Петр Игнатов - Голубые солдаты

Лесть подействовала на главного инженера. Милостиво улыбнувшись, он написал что-то по-немецки на листке настольного календаря, затем взглянул на меня.

— Выходите на работу завтра, с утра. Пропуск получите у коменданта завода. Я распоряжусь, чтобы вам подготовили аванс. — Он вышел из-за стола и протянул мне руку. — Итак, до-завтра!

— Весьма тронут! — поклонился я и, пожав его руку, вышел из кабинета.

В те минуты я действительно был счастлив: операция начиналась удачно. Калошин не ошибся: для Харитоненко оккупанты сразу подыскали теплое место на заводе. Сменный механик электростанции — это уже многое, это уже широкое поле деятельности. Теперь оставалось протащить на завод остальных членов моей пятерки.

Прошло еще несколько дней, прежде чем они устроились на работу. Маркову зачислили в контору завода рассыльной, Колесов получил место дежурного машиниста на электростанции, а Бодюков и Рязанов попали в механосборочный цех: первый — фрезеровщиком, второй — токарем.

Что и говорить, все мы старались работать с завидным усердием, к начальству относились почтительно и при всяком удобном случае выражали свою приверженность немецко-фашистским властям. К этому нас обязывала цель, стоявшая перед нами, ну и к тому же надо было оправдывать наши документы, в которых значилось, что все мы, в большей или меньшей степени, подвергались гонению при советском строе и поэтому без колебаний перешли на сторону немцев. Никто из нас не завязывал приятельских отношений ни с рабочими, ни со служащими завода, среди которых было немало провокаторов и шпиков. Некоторых из них мне указали товарищи из заводской подпольной ячейки, а кое-кого мы распознали сами по чрезмерной навязчивости и явно провокационным разговорам. Но, конечно, распознать всех шпиков было невозможно.

Однажды во время обеденного перерыва к станку Бодюкова подошел слесарь по фамилии Втюрин, целыми днями суетливо бегавший по цеху. Одетый в замасленную черную спецовку, со всклокоченными черными волосами и быстрыми, колючими глазами, он чем-то напоминал черного паука, непрерывно снующего по болотистой воде. Это был один из самых ярых агентов гестапо. Как нам сообщили подпольщики, по его доносам гестаповцы арестовали шестерых рабочих и всех расстреляли. За это ему заочно советскими патриотами был вынесен смертный приговор.

Хотя гонг, возвещавший обеденный перерыв, прозвучал уже давно, Бодюков продолжал обрабатывать какую-то деталь танкового мотора. Усевшись на бетонном фундаменте станка, Втюрин покосился по сторонам и сказал:

— И есть же такой неблагодарный народ.

— Ты о чем? — спросил Бодюков.

— Да так, вообще.

— Ну если «вообще», то не мешай мне работать.

Втюрин презрительно усмехнулся.

— Стараешься, значит?

— А тебе-то что? — буркнул Бодюков.

— Людей жалко.

— Каких людей?

— Наших. — Втюрин вздохнул. — Ты из кожи лезешь, чтобы танк скорее готов был. А танк этот чей? Чей, спрашиваю?

— Мое дело деньги зарабатывать, — отозвался Бодюков.

— Выходит, так ты отблагодарил тех людей, что научили тебя на этом станке работать? — сказал укоряюще Втюрин. — Может, они сейчас на фронте воюют, Родину-мать защищают. А ты танк на погибель им готовишь.

— Ну и что из того? Ты ведь тоже работаешь здесь же.

— Я только так, для виду. Лишь бы смену отбыть.

— Начальство обманываешь?

— Русский я.

— Я тоже русский.

— А если русский, то чего же стараешься для врага? — вкрадчиво спросил Втюрин и, снова оглянувшись по сторонам, подмигнул: — Разговор у меня есть к тебе. Садись, перекурим.

Бодюков выключил станок.

— Ну говори, слушаю.

Глаза Втюрина заметались.

— Хочешь, браток, я сведу тебя с нашими ребятами?

— С какими «нашими»?

— Неужели не догадываешься? — Втюрин перешел на шепот. — Тут они, на заводе, рядом с нами. Наши, понимаешь?

— Не понимаю.

— Ну… советские… подпольщики.

— Ах, вон оно что? — протянул Бодюков и, схватив внезапно Втюрина за ворот куртки, поднял его с фундамента, затряс, выкрикнул громко, чтобы услышали все рабочие, находившиеся в цехе: — Ты что же это предлагаешь мне, шкура продажная?

— Очумел, что ли? — захрипел Втюрин, пытаясь вырваться. — Пусти, а не то…

— Так ты еще и угрожать мне будешь! — свирепо гаркнул на него Бодюков. — Хлеб немецкий ешь, а сам пакостишь хозяевам? Подпольщик, значит? Вредишь? Так получай, гнида паршивая. — И ударом могучего боксерского кулака в скулу Бодюков отшвырнул Втюрина далеко от станка.

На шум прибежали два охранника и мастер цеха. Вокруг Втюрина, распластавшегося на бетонном полу и скулившего в беспамятстве, столпились рабочие.

— Что случилось? — спросил мастер.

— Да вот стукнул эту сволочь, — ответил Бодюков, вытирая паклей руки. — На предательство меня толкал, чтобы я волынил на работе и вредительством здесь, на заводе, занимался. А я с Германией и никому не позволю обзывать недостойными словами фюрера.

— Забрать обоих! — крикнул охранникам мастер. — Разберемся.

— Бодюкова-то за что брать? — спросил Рязанов, выходя вперед. — Я своими ушами слышал, о чем ему говорил Втюрин.

— И я могу подтвердить! — донеслось из-за спины Рязанова.

— Все слышали! — загудели вокруг.

Бодюкова все же забрали, но к концу перерыва он вернулся в цех. Затем начали вызывать в контору свидетелей. А на следующее утро к Бодюкову в цехе подошел мастер и, похлопав его по плечу, сказал во всеуслышание:

— Администрация завода выносит вам благодарность за добросовестную и верную службу великой Германской империи и ее доблестным войскам.

Втюрин исчез с завода.

Очевидно, гестаповцы перебросили его на другое предприятие. Через несколько дней я узнал, что приговор, вынесенный ему заочно броварскими подпольщиками, был приведен в исполнение. Как-то утром охранники нашли его в лесу, повешенным на суку старой березы.

Вайсберг недолго присматривался ко мне. Видимо, уверив себя в том, что я вполне надежный, знающий свое дело специалист, он не замедлил назначить меня временно исполняющим обязанности главного механика завода. Это открыло мне свободный доступ во все цехи предприятия, и, таким образом, я получил возможность держать связь с Рязановым, Бодюковым и Колесовым, а также с подпольщиками, как говорится, без отрыва от производства. Теперь уже можно было приступать к составлению конкретного плана диверсии. Колесов по-прежнему работал на электростанции, иными словами — в самом сердце завода, Рязанова я оставил в механосборочном цехе, а Бодюкова перевел в цех блоков. Галя как рассыльная имела «сквозной» пропуск во все цехи и помогала мне осуществлять руководство деятельностью моих помощников.

На завод ежедневно прибывали эшелоны с искалеченной техникой гитлеровского вермахта. После сортировки на приемном пункте она распределялась по цехам. Главными узлами производства были механосборочный цех и так называемый «цех блоков», где велась сборка танков, бронетранспортеров, самоходных орудий и фюзеляжей самолетов: бомбардировщиков и истребителей. Чтобы вывести надолго завод из строя, надо было взорвать эти два огромных цеха и электростанцию. Разумеется, одной моей группе решить подобную задачу было не под силу, и поэтому при составлении плана действий я значительную часть подготовительных работ переложил на плечи Подпольщиков — рабочих завода. Непосредственное руководство их деятельностью взял на себя глава подпольной заводской ячейки Горовой — старый коммунист, участник гражданской войны, пользовавшийся большим авторитетом у Вайсберга как опытный мастер литейного и кузнечного дела.

Прежде всего надо было доставить к месту диверсии побольше взрывчатки и вспомогательных материалов. Но как это сделать?

Колесов предложил вести доставку взрывчатки «порционно», исподволь — в карманах, под одеждой, в узелках с едой.

Горовой покачал седеющей головой.

— Если охранники не обыскивают начальство, ну, скажем, таких, как Харитоненко или меня, то рядовой рабочий может подвергнуться обыску в любую минуту. Обнаружат у кого-нибудь тол, арестуют человека и начнут мучить в гестапо. Допустим, что человек умрет и слова не вымолвивши, так немцы ж все равно на заводе такой обыск учинят, что иголки не утаишь.

— Как же быть? — спросил я.

— Взрывчатку надо доставить сразу, одним махом, — посоветовал Горовой.

— Но это же невозможно! — воскликнул Бодюков.

— Подумать надо, — сказал Горовой и, склонившись над планом заводской территории, указал на приемный пункт. — Сюда бы поначалу тол доставить с фашистской битой техникой, по железнодорожной ветке. Охрана пропускает поезда с этим ломом без осмотра. Вот и нужно провезти наш груз в танках или бронетранспортерах, а как попадет он на завод, тогда уж проще будет в цехи его перебросить. Сортировкой-то лома рабочие занимаются. Думаю, что помогут они, если от имени партии попросить их. Дело это на себя беру…