Сергей Скрипаль - День ВДВ (сборник)

– Нога не болит? – поинтересовался Степаныч, отвинчивая крышку следующей бутылки, накладывая на ломоть чёрного хлеба рыбёшку из банки, подвинув к краю стола, откуда Борисыч мог бутерброд ловчее взять.

– Пройдёт, – пробурчал Борисыч, принимая водку. – Ты бы, Степаныч, не торопился наливать. Давай покурим, поговорим, – глотнул из стакана и потянулся к сигаретам.

– Борисыч, пожуй, – забеспокоился Федюня, – небось не жрамши с утра.

– Таисия твоя прибегала, как только врачи уехали, приносила покушать. Спасибо передай. А то я после обеда да таблеток вырубился почти сразу, не успел сказать.

– Обязательно! – потеплело на душе у Федюни. – Передам! Она и завтра занесёт чего-нито. Вон, борща наварила кастрюлю огромную. Отказался брать с собой.

– Да нет, не надо. Дашка завтра приедет. Пока Марьи нет, поможет мне тут.

– Ну и ладно, – захмелел Федюня, прикуривая примину. – Ты мне вот что скажи, Борисыч. Как тебе удалось деньги вышибить из Армена?

Договор на строительство коттеджей заключали с этим самым Арменом. На все десять домов чохом. Все пункты изучил Борисыч, ни одного из них не нарушили ни заказчики, ни подрядчики. Всё в срок поставлялось, и зарплата выплачивалась вовремя. А вот как только вселились хозяева, платежи прекратились. Мужики-строители с кулаками к Армену, а он их в договор носом ткнул, что предоплату в размере стольки-то процентов они получили, а вот остальные денежки будут только тогда, когда дома будут сданы в эксплуатацию. А на вопрос, когда ж случится сдача, Армен честно ответил, что, может быть, и никогда. Всё просто. Не ставит, к примеру, хозяин дома унитаз или раковину в одном из санузлов – дом не готов. Этим и пользуются многие. Чего ж платить налоги с дома, коли он к жилью не приспособлен пока? Борисыч и Федюня все деньги, полученные ранее, на книжки отложенные, собрали, выплатили строителям. А что делать было? Они ж бригады сколачивали, плательщиками были за работы, вот и ответили.

А вчера Борисыч притащил на стройку чемоданчик, в котором покойненько лежали уютненькие толстенькие пачки денег. Много. Столько ровно, сколько задолжал им Армен по договору. Всё до копеечки отдал. Гульнули немного вечером. Не успел Федюня расспросить Борисыча, как ему удалось добыть заработанное. Пока домой возвращался с деньгами в газетном кульке, размышлял, на что потратить. Ну, «копейку» свою уж обязательно продать нужно и «четвёрку» взять. Всё побольше да поподъёмнее машина, а то и на «Ниву» с прицепом пересесть. Село есть село, то сена, то кирпич, то ещё что подвести, мало ли, какая оказия приключится. Опять же, телек поменять надо, а то старый только кашу-размазню на экране разводит. Дальше этого мысли ленились бежать, пусть уж Таисия думает, как и что.

– Не поверишь, Федюня, – озадаченно ответил Борисыч. – Чёрт его знает, как удалось. Сам Армен меня нашёл, поехали в банк, он там деньги получил, в бумагах расписались и всё. Говорил, что дом принят в эксплуатацию.

– Хм, а с чего это он? – погасил окурок Федюня, одобрительно кивнув Степанычу, взявшемуся за последнюю бутылку, – то, блин, два года не сдавал дома, а тут вдруг – на тебе…

– Не пойму, – задумчиво потянулся к стакану Борисыч, – может быть, совесть заговорила? – и сам рассмеялся.

– Ой, ну что вы как дети, ей Богу, – крякнул Степаныч, запихивая в рот кусок помидора, – Неужели не понимаете, в чём дело?

– Вот загадка. В глазах тоска, под бородой доска, а двери – на крючке. Что это, а, Федюнь? – прищурился пастух.

– Да ну тебя, Степаныч, – отмахнулся Федюня.

– А всё же? – настаивал Степаныч.

– Ну, мужик в нужник провалился. А при чём здесь это? – выпил, занюхивая корочкой хлеба.

– Да при том, что вы с Борисычем дальше загадок детских умишком не вышли, – торжествующе ухмыльнулся пастух.

– Степаныч, ты поостынь маленько, – обиделся Борисыч, мигнув Федюне, чтобы остатки водки от Степаныча отодвинул. – Коли знаешь, в чём дело, так объясни, а не изгаляйся тут.

– Да ладно, чего там, – заторопился Степаныч, мягко отстраняя ладонью руку Федюни от бутылки. – Только газеты читать надо, что в мире творится.

– Степаааааныч, это у тебя время есть для газеток, весь день на траве валяешься, – возмутился и Федюня, – Тут на стройке и себя позабудешь. Газеты, газеты, – бурчал, успокаиваясь.

– Ага, – удовлетворился покоем Степаныч, – значица так. Помните, что наказано было Путиным сдать до конца августа столько-то метров жилья?

– Ну, – заинтересовался Борисыч.

– Вот тебе и ну, – передразнил пастух, – а где ж они, эти метры?

– А то сам не знаешь, – загорячился Федюня. – Не видишь что ли? Было б из чего, так понастроили бы и побольше.

– Погоди, погоди, Федюня, – остановил его Борисыч. – Дальше то что?

– Дык ить…и всё, – презрительно вытянул губы пастух. – Губеру-то нашему припекло одно место, понимает, что коль власть российская дала такой план, то и гриву сшибут. Хорошо только если гриву, а то ведь и кресло вышибут из-под задницы! Так?!

– Так, – подтвердили мужики.

– Вот он, губер нашенский, и надавил на своих министров, чтоб те в свою очередь надавили на хозяев домов новых. Не хрен, мол, в прятки играть с государством. И принудили в обязательном порядке сдать дома. Чем стращали, уж не знаю, – пожал плечами Степаныч – Видать, страшно им стало от будущих убытков, вот и сдались. А отсюдова и метров жилья набежало. Да ещё сверх плана. Губер – молодец. Герою слава! Дошло? – хохотнул издевательски, не удержался.

– Делааааа, – протянул Федюня удивлённо, ничуть не сомневаясь в услышанном.

На том разговор и потух. Допили водку, покурили. Степаныч понял, что больше выпивки не светит, хоть и намекал прозрачно, что не лень ему будет к Светке сбегать или к Прокофьевне за самогоном, уж на что денежек наскребётся. Но Федюня с Борисычем намёков не поняли. Распрощался пастух и ушёл.

Федюня тоже засобирался, вспомнил вдруг:

– Борисыч, а как же ты один останешься? Может, заночевать у тебя? Вдруг на двор захочешь или пить, к примеру?

– Ничего, Федюня, управлюсь, – отнекался Борисыч, – Видишь, костыли какие? Я уже скакал сегодня. Больновато под мышками с непривычки. А так ничего, вытерплю.

– Борисыч, так как же ты с ногой угораздился? – остановился уже в дверях Федюня.

Борисыч вздохнул:

– Федюня, если кто узнает, убью! Понял?

– Понял-понял, – закивал Федюня.

– Понимаешь, утром влез под душ. В доме никого. Вышел голяком. Вытираюсь. Наклоняться поленился. Поставил ногу на табурет, полотенцем тру, – замолчал было, – а тут котёнок, мать его в три погибели, вертится. Прыганул на меня и когтями вцепился…

– В ногу? – охнул Федюня.

– Да какой хрен в ногу-то, – заорал Борисыч, – чего он на ноге не видел? Вот я и дёрнулся, а нога в табурет, да хрусь… Еле трусы со штанами напялил, пока скорую ждал.

– Твою мать! Так во что же он вцепился-то? – озадачился Федюня. – Аааааааа…!!! – взревел хохотом уже в дверях и поперхнулся, споткнувшись в сенях о пустое ведро.

Теперь я знаю, почему молоденькая цыганка на осенней привокзальной площади Армавира как–то неловко отодвинула, почти отбросила мою ладонь от себя, несмотря на мятый рубль, обещанный ей за гадание. Вокруг гоготали, громко переговаривались, толпились такие же призывники, как и я, взъерошенные, хоть и стриженные накороть, возбуждённые и неестественно весёлые. Цыганка долгое время крутилась в толпе будущих солдат, переходила от одного к другому, профессионально выуживала деньги и весело предсказывала парням их близкую и далёкую судьбу. Когда я протянул ей руку, в её чёрных глазах мгновенно пробежала серая рябь. Девчонка отшатнулась и, перешагивая через рюкзаки и чемоданы, торопливо ушла в вокзал. Я так и стоял с зажатым в ладони рублём, не зная, как реагировать. Парни хлопали меня по плечам, шутили, а потом затащили в кафе.

………………………………………………………………………

Интересно, почему именно сейчас глаза той цыганки всплыли в памяти. Прошёл целый год после проводов в армию, долгой и нудной езды в воинском эшелоне, где пили все беспробудно и отчаянно, с песнями и бешеными танцами, напоминавшими лезгинку и гопак, на станциях. Начальник эшелона запретил выходить из вагонов, но проводники, щедро оплаченные за поставку водки, не сильно сопротивлялись уговорам парней и открывали двери. После более жёсткого распоряжения начальника у выходов стоял караул из таких же пьяных, как и мы, сержантов и офицеров. С ними было сложнее договориться. В соседнем от нас вагоне везли горячий народ из республик Северного Кавказа. Недолго думая, они высадили несколько стёкол и всё равно плясали странный танец на перронах, вводя в ужас вокзальных начальников и пассажиров.…

…Меня зовут Илья Глазунов. Нет, нет, никакого отношения к великому художнику я не имею. Так сложилось. Хотя, по– видимому, если бы Бог дал мне хоть малейший дар рисования, я бы писал величественные полотна с горами, пустынями, рассветами и закатами, озёрами и бурными реками, днями и ночами, лицами и глазами, подобными тем самым цыганским, что западали в душу с первого взгляда, и любоваться этим можно было бы часами, но не всегда удавалось….