Вадим Пархоменко - Вдалеке от дома родного

У Федора он попросил мешок и пересыпал туда из ведра картошку: «Донесу до вашего дома, а там уж вы сами как–нибудь…»

Распрощавшись с хозяевами, отправились в путь. Тетка Дарья расчувствовалась под конец вполне искренне: «Горемычные вы мои хлопчики!..» — и сунула им в карманы по лепешке.

— Вот и подружились, — одобрительно кивнул ей Василий Ахнин. — Так–то лучше. После войны они тебя в Ленинград в гости позовут.

…К интернату подошли, когда уже совсем стемнело: зимний день короток. Ахнин остановился было, но Петька потянул его за рукав в сторону.

Свернули в проулок, спрятались от ветра за углом дома. Осмотрелись: тихо, и ни души кругом.

— Теперь давай мешок, дядя Вася.

Петька достал ножичек, прорезал им карманы в своем пальто и через прорези стал перекладывать картошку из мешка под подкладку…

— Делай, как я, — велел он Дысину.

Тольке жаль было портить карманы, но он послушался: не тащить же картошку в интернат прямо в мешке — воспитательницы вмиг засекут!

— Ну и ну, — удивился Ахнин. — Башковитые, черти! Ведро картошки упрятали, и не видать почти!

— Идти только неудобно, по ногам бьет, — сказал Петька. — Да это ничего, мы уже почти пришли… Спасибо, что помогли, — спохватился он.

— Бывайте здоровы, хлопцы. — Ахнин снял рукавицу и по очереди пожал им руку. — А по дворам больше не ходите, негоже это. Будет нужда — прямо ко мне лучше дуйте.

— А ты на фронт не уедешь? — спросил Петька.

— Куда уж там, — вздохнул Ахнин, — отвоевался. Забраковали подчистую. Да и войне скоро конец, добиваем фашиста… Ну, топайте, а то ругать вас будут. — И он зашагал по темной улице в другой конец села.

Долго еще в морозном воздухе было слышно, как певуче поскрипывает под его пимами снег.

Отмели февральские вьюги и метели, с. каждым днем все ярче голубело небо, в середине марта заметно стало пригревать солнце в полуденные часы и с крыш свесили хрустальные носы разнокалиберные сосульки : — зазвенела капель. А в апреле уже побежали ручьи, и снег дружно стал уходить в землю. Вскоре его и вовсе не осталось — весна была ранняя.

Однажды, когда мальчишки и девчонки вернулись из школы, Анна Аркадьевна собрала их всех во дворе: комнаты в интернате были для этого слишком малы.

— Кто знает, какой завтра день? — спросила она. Все запереглядывались, запожимали плечами.

Странный вопрос задает директриса! Что она имеет в виду: число или день недели? Так и сама ведь знает!

— Двадцать второе! — раздалось сразу несколько голосов.

Анна Аркадьевна улыбнулась:

— Совершенно верно. Только это не просто двадцать второе. Я, очевидно, не совсем точно задала вопрос, и вы не поняли меня… Завтра двадцать второе апреля тысяча девятьсот сорок пятого года. Это не обычный день. В этот день семьдесят пять лет назад родился Владимир Ильич Ленин. И мы, ленинградцы, должны достойно отметить этот радостный и светлый весенний день.

— Флаги! Вывесим красные флаги! — предложил Смирнов.

— Надо придумать что–нибудь такое… Ну, такое… очень хорошее! — предложил Валька Пим.

— Правильно, — одобрительно сказала Анна Аркадьевна. — День рождения Ленина надо отметить особенно хорошими, добрыми делами. Только ничего придумывать не надо. Мы устроим воскресник, приведем в порядок сквер на площади: починим и покрасим ограду — она обветшала, подровняем и посыплем песком дорожки… Вы знаете, что сквер этот — центр села. Там хотели поставить памятник революционерам, да помешала война. Но после войны памятник все равно поставят. А помочь сделать сквер красивым уже сейчас — разве это не замечательно?

— Еще как замечательно! — заорал громче всех Рудька Шестакин.

— Тише ты, Лунатик! — цыкнули на него.

— А где краски возьмем, кисти?

— А доски?

— Гвоздей побольше надо, и молотков, и топоров тоже!

Анна Аркадьевна подняла руку, жестом утихомиривая взбаламутившихся ребят. Постепенно они угомонились.

— Все будет, все, — успокоила она. — Об этом не беспокойтесь. Инструментом и материалами нас обеспечат столярная мастерская и колхоз. А сейчас можете заняться своими делами…

На другой день утром, сытно позавтракав пшенной кашей с салом (повариха добавки не жалела), все снова собрались во дворе. Воспитатели разбили ребят на группы, объяснили, кто и что будет делать, и, построив в колонну по четыре, повели на воскресник.

В интернате остались только малыши. Они тоже хотели идти вместе со всеми, но их предупредили, чтобы не путались под ногами: помощи от них — как от козла молока, а сделать предстояло много.

Сквер был большой — не сквер, а сад (местные и называли его садом). Протянулся он широким прямоугольником метров на полтораста через всю площадь. Деревянная ограда почернела от ветров и дождей, многие доски и рейки потрескались, а кое–где и вовсе были поломаны. За оградой вдоль центральной дорожки ровными рядами выстроились молодые деревца.

Анна Аркадьевна оказалась права, ребята беспокоились напрасно: доски, гвозди и молотки, топоры и пилы, бачки с краской и кисти были аккуратно разложены и расставлены возле ограды со всех сторон сквера. Только работай!

И работа началась — шумная, веселая, дружная.

Пока мальчишки чинили ограду, девчонки подравнивали дорожки, подрезали лопатами дерн. Рядом с ребятами неотступно находился Алексей Иванович Косицын — председатель райисполкома. Там посоветует, тут подскажет, а то и сам возьмется за пилу или топор. Маленький, щупленький, быстрый, он поспевал повсюду и то и дело приговаривал: «Ай молодцы, ленинградцы!»

Около работающих стали собираться группками любопытные из местных жителей. Они почтительно смотрели на мальчишек и девчонок, потом переводили взгляд на большой фанерный щит, прикрепленный к березовой жерди, вбитой в землю, на котором крупно было написано: «Сегодня воскресник в честь дня рождения В. И. Ленина!», и одобрительно кивали головами,

Петька, Талан и Жан Араюм возили с озера песок для дорожек. Песок был сырой и тяжелый, поэтому доставалось и им, и мерину Ночке.

Людмила Александровна Попова, секретарь райкома партии, работавшая вместе с интернатскими девчонками, спросила:

— Не очень устали, девочки? Работы еще много. Может, отдохнете?

— Ну что вы! — запротестовали девчонки. — Совсем даже не устали!

Когда сгружали песок со второй телеги, Петька заметил среди интернатских ребят Матвея и еще нескольких сельских парнишек, ловко обтесывавших топорами доски.

— Эй, Мотя! И ты с нами? — крикнул он.

— Здравствуй сначала! — отозвался Мотька и засверкал улыбкой. — Вы робите, а нам что, в сторонке стоять? Сад–от — наш. Вот и мы пришли.

— Поехали, — позвал Петьку Талан. — Пока еще песку нагребем! Это не гвоздочками да молоточками палочки приколачивать. Потом набеседуетесь! — И едва Петька вскочил в телегу, он хлестнул мерина вожжами.

— Ай молодцы, ай работнички! — весело рассмеялся Косицын. — А вы чего стоите, рты пооткрывали? — повернулся он к сельчанам. — Помогли бы ленинградцам, для вас ведь стараются!

— Верно говоришь, Алексей Иванович, — сказал конопатый мужик, уже с полчаса наблюдавший, как работают интернатские, и затоптал самокрутку. — Где тут свободный топор? А вы, бабы, — Скомандовал он женщинам, — берите краски да кисти!.

Когда после обеда заканчивали работу, местных оказалось больше, чем ленинградцев. Все были очень довольны и тем, что сад привели почти в идеальный порядок, и друг другом.

Вечером Косицын пил чай в интернате.

— Настоящий праздник получился! — радовался Алексей Иванович. — И кто бы подумать мог, что ваша детвора так людей расшевелит, — говорил он Анне Аркадьевне. — Да мы тут никаких воскресников сроду не проводили, а ишь ты как ладно вышло!

— Войне скоро конец, Алексей Иванович, вот и воспрянули люди духом.

— Да–да, конечно, — закивал, соглашаясь, Косицын. — Но не только в этом суть. Сплоченность, дружбу, любовь к людям, к Родине нашей — вот что показали сегодня дети!

— Не дети. Большинство из них уже подростки, юноши почти, — уточнила Анна Аркадьевна. — Повзрослели за четыре года войны, подросли…

— Они, наверное, очень скучают по Ленинграду.

— О Ленинграде, Алексей Иванович, мало сказать: «тоскую», «скучаю»… Все это гораздо для нас сложнее и словами непередаваемо.

— Простите, Анна Аркадьевна, — шутливо склонил голову Косицын. — Я несколько неточно выразил свою мысль. Ведь мы говорили о детях…

— О повзрослевших детях! — снова уточнила Анна Аркадьевна. — Но… вот вы только что восхищались их энтузиазмом, Алексей Иванович. А как вы думаете, о чем сейчас, сию минуту, думают наши мальчики и девочки? Они думают о доме, о мамах и папах, не ведая, что у очень многих из них уже нет ни мам, ни пап, ни дома родного…