Виктор Карпенко - Узники крепости Бадабера

В лучах заходящего солнца белизна лепестков абрикосов стала явственнее, ее восприятие обостреннее. Запах, забивая дух, дурманил голову, вызывая чувство нереальности происходящего. И когда бородатый в белой чалме душман поднялся на веранду и, простирая руки над толпой заговорил, растягивая слова и выводя горлом рулады, а присутствовавшие на дворе, упав на колени, вторили ему, отбивая поклоны, Андрей понял, что Судьба дарит жизнь. Вот только надолго ли?

О его незавидном положении напомнил ему один из конвоиров: не поднимаясь с колен, от ткнул стволом винтовки Андрею в живот и когда тот согнулся, ударил прикладом в лоб. В глазах завертелись радужные круги, земля зашаталась и вдруг опрокинулась, придавив жадно хватающего ртом воздух Андрея.

Ночной переход, возродивший в душе надежду, стал для Андрея мукой.

Душманы, сопровождавшие маленький караван в десять лошадей, шли споро, останавливаясь на отдых всего дважды. Андрей, поторапливаемый конвоиром рывками за веревку, с трудом угадывал дорогу, спотыкался и падал, обдирая при этом кожу с рук, колен, локтей. Несмотря на ночной холод, пот градом катил по телу, от чего раны саднили и нестерпимый зуд раздражал кожу. Во время перехода душманы не досчитались одной лошади, сорвавшейся с тропы в пропасть и потому, подойдя к пещере — конечному пункту движения, uвоины ислама" поспешили выместить свою злобу на пленном шурави, считая его виновником постигшей караван неудачи. Когда его приволокли в одно из ответвлений пещеры, служившим временной тюрьмой, и оставили там, Андрей уже ничего не видел и не слышал: боль нестерпимая и ноющая заполнила его тело.

Очнулся он от легких прикосновений влажной материи, касающейся лба, шеи, груди.

— Пить, — сами собой разжались губы.

Кто-то приподнял ему голову, поднес ко рту глиняную чашку. Жажда была так велика, что даже привкус жженой резины не отравил удовольствия. Андрей пил жадно, большими глотками, боясь, что воду отнимут. Опорожнив чашку до дна, он устало откинулся.

— Спасибо, — после минутного молчания поблагодарил Андрей. — Кто ты? — выдохнул он в темноту.

— Зарина, — послышалось в ответ.

— Ты — девушка? — удивился Андрей и, еще не веря этому, протянул руку. Ладонь коснулась мягкой гладкой материи и ощутила тепло человеческого тела. — Как ты сюда попала?

— Так же как и ты. Меня схватили и привезли в эту пещеру моджахеды.

— Но я солдат, а ты…

— Я — тоже солдат, — не без гордости ответила девушка. — Как это у вас творят: солдат в борьбе с неграмотностью.

— Ты — учительница, — догадался Андрей. — Но откуда? Как ты оказалась в Афганистане?

— Я не совсем учительница, хотя и работаю в министерстве по народному образованию, а сама я из Кабула. Мой отец — командир полка, авиационного, — добавила она.

— Так ты афганка? — удивленно протянул Андрей. — Но язык? Ты ведь говоришь почти без акцента…

Девушка тихо рассмеялась и пояснила:

— Я училась пять лет в Ташкенте, жила в общежитии с вашими девушками, от них и научилась говорить по-русски. — Помолчав, она тяжело вздохнула и медленно проговорила: — Даже не верится: я две недели назад еще бродила по улицам Ташкента, — помолчав, она добавила: — Что же с нами будет?

Прошло еще несколько часов. Боль потихоньку начала отступать, стало легче, и Андрей принялся ощупывать стены тюрьмы.

— Это бесполезно, — подала голос Зарина. — Кругом камень, а вход закрывает железная решетка.

— Надо бежать. Надо обязательно бежать, пока еще не далеко ушли от района, контролируемого правительством, — шептал Андрей, продолжая ощупывать стены. — Ты представляешь, что они с тобой сделают? — повернул он голову в сторону, откуда доносился голос Зарины.

Девушка тяжело вздохнула и тихо ответила:

Представляю. Пока они обходились со мной сносно. Вот это-то меня и пугает. Я знаю на что они способны, тем более, что один из похитителей проговорился: Раббани приказал доставить меня к нему живой и невредимой. Поэтому они и осторожничают.

— А кто такой Раббани? — заинтересовался Андрей.

— Бархануддин Раббани — профессор теологии, лидер "Исламского общества" — этого гнезда насильников и убийц. Его многие знают в Кабуле. В свое время, он учился вместе с моим отцом. Позже их пути разошлись: отец стал военным летчиком, а Раббани — ученым-извергом. — Неожиданно голос ее задрожал и девушка произнесла: — Я уже решила: при первой же возможности брошусь со скалы.

— Как?! — невольно вырвалось у Андрея. — Если тебя везут к Раббани, то неужто он посмеет погубить дочь своего друга детства?

— Посмеет, да еще как! Я много слышала о его жестокости и не заблуждаюсь на свой счет. Ты тоже им для чего-то нужен, иначе они не тащили бы тебя через горы.

— Но зачем? Я ведь не знаю никаких особых секретов. Я — солдат, — растерянно произнес Андрей.

Погруженные в свои мысли, они надолго замолчали.

Под вечер их вывели из пещеры, и тут Андрей увидел ту, с которой провел весь день.

Зарина была ослепительно хороша. Росточком чуть выше его плеча, с развитой грудью, обтянутой тонкой розовой тканью современного покроя кофточки, узкой талией, подчеркивающей округлость бедер и стройными ногами, она могла на равных состязаться с любыми «мисс» и «миссис», фото- и сексмоделями. На чуть смуглом выделяющемся персиковым румянцем щек лице, сияли огромные темно-карие глаза. Высокий лоб, прямой тонкий нос, по-восточному узкие дуги бровей вразлет, чуть припухшие, упрямо сжатые губы. Волосы черные, густые, стянуты розовой лентой. Все это Андрей охватил одним взглядом и отвернулся, чтобы Зарина не могли видеть его разбитого, с распухшими губами, в кровоподтеках лица.

Маленький отряд увеличился почти втрое. Все были на лошадях. Посадили в седла и пленников, а чтобы не было соблазна соскочить ненароком с лошади в темноте, связали ноги, протянув веревку под брюхом у лошади.

— Ничего, — упрямо тряхнула прядями волос Зарина. — Путь впереди немалый, придумаю что-нибудь.

— Может, и мне что удастся, — отозвался Андрей. — Не всю же дорогу этот бородач будет держать поводья моей лошади, — покосился он на стерегущего его душмана.

Тот, как будто почувствовал о чем говорил Андрей и, привстав на стременах, перетянул его вдоль спины плетью.

Лагерь афганских беженцев, который часто еще называли "местом скорби", многоголосо гомонел в своем будничном полуголодном существовании. В низеньких, с плоскими крышами, глинобитных жилищах, зияющих дырами или бросающимися в глаза разноцветными заплатами палатках, фанерных и картонных укрытиях от дождя и ветра, ютились, сорванные с родимых мест ураганом апрельской тысяча девятьсот семьдесят восьмого года революции, тысячи афганцев. Бадабера — так назывался этот лагерь беженцев, расположенный в тридцати километрах от Пешевара. Но это "место скорби" было знаменито не только палаточным лагерем. Над местностью возвышалась своими восемью метровыми глинобитными стенами и круглыми мрачными башнями старинная крепость, давшая название и лагерю беженцев, и всей местности. Крепость Бадабера! К ней и направлялся конный отряд моджахедов "Исламского общества Афганистана".

Андрей, несмотря на трагичность своего положения, с высоты седла с интересом разглядывал палаточный лагерь. Неприкрытая нищета взывала к состраданию, а ввалившиеся глазенки ребятишек, бежавших за конным отрядом, говорили о голодном существовании беженцев.

Моджахеды остановились возле высоких кованых железных ворот, неторопливо спешились. Сняли с седел и пленников. Что Зарина, что Андрей, не привыкшие к седлу, сбили ноги в кровь и теперь земля качалась у них под ногами, а тело пронизывала ломота.

Непослушными, одеревеневшими ногами пленники, а с этого момента — узники, через калитку, расположенную рядом с воротами, прошли в крепость. Андрей быстрым взглядом окинул внутренний двор, со всех сторон окруженный высоким дувалом, по верхнему срезу которого на наклонных металлических штырях было протянуто несколько ниток колючей проволоки, а в глину вмазано битое стекло.

Встречал отряд моджахедов человек в офицерской форме пакистанской армии, низенький, черноволосый, с полоской усов над узкими жесткими губами, черными пронзительными глазами на смуглом худощавом лице. Из-за того, что офицер был мал ростом, он демонстративно надувал грудь, смотрел надменно, говорил резко, как бы выплевывая слова.

— Майор Кудратулла, — представился он через переводчика. — Вы — мои пленники и находитесь здесь, чтобы медленно умирать.

Он перевел взгляд на Зарину. Глаза его рыскали по ее телу, отчего девушке стало не по себе, и она сжалась, низко опустив голову и инстинктивно сложив руки крест-накрест на груди.