Михаил Сухачёв - Штурман воздушных трасс

Большую пользу извлек и Гавриил Михайлович, общаясь с умным, всесторонне грамотным начальником штурманской службы ВВС. Нашлись и общие черты характера: Стерлигов не любил длинных докладов, Прокофьев, в свою очередь, не любил длинно говорить. От этого совместная работа приняла деловой, предельно конкретный характер.

По поручению Алксниса и с одобрения Стерлигова Прокофьев постоянно разъезжал по частям и занимался подготовкой летчиков. Делился опытом, проверял штурманскую службу. Его кабинет в управлении ВВС большей частью пустовал, а рабочим местом стало жесткое сиденье самолета, к которому Прокофьев привык и не хотел менять на другое, удобное, обшитое кожей, но неподвижное.

Не только Испания нуждалась в помощи. Все чаще стали появляться сообщения о готовящейся агрессии против Китая со стороны империалистической Японии. Милитаристские круги японского правительства не скрывали своего намерения захватить Китай, который нужен был им для последующей войны против Советского Союза.

Стали известны слова начальника штаба Квантунской армии генерала Тодзио о том, что нанесение удара по нанкинскому правительству Китая является целесообразным с точки зрения подготовки войны с СССР. Участились нарушения советских границ.

Наше правительство вынуждено было укреплять восточные границы. С этой целью встала необходимость сформировать, переучить на самолет СБ и перебазировать на восток бомбардировочную бригаду. Яков Иванович Алкснис созвал комиссию по выполнению этого правительственного задания и определил фантастически короткие сроки. Член комиссии, инженер, схватился за голову от таких сроков.

— Не лучше ли перебросить бригаду по железной дороге, — предложил он, предвидя необъятный объем работы.

— Нет, товарищи, перебазирование должно быть осуществлено воздушным эшелоном по следующим соображениям. Прежде всего, летный состав получит большую практику, обретет уверенность в своих силах. Далее, мы позаботимся, чтобы японское командование без особых усилий получило информацию о перелете целой бригады. Это должно быть расценено ими не иначе, как демонстрация готовности нашего летного состава к боевым действиям. А вот формирование и подготовка к перелету должны пройти в строжайшем секрете и быстро. Иначе эффект от такого перелета может получиться отрицательный. Вам, товарищ Прокофьев, — обратился он к Гавриилу Михайловичу, — следует хорошо продумать план штурманской подготовки летного состава и план перелета. Вы летали по этой трассе, используйте свой опыт до мелочей.

Прокофьев решил в процессе переучивания на СБ отрабатывать групповую слетанность при полетах по маршруту на максимальную дальность, этими же группами осуществлять и перелет на восток.

...Прошел месяц, как работала комиссия, а результатами похвастаться пока было нельзя. Не помогали и особые полномочия, полученные от наркома обороны. Народ прибывал в бригаду разный. Были и такие, от которых в других частях не чаяли как избавиться. Кроме того, часто менялось командование бригады.

Каждую неделю Прокофьев докладывал Алкснису о ходе подготовки. К концу второго месяца Яков Иванович заметил по телефону:

— Конечно, вам на месте виднее, сколько времени надо на подготовку, но в правительстве торопят.

Прокофьев представил, как торопят, если при всей своей выдержке Алкснис все-таки произнес эти слова. Ему очень хотелось поднять настроение Якову Ивановичу. Он прикинул оставшиеся задачи и сказал, что к концу недели можно будет начать перелет.

...Уже за первые пять перелетов Прокофьев так освоил сверхдальнюю трассу, что мог вести группу без карты. Пока все шло нормально.

Когда остался последний, восьмой, перелет, стало беспокоить душу смутное предчувствие чего-то недоброго. Думалось, что он-то, этот последний, все и испортит. Прокофьев вымотался до предела.

Накануне вылета, вечером, позвонил Алкснис и, узнав о готовности последней группы, попросил Прокофьева назначить вместо себя другого командира группы, а самому вылететь срочно в Москву.

— Вы очень устали, похудели, — встретил Прокофьева Алкснис, — но дело, которое вам поручается, не терпит отлагательства. Достигнута договоренность с Китаем о закупке наших самолетов И-15 и СБ. Их надо перегнать в Ланьчжоу. Сейчас они сосредоточены в Средней Азии. Оттуда самый короткий путь.

Но беда в том, что трасса не проверена, не оборудована, карты этого района изданы чуть ли не в начале века. Как видите, вам достаются самые трудные и самые длинные трассы. К сожалению, времени у вас нет даже забежать домой. Все, что необходимо для личного пользования в длительной командировке, уже упаковано и отправлено на аэродром. Так что, как говорится, ни пуха ни пера.

Автомобиль доставил Прокофьева на аэродром прямо к самолету, возле которого стояла группа людей, одетых в гражданское платье. Старший из них сказал Прокофьеву, что они полетят в Китай работать советниками военных губернаторов провинций. Не теряя времени, Прокофьев начал изучать маршрут полета по картам. До Урумчи, столицы провинции Синьцзян, путь проходил через северные отроги Тянь-Шаня. Этот участок был достаточно облетан нашими летчиками гражданской авиации. А дальше никто не летал, и все выглядело, как на старинной гравюре, где один любопытный, находясь на краю света, высунул голову через небесную сферу.

С трудом отыскав промежуточные аэродромы посадки: Шихо, Чучень, Сучьжоу, — Прокофьев мысленно соединил их ломаной линией, которая должна стать маршрутом полета. Нечего сказать, аэродромы! Никто никогда их не видел и не читал о них. Что это, действительно аэродромы или только станут ими после того, как на них сядет ведомая Прокофьевым группа истребителей? Неизвестны даже размеры, не говоря уж об условиях посадки на них.

От Урумчи до Хами самый короткий путь проходит между хребтами Богда-Ула и Беркей-Таг, которые поднимаются до четырех тысяч метров. А кто их точно измерял? Вся карта не внушала доверия, несмотря на штамп: «Картографическое общество Российской империи».

Пролетев первые десятки километров по незнакомой трассе, Прокофьев убедился в правомерности своих сомнений: за государственной границей горы оказались действительно выше, чем это можно было определить по карте. На многих из них ослепительно блестел снег. Прокофьев повернулся к летчику:

— Возьми правее вершин, чтобы истребители шли свободнее. С маршрута не собьемся, за хребтами будет озеро Эби-Нур, от него Урумчи найти не трудно.

Вскоре они увидели это озеро. Справа стеной тянулся хребет. Слева, насколько хватало глаз, желтела однообразная пустыня. Так, держась за горы, словно за стену, они вышли точно на Урумчи. С высоты город выглядел небольшим скоплением однообразных домиков с плоскими крышами. Запоминающейся была только широкая глинобитная стена вокруг него, К северной части Урумчи вплотную примыкал маленький аэродром с несколькими легкими самолетами.

Летчик прошел над стартом и потом категорически заявил, что на СБ им здесь без аварии не уместиться.

— У нас нет выхода. Смотри, как будут садиться истребители, приспосабливайся, — посоветовал Прокофьев.

К счастью, аэродром оказался с большим уклоном, что не было видно с воздуха, поэтому посадка прошла вполне благополучно.

Первым встретившим их человеком оказался, к общему удивлению, знакомый штурман Ищенко, который прилетел сюда тремя днями раньше. Он уже хорошо знал обстановку и внес ясность в перспективу дальнейшего полета.

Оказывается, Урумчи — лучший аэродром среди всех на этом пути. Правда, на нем, как и на остальных, не было бензина.

— Вот, — Ищенко показал в сторону приближавшегося человека, — от него все зависит.

— Кто это? — спросил Прокофьев, разглядывая небольшого роста, плотного китайца в сером европейском костюме.

— Местный царь и бог, генерал Шень Шицай — губернатор Синьцзяна. Я о нем услышал, едва пересек границу Китая. Хитрый. Он сделал в один день то, что не могла сделать история за сотни лет. Чтобы объединить враждовавшие уйгурские и дунганские княжества Синьцзяна, Шень Шицай, командуя здесь войсками, четыре года назад пригласил всех местных владык на торжественный обед, напоил, накормил, потом по одному поставил всех к стенке. Таким образом решил вековую проблему примирения. После этого объявил себя губернатором провинции, присвоил чин генерала и для полной независимости ввел свою денежную систему, а также учредил герб. Сам Чан Кайши давно заигрывает с ним. А Шень только в связи с войной перестал выражать к нему явное презрение. Но к нам относится сносно. Любит подчеркнуть свою симпатию к русским. Говорят, ради этого держит в правительстве белогвардейского генерала Бехтеева.