Петр Игнатов - Голубые солдаты

Низкая облачность, дождь, ночная тьма помогли нам долететь до места высадки без каких-либо осложнений — прожекторы не могли нащупать наш самолет. Но если в воздухе мы чувствовали себя относительно спокойно, то высадка очень и очень тревожила нас. Мы должны были приземлиться на участке между мостом и. лесом, тянувшимся вдоль Березины. Южнее этого места, в нескольких десятках километров протекал Днепр. Прыгать приходилось наугад, в темноте, полагаясь только на показания приборов. Даже самое незначительное, отклонение самолета от курса, какая-то задержка с высадкой могли привести к срыву: вдруг да угодим прямо в реку или приземлимся на улице какого-нибудь села, которые довольно густо лепились на берегах реки. И потом попробуй отыскать быстро друг друга в такую ненастную ночь! Да еще и парашют с грузом надо было искать, а ведь он-то не откликнется, не подаст никакого знака.

Первым прыгнул Колесов. Бодюков вывалился из самолета чуть ли не верхом на грузовом тюке, чтобы приземлиться как можно ближе от него. За Бодюковым тотчас один за другим последовали Рязанов и Маркова. Замыкающим был я.

Когда мои ноги уже коснулись земли, резкий порыв ветра ударил в купол ниспадавшего парашюта и рванул его в сторону. Падая на бок, я почувствовал, что подо мной разверзлась какая-то яма, и в следующее мгновение нырнул в холодную, черную воду.

Не знаю, как мне удалось сдержать крик. Возможно, я и крикнул, но уже под водой. К счастью, это случилось у самого берега, на мелководье. Инстинктивно рванувшись кверху, я стал на колени, и моя голова очутилась над водой лицом к невысокому обрывистому берегу.

Испуг прошел. Теперь я уже думал не о себе, а об остальных. Что, если все очутились в реке? Колесов, Бодюков и Рязанов плавали отлично. А вот Маркова держалась на воде с большим трудом. В обмундировании, в сапогах, при оружии она наверняка сразу пойдет ко дну!..

Выбравшись на берег, я вглядывался во мрак, нависший над рекой, и, затаив дыхание, чутко прислушивался, не донесется ли оттуда стон или приглушенный зов о помощи. Но вокруг было тихо; и это безмолвие действовало успокоительно. В конце концов я утвердился в мысли, что никто из моих друзей не мог попасть в реку. Ведь они прыгали раньше меня, значит, и приземлились значительно дальше от реки, чем я…

Убедив себя в том, что иначе и быть не может, я направился прямо на восток. На пути то и дело попадались какие-то ямы, похожие на старые, уже поросшие травой воронки от снарядов, редкий кустарник, канавы и реже молодые березовые рощицы. Первыми мне встретились Рязанов и Маркова. Они сидели в березняке и, как было условлено, время от времени повторяли крик выпи. Вскоре к нам подошли Колесов и Бодюков, которые уже успели отыскать грузовой тюк…

Опять начался мелкий дождь. В промокшей одежде я чувствовал себя неважно, но заменить ее было нечем. Что поделаешь, такова жизнь разведчиков! Даже на передовой можно на время перебраться из окопов в землянку, обсушиться, а где обсушишься и обогреешься здесь, в тылу врага, когда не имеешь возможности не только что разжечь костер, но даже закурить…

Едва забрезжил рассвет, мы перебрались в лес, который находился километрах в двух севернее места нашего приземления. Не раз и не два мы с благодарностью вспоминали искусство пилота, изумительное мастерство штурмана и чудесные приборы самолета, обеспечившие с такой точностью нашу высадку в намеченном районе. И это в непогоду, при слепом полете!

В родном краю Колесов чувствовал себя действительно как рыба в воде. Он знал наперечет названия всех сел и деревень, лежавших поблизости, а когда мы вышли к реке, он низко поклонился ей, омыл ее водой свое лицо и взволнованно сказал нам:

— Эх, яблочко, вот она, братцы, моя Березина. Верю, что она поможет нам в нашем святом и правом деле…

В эту сырую, пасмурную погоду река не выглядела столь прекрасной, как ее расписывал нам на Большой земле Колесов, и все же было в ней что-то могучее и величавое.

В лесу было безлюдно. Между деревьями виднелись полуразрушенные землянки. Видимо, здесь находили пристанище люди из сожженных деревень, но, судя по всему, оккупанты лишили их и этого пристанища. Сохранились лишь две «норы» в береговой круче с лазами из леса. В одной из этих «нор» мы и обосновались.

Утром мы с Колесовым отправились в разведку поближе к мосту. Бодюков и Рязанов получили задание тщательно осмотреть все прибрежные заросли к северу от леса: может быть, где попадутся прибившиеся к берегу деревья, которые можно было бы использовать как плавательные средства. В противном случае нам предстояло самим изготовить небольшой плот из двух-трех бревен…

В «норе» осталась одна Галя. Ей нужно было проверить рации и подготовить их к работе. Она же выполняла роль хранителя всего нашего боевого имущества.

Знакомство с мостом пришлось вести на почтительном расстоянии. Подбираться к нему ближе не было никакого смысла: нарвешься на замаскированный пост или угодишь на мину — и конец, задание не будет выполнено.

Мост был капитальный. То, что он уцелел во время варварских бомбардировок, которым подвергала все подобные сооружения гитлеровская авиация в начале войны, казалось просто чудом. Береговые пролетные строения были балочными, а два промежуточных — из металлических ферм, покоившихся на трех довольно высоких каменных быках. Чтобы вывести мост из строя надолго, надо было произвести сильный взрыв на среднем быке, у шарнирных опор двух ферм, и этим сбросить концы ферм с быка в воду. Ограничиваться же разрушением шарнирных опор нельзя было ни в коем случае: если концы ферм останутся на быке, то немецкие саперы восстановят мост довольно быстро.

Полученные нами сведения об усиленной охране моста и подступов к нему полностью подтверждались. У железнодорожной насыпи густо стояли камуфлированные палатки, а вдоль обоих берегов были разбросаны батареи крупнокалиберных зенитных орудий. Охраняемая зона ограничивалась двумя оградами из колючей проволоки, вдоль которой размещались прожекторные установки и большие мощные звукоулавливатели. Всюду торчали часовые: у въездов на мост, у колючей проволоки, на берегах, на железнодорожной насыпи. Время от времени по мосту проходили патрульные. Но самое неприятное для нас заключалось в том, что на трех каменных ледорезах, отстоявших метрах в пятидесяти от моста, были устроены площадки с зенитными пулеметами, у которых дежурили солдаты — по два на каждой площадке. У левого берега возле причала виднелись две моторные лодки.

Словом, мало утешительного дала нам разведка. Почти не отрывая бинокля от глаз, я вновь и вновь обшаривал взглядом реку, мост, берега. Все чаще, назойливее в голову лезла мысль о том, что наша попытка добраться до моста по воде неизбежно провалится.

Бодюкову и Рязанову повезло: в одной из заводей среди камыша они нашли большую суковатую карчу, прибившуюся к берегу. Она тихо покачивалась на волнах, как неведомое чудище, выставившее из воды свою черную ослизлую спину.

Похлопав ее рукой, Бодюков сказал мне:

— Прямо-таки «Наутилус», как у капитана Немо. И нас и весь груз выдержит. По-рачьи пристроимся к ней снизу, камышовые трубки в рот — и пошел. С грузом, должно быть, совсем под водой скроется, и мы под самым носом у фрицев пройдем на этом «Наутилусе».

Оптимизм Бодюкова воодушевил и меня. Подумалось: авось и в самом деле проскочим!

— Ладно, «Наутилус» так «Наутилус», — улыбнулся я. — Отдохнем до вечера и будем готовиться.

Когда совсем стемнело, мы подтянули карчу поближе к нашей «норе», на более глубокое место и опутали ее веревками. Рюкзаки с толом, бикфордовым шнуром и взрывателями подвязали к веревкам. Заготовили несколько дыхательных трубок из камыша, укрепили на карче два якорных крюка и три шнура с острыми «кошками». Попробовали вчетвером оседлать наш «корабль». Плавучесть у него была замечательной, к тому же и в отношении маскировки он превзошел все наши ожидания: над поверхностью воды поднималась лишь самая малая часть его горбатого хребта. Нужно обладать поистине кошачьим зрением, чтобы заметить ее в темную ночь на воде.

Дождь, едва моросивший весь день, к ночи усилился. Подготовка к «подводному» рейсу шла успешно. Все это постепенно рассеяло мрачные мысли, которые одолевали меня днем, и уверенность в успешном исходе операции росла.

В десятом часу вечера я отдал распоряжение Гале связаться с Большой землей. Прошло не больше десяти минут, и связь со штабом авиационного полка была налажена. Я доложил о боевой готовности группы. С Большой земли Галя приняла ответ майора Данильцева: «Спасибо за поздравления. Желаю вам сердечной встречи с друзьями на Двинском вокзале». Это означало: «Донесение понято. Бомбардировщики появятся в районе моста ровно в полночь».

Все чаще, чаще дождь переходил в ливень. Опасаясь, как бы в связи с этим не сорвался вылет бомбардировщиков, я в начале двенадцатого ночи запросил штаб полка. Оттуда меня заверили, что самолеты при любых условиях погоды будут на месте к указанному сроку.