Тихон Журавлев - Новое назначение

— Поедем отсюда подальше.

Клюев тяжело вздохнул и, заскрежетав сцеплением, дернул машину так, что у меня чуть не слетела пилотка. Он сердился. Тогда я решил успокоить его.

— Не в Ясной Поляне, так в другом хорошем месте отдохнешь.

— В дивизии?

— Ближе. Едем на усадьбу Тургенева, в политотдел.

— Правда? — не поверил шофер. — К Ивану Сергеевичу?

Огромный, сутулый, он еле вмещался в маленькой машине. Согнувшись под косым брезентовым навесом, держал руль одной рукой. Ему водить не «козлика», а грузовик — «буйвола». Но у этого большого человека была душа ребенка. Он страстно любил русскую литературу и, должно быть, поэтому работал в редакции. На войну он смотрел с каких-то наивных, совсем не военных позиций. Меня волновала судьба живых людей на фронте, а его — усадьбы неживых писателей. Вчера мы стороной проезжали Спасское-Лутовиново, и шофер очень упрашивал меня заехать на родину Тургенева хотя бы на часок. Но я торопился в редакцию. Зато немного позже мы вынуждены были заскочить в другое, не менее интересное место. У самой Черни вдруг выяснилось, что горючего до Ясной Поляны не хватит. Регулировщик посоветовал нам свернуть с дороги влево — там, в крайних дворах деревни, была заправочная база.

Делать нечего, съехали мы с большака и по холмистому полю помчались к невидимой деревне. Проселочная дорога вскоре неожиданно свернула вправо, и машина пошла по краю высокого обрыва, косой, почти отвесный склон которого был покрыт сверху донизу дымчатой травой и усеян крохотными ромашками. Внизу, под обрывом, сверкала узкой лентой небольшая речка; прижимаясь к горе, она описывала полукруг и терялась вдали, в густых деревьях, круглых, как зеленые шары. За рекой раскинулась обширная долина с выстроенными в два ряда маленькими хатками. А за деревней, уже на другом пологом склоне, чернел стройный лес, выступающий углом к речке.

— Этот угол я знаю, — заявил водитель. — Осинник!

— Проезжал его?

— Ни разу. Но места эти мне знакомы. По книге. Да и фотографии видел.

Ну да, он о горючем и не думал! Его, видать, не бензин тянул сюда, а исторические места! В крайних дворах заправочной базы не было — она только что переехала ближе к фронту. Я забеспокоился: как бы не застряли мы тут на всю ночь. Но Клюев не тревожился.

— Одну минуточку! — попросил он и побежал к женщинам, сверкавшим у колодца ведрами. Не иначе — расспросить их, откуда у деревни такое имя. Вскоре он вернулся от колодца возбужденный и, махнув рукой в сторону, выпалил: — Там Бежин луг!

«А, чтоб тебя! — подумал я. — Еще не легче. Этого луга нам только не хватало».

— А бензин? Я думал, ты нашел что-нибудь.

— Будет бензин, — пообещал Клюев. — Заказал одной хозяйке чай; пока вы согреетесь, мигом заправлюсь. На том краю деревни — авторота.

Я отпустил его. И зря. Надо было самому ехать. Прошло полчаса, но шофер не возвращался. И чай, оставленный ему, остыл. Пришлось идти самому. Но я догадался: пошел не в автороту, а прямо на Бежин луг, досадуя в душе и на Клюева, и на Тургенева.

Сумерки над лугом были прохладными. От реки по кустам растекался туман,, синеватый, как дым береговых костров. Скошенные полоски на лугу мерцали яркой зеленью и в сумерках были особенно светлыми. В конце каждой полоски высилась копна сена, сложенная наспех неумелыми руками. За кустарником, в низине косые клинья тумана, более густого и белого, воткнулись в гору, собираясь подняться выше, до угла осиновой рощи на косогоре. Копны выглядывали из тумана, как маленькие островки на озере. На одном таком островке сидел мой шофер. Согнувшись, он будто колдовал над папиросой. Красный огонек ее то вспыхивал, то угасал в облачке густого табачного дыма...

— Это о чем же ты думаешь? — спросил я Клюева.

— Обо всем, товарищ капитан, — вздохнул он.

И больше ни слова.

— Ой, гляди, как бы твои классики не подвели тебя! За эту самовольную отлучку на Бежин луг полагается два наряда вне очереди.

— Я и без нарядов мотаюсь по ночам, как наказанный, — усмехнулся Клюев.

Мне стало жаль его, и я внутренне пообещал себе заскочить при возможности на Тургеневскую усадьбу. Теперь эта возможность представилась.

Летняя ночь короткая. До восхода солнца еще далеко, а в поле уже светлеет. Машина теперь шла быстрей. Не доезжая до Мценска, мы свернули на проселочную дорогу вправо, затем у небольшой деревни — влево, на прямой заброшенный большак, огороженный с севера стройной шеренгой старых верб. Должно быть, это была древняя мценская дорога на Москву. Она вела под уклон и там, вдали, утыкалась в черную рощу на косогоре.

— Усадьба? — спросил водитель.

Я кивнул головой.

— Сразу видно, — оживился Клюев. — Когда-то по этой дороге ездил Тургенев, — сообщил он. — Только на лошадях, в пролетке. Машин еще не было.

Роща стояла высокой стеной за неглубоким ярком, но самые большие деревья были подальше, на косогоре. Дорога у яра суживалась и входила в рощу с угла — там, на въезде, у родника, стояли два огромных дуба, корявые стволы которых и могучие скрестившиеся ветви служили воротами.

— Тургенев посадил, — не вытерпел Клюев.

Подъем из яра неудобный, разрыт весенними ручьями, а дорога в роще перегорожена сваленными деревьями: должно быть, немцы рубили их на блиндажи.

— По этой дороге мы вряд ли въедем. Надо найти другую, — предложил я.

— Что вы, товарищ капитан! — обиделся Клюев.

Да, теперь его не отговоришь — разве можно свернуть с дороги, по которой когда-то въезжал сам Тургенев!

Машина, чуть не вытряхнув меня из кабины, выскочила наверх и, лавируя между частыми стволами, объехала сваленные деревья прямо по кустам черемухи. Мне пришлось загородиться локтем от веток, чтобы в глаза не хлестнуло.

Вверху, на просторной поляне, в середине рощи стоял одноэтажный дом под железной крышей. На открытой веранде дома дежурил автоматчик. Я спросил у него, где начальник политотдела.

— Спит, — сказал автоматчик.

— А инструктор? Майор Салов?

— Там, — показал часовой за угол, — умывается.

Тотчас оттуда, из-за угла, выглянула мокрая голова.

— Так рано? — удивился майор. — А что случилось?

Я рассказал ему.

— Федотов, правильно, наш герой. Но только на его счету не семеро, — поправил он, — больше. Одну минуточку, сейчас я умоюсь — проверим...

Майор скрылся. Шофер смотрел на меня из машины большими изумленными глазами.

— Неужели один с семерыми справился? — спросил он шепотом, словно чем-то напуганный.

Я осмотрелся. В дальнем углу поляны торчали две копны свежего сена.

— Ступай, отдохни.

— А вы?

— Я задержусь немного.

Но через некоторое время шофер окликнул меня с дороги:

— Товарищ капитан! Видели Тургенева?

Я даже вздрогнул.

— Идите, покажу.

— Сходите, сходите, пока я дела закончу, — поддержал шофера вышедший на крыльцо Салов.

Белыми ошкуренными слегами, прибитыми к стволам деревьев, было огорожено место в роще, где на деревянном столике возвышался гипсовый бюст писателя. Плечи Тургенева и голова его были заляпаны птичьим пометом, а нос отрублен.

— Я встретил сторожа, — сообщил водитель, — он рассказал, что когда, ворвались немцы, один подбежал к Тургеневу. «А! Фридрих Энгельс!» — крикнул он и рубанул тесаком по носу, потом столкнул ногой с веранды.

Растроганные встречей с пострадавшим писателем, пошли мы осматривать его усадьбу. На всех аллеях нас предупреждали надписи: «Деревья не рубить!» Это солдаты наши уже позаботились. У главной аллеи в кустах шиповника торчали белые пирамиды братского кладбища. На поляне в конце аллеи высилась груда развалин и уцелевшая ниша церкви, из-под карниза которой выглядывал облупленный осколками, перепуганный ангел.

— И ему досталось, — пожалел водитель.

— Пойдем, отдохнем, — предложил я Клюеву. — Хватит.

Мы уселись покурить под копной. Я привалился головой к душистому сену.

— Вы сегодня спросили, — заговорил вдруг шофер, — зачем надо было бегать на Бежин луг. А я ведь и сам не знаю. Об этом и не расскажешь. — Он усмехнулся: — Может, посчитаете: ненормальный...

Я улыбнулся:

— Не надо, Ваня, я все понимаю.

А про себя думал о том, как по-разному проявляется у людей любовь к Родине. Важно только, что сущность у нее одна: что у этого Федотова, которого мы ищем, что у Вани Клюева.

Отдохнуть нам не дали. Пришел майор Салов и сообщил: дивизия вот-вот может сняться с места. Я заторопился, решив без всяких предварительных разговоров в политотделе ехать прямо в батальон к Федотову. Мы уселись в машину и помчались дальше на запад. Прямая дорога, огороженная раскидистыми липами, вела от усадьбы вверх, на далекий холм, из-за которого выглядывала пробитая снарядами белая стена какого-то здания. Я уже однажды видел эту стену. Совсем недавно она была у немцев, и там сидел корректировщик, направлявший снаряды в рощу Тургенева и в соседние колхозные сады. Стена по-прежнему выглядывала на дорогу синими глазницами окон, только взгляд ее теперь не был опасен.