом свою драгоценную ношу. Бамц, Бамц, Бр-рамцц, — не менее чем полутонные бомбы щедро валятся на лес со скрытых непроницаемыми древесными кронами небес, словно перезрелые яблоки во время грозы. В воздухе дико носятся дымящиеся обломки сучьев, и удушливый запах сгоревшего тротила забивает горло. Словно ошалевший от охотничьего гона заяц, опрометью улепетываю в лес.

Все, кто когда-нибудь бывал под бомбами, меня прекрасно поймут. Единственное, что я не забываю сделать в этом аду, так это крепко прижать к груди драгоценную сумку. Но далеко мне убежать не удается. Сокрушительный удар швыряет меня на толстое дерево, и я, ласточкой пролетев сквозь путаницу ветвей, грузно стукаюсь об него плечом. Под звонкий хруст моих бедных косточек, обмякшим манекеном сползаю на узловатые корни. К счастью, сознания я не потерял, и лишь слегка притупился отбитый ударной волной слух. Так что падение очередной бомбы воспринималось мною теперь словно бы через толстую подушку. Едва лишь я осознал, что легко отделался, как тут же задался вопросом по поводу того, что же вызвало столь сокрушительный налет на, казалось бы, идеально замаскированный лагерь.

— Да ты же сам, дружочек, и виноват, — ответило мне второе «я» без малейшего промедления. — Зачем ты сообщил Пал Палычу частоты, на которых обычно работал Камо?

Ведь местные радисты после этого наверняка полдня пытались связаться на них с Ворониным, полагая, что те все еще используют их для связи с центром. А ведь американцы в это время были абсолютно не в курсе всех наших приключений и трудностей. Но они же слышат, что зловредный передатчик вновь ожил, и, естественно, поспешили с ним разобраться.

Я неуклюже повернулся на бок, и тут мой взгляд случайно упал на лежащую рядом сумку.

Юджин! Мой основной и единственный носитель секретов! Да жив ли он еще?

Подхватив свою ношу, я, постанывая от тупой боли, медленно разливающейся по груди, поволокся обратно к покинутому лагерю. Следовало спешить.

Я шел по разоренному оврагу и удивлялся. Весь столь любовно устроенный поселочек выглядел как после землетрясения. Бамбуковый навес был разметан в щепки, и как минимум, половина жилых землянок совершенно обрушилась. К моему удивлению, не было видно ни одного убитого или раненого. Видимо, все же был дан какой-то сигнал или предупреждение, но в тот момент, когда он звучал, я беспробудно спал и видел дурацкие сны про сказочного великана. Вот госпитальная палата. Здесь разрушения особенно сильны. Прямоугольный некогда вход осел, и вместо него видна только бесформенная узкая щель. Две совершенно незамысловатые мысли одновременно и яростно раздирают мой мозг. «Если лезть, то, значит, непременно придется рисковать, как минимум, своей жизнью», — кричит мне некто заботливый в одно ухо. И слыша это предупреждение, мое бренное тело подает решительную команду «Не лезть!». «Вперед, рядовой!» — в ту же самую секунду (но только в другое ухо) кричит находящийся в десяти тысячах километрах от меня полковник Карелов.

Мое израненное тело для него ничего не значит. Ибо смысл жизни любого рядового Советской Армии состоит лишь в исполнении приказов вышестоящего начальника, или, на худой конец, в образцовом выполнении воинского долга. А поскольку долг мой повелевал немедленно и быстро вызволить из завала пленного американца, или сделать попытку это сделать, я, более не колеблясь и секунды, бросаюсь к развалинам госпитального входа. Плюхаюсь на колени и засовываю голову внутрь. Темно, хоть глаз коли. Выныриваю обратно и судорожно ищу вокруг себя хоть что-то горючее.

Кусок рваной газеты, тряпочка и щепка мигом превращаются в небольшой факел, с которым я возвращаюсь в полузаваленный проход. В толще земли разрушения менее катастрофичны, и мне удается даже приподняться на четвереньки. Отодвигая выпавшие из креплений стропила, торопливо продвигаюсь во вторую палату слева, поскольку именно в ней содержался американец. Самодельный светильник еле теплится, и я не обращаю внимания на какое-то шевеление на койке справа. Кто бы там ни был, но помощи от меня он не дождется. Мой «клиент» лежит на левой койке, и только он обречен на принудительное спасение. Ага, вот и он. В колеблющемся свете видны лишь расширенные зрачки явно ничего не понимающего Юджина.

— Кто здесь? — спрашивает он меня слабым, изможденным голосом. — Что случилось? Где я?

— Юджин, это я, Саша, — пытаюсь я успокоить его, одновременно стараясь одной рукой освободить его тело, привязанное к койке двумя широкими брезентовыми полосами. — Помолчи минутку, не мешай.

Факелок мой догорел уже до пальцев, и я с воплем отбрасываю его в сторону. Я почему-то думал, что он тут же угаснет, но огонь случайно попадает в лужицу спирта, вытекшего из опрокинутого аптечного пузырька, и кольцевая волна голубоватого пламени беззвучно разливается по полу.

— Не хватало еще сгореть тут заживо, — бормочу я, безумным усилием разрывая последнюю ленту.

Схватив изрядно полегчавшее тело Блейкмора, я стаскиваю его вниз и, стараясь не торопиться (но как не торопиться, когда вокруг бушует пожар), волоку его к выходу. Он болезненно стонет и сопротивляется. Где-то позади гулко лопается еще одна склянка, и малинового отсвета огонь озаряет все вокруг. Но мы уже у спасительного выхода. Гулко кашляя от забивающего легкие эфирного духа, я с облегчением выскальзываю на свежий воздух и одним мощным рывком выдергиваю за собой раненого. Вслед за нами из щели несутся вопли оставшихся в огне раненых и звуки глухих взрывов емкостей с медицинскими препаратами. Но взрывы нам с радистом уже не страшны, а горящие люди все равно обречены. Не стоит даже думать об этом. Бежать, бежать отсюда и как можно скорее.

— Где мы? — вопрошает меня Юджин, видимо плохо понимающий, где находится.

— В лесу, — коротко поясняю я, оттаскивая его подальше от жуткого места, ядрено пахнущего паленым человеческим мясом.

— Как, — едва ли не кричит он, — опять?!

Бедный Блейкмор! Он, видимо, вообразил себе, что я все еще тащу его от того болота, через все те буйные заросли и жуткие буераки. А кратковременное видение больничной палаты он представил как чисто болезненное измышление воспаленного температурой мозга.

— Держись, — пристроил я его на своей спине, — нам надо поскорее отсюда выбираться.

— Нет, нет, — запротестовал он, — я больше ничего не могу и не хочу. Нога болит ужасно, и я весь словно в огне.

— Потерпи, потерпи, — уговариваю я его, гадая, как бы поделикатнее объяснить Юджину, что ногу ему уже отрезали и боль его относится уже к несуществующей конечности.

Вот так, на спине, я проношу его вдоль оврага метров на четыреста, хотя и понимаю, что надо бы куда-нибудь поскорее Свернуть. Но заросшие плотной растительностью склоны оврага все еще довольно круты, и я вполне трезво понимаю, что вдвоем нам наверх никак не выбраться. Но вскоре справа от себя я вижу хорошо укатанную площадку, использовавшуюся в качестве небольшого автопарка. Во всяком случае, на ней и сейчас находятся две машины и несколько бочек из-под бензина. Ближе всего к нам сильно покореженный и опрокинутый набок американский «Виллис», а чуть подальше стоит обшарпанный грузовичок ГАЗ-51. Кузов его совершенно размочален упавшим на него деревом, но кабина и ходовая часть автомобиля выглядят вполне исправными.

Юджин кричит уже в полный голос, и я был вынужден срочно опустить его на землю. Так вышло, что мне довелось положить его прямо у кабины грузовика. Трезво понимая, что на себе я все равно не смогу его далеко утащить, тоже принимаюсь громко звать на помощь. Однако на мои отчаянные вопли никто не отвечает, и самые нехорошие сомнения начали бередить мою и без того неспокойную душу. Присев на подножку грузовика, я вдруг подумал, что не мешало бы попробовать воспользоваться брошенной машиной. Ключей у меня, разумеется, не было, но такие чисто советские агрегаты всегда можно было завести простой отверткой. Рванув дверцу, я мигом уселся на продавленное сиденье и, выхватив из кармана перочинный ножичек, тут же провернул им замок зажигания, одновременно с этим нажав педаль стартера. Одна попытка, вторая… После десятой я понимаю, что что-то тут не так, и обескураженно вылезаю наружу. Открываю капот и только тут вижу, что на месте нет самой важной детали — аккумулятора. Не успел я посетовать по этому поводу, как слегка очухавшийся Юджин обнаружил отсутствие половины своей правой ноги. И тут началось такое, что вообще едва не свело на нет все мои усилия. Он так катался по земле, так жалобно выл и так скреб землю пальцами, что и меня привел в полное расстройство. Присев рядом с ним, я как мог старался его утешить, но что я, собственно говоря, мог сделать? Какие слова найти? Наконец он затих, а может быть, просто потерял сознание от боли. Мне же было некогда дожидаться, пока он сможет двигаться дальше. Действовать следовало быстрее и, бестолково пометавшись некоторое время по площадке, я решил нарезать из сидений опрокинутого джипа ремней, чтобы дальше нести раненого с их помощью. Но, после того как я принялся за дело, мысль об аккумуляторе вновь посетила меня. С помощью найденной монтировки я вскрыл помятый капот «Виллиса» и с немалым трудом вытащил оттуда вожделенную деталь. Еще несколько минут, и ГАЗ был заведен. Вырвав машину из-под завалившегося дерева, я с немалым трудом загрузил в кабину Юджина, после чего включил первую передачу. Особых навыков в управлении автомашинами у меня не было, но, пользуясь тем, что ни светофоров, ни встречного транспорта мне по дороге не встречалось, я довольно уверенно выгнал грузовик на опушку. Но куда же ехать дальше? Глухо стучал мотор, тяжело, со всхлипами дышал скорчившийся рядом со мной Юджин. Я же, неудобно изогнув шею, выглядываю из бокового окна. Дорога всего одна, и вела она через открытое пространство. «А вдруг опять налетят? — буравят мне голову безрадостные мысли. — И что мне тогда делать? Я-то, допустим, смогу выскочить из кабины… если успею. А Юджин? Если за отдельным человеком самолеты точно не будут гоняться, то автомобиль, хоть и покалеченный, они вряд ли упустят».