Станойка Копривица-Ковачевич - Поймать лисицу

Девочка долго, не решаясь выйти на открытое место, лежала в траве. Раздумывала, что делать дальше. Потихоньку выглянула, снова спрятала голову. «Вдруг стрельнут?..» Потом все-таки вышла из-за кустов. Выстрелов не было. И вообще ничего не случилось. В обе стороны, далеко-далеко, насколько хватал глаз, извивалось белое шоссе. «Красивое», — думала Лена, переводя взгляд то вправо, то влево.

Вокруг не было ни души, и девочка, расхрабрившись, решила спуститься вниз, на шоссе. Может, удастся найти что-нибудь — пули или патроны? Тогда она покажет этим задавалам! И будет дразнить их: «Вот что у меня есть, а у вас нет…» Лицо ее сияло. То-то бы рты пораскрывали! И Йоле, да и этот, Рыжий!

Поднявшись во весь рост, Лена направилась к шоссе, но, чем ближе подходила, тем больше замедляла шаг. И вдруг остановилась как вкопанная: вдоль шоссе лежали лошадиные трупы со вздувшимися животами, огромные, распухшие, окоченевшие. Ближайший к ней труп смотрел на нее своим мертвым глазом, словно удивляясь. Девочка вскрикнула и бросилась наутек.

Она не оборачивалась. Было очень страшно. Казалось, мертвый лошадиный глаз смотрит ей вслед.

После этого случая на шоссе Лена заболела. Три дня пролежала в постели. Во сне и наяву перед глазами маячили ужасные лошадиные трупы. Мать ворожила: расплавила олово и долго смотрела на получившуюся фигуру. «Бедная девочка, что же тебя так напугало?»

Лена молчала. Ни матери ничего не сказала, ни тетке, которая тоже колдовала над нею: гасила угли и носила вокруг нее, что-то шепча.

Назавтра Лену пришли проведать мальчишки. Каждый принес подарок. При виде пестрого перепелиного яичка, которое подарил Рыжий, слезы выступили у нее на глазах. Она стеснялась взглянуть на Рыжего. Смотрела на маленькое яичко и улыбалась, думая, что Рыжий сам похож на него.

Влайко и Йоле хвастались, как они воевали против соседней ватаги мальчишек, а Лена слушала, и ей казалось, что она старше их и умнее. Может быть, именно происшествие на шоссе сделало ее старше.

Ребята ушли, а с ней остался Раде. Даже если бы он сам не остался, она попросила бы его — не было больше сил хранить тайну. И ему она рассказала.

— А не врешь? — спросил Раде, надеясь услышать, что она пошутила.

— Не вру, — серьезно ответила Лена. — Все — правда… — И добавила: — Вот встану — отведу вас туда.

Малыш смотрел на нее восхищенно, удивляясь тому, что это случилось именно с ней, а не с кем-то из мальчишек. И Лена снова подумала: да, она взрослее и сильней. И никого не боится… Даже этого Рыжего.

Впервые при воспоминании о нем она вдруг улыбнулась. И почувствовала себя счастливой.

Через несколько дней ребята собрались и, тайком от взрослых, пошли к тому месту, о котором Лена рассказывала. Стояло жаркое утро, солнце пекло немилосердно. И Шарик увязался за ними. Влайко прикрикнул на него:

— Пошел вон! Домой беги, домой!..

Но пес не отставал. Лена сказала:

— Ладно, пусть идет.

И Влайко смирился. Он продолжал донимать сестру, то и дело спрашивал:

— А ты не выдумала?

— Нет!

— А может, тебе привиделось? — спросил Йоле и подмигнул Рыжему, намекая на болезнь Лены, на ворожбу с расплавленным оловом.

— Нет, не привиделось, все было на самом деле, — твердо сказала она.

Обернувшись, встретилась взглядом с кошачьими глазами Рыжего. Он улыбнулся — или ей это показалось? Все равно приятно, даже если и показалось. «Кажется, он один мне верит».

Выйдя на открытое пространство перед шоссе, остановились, пораженные, при виде вытоптанной земли, по которой прошло множество людей.

— Вот это да! — присвистнул Влайко. — Как будто прошла целая армия!

Ребята наклонились, разглядывая следы ног и копыт, валявшийся всюду навоз.

— Наверно, оттуда, с Сутески[4], — серьезно сказал Влайко.

— А ты откуда знаешь? — вскинулся Йоле, которого раздражало, что Влайко всегда знает что-то такое, чего не знает он.

— Знаю — и все, — упрямо ответил Влайко.

— Ну откуда, откуда? — наступал Йоле.

— Отец мой сказал!

— Подумаешь, твой отец, — пренебрежительно заметил Йоле, отворачиваясь.

— Он верно говорит, — вступился за него Рыжий. — И мой дядька рассказывал, что после сражения оттуда все время идут войска.

— Те, кто в живых остался, — добавил Влайко.

Йоле снова на него набросился.

— Что ты имеешь в виду? — Глаза его метали молнии. — Ну, говори!

— Чего ты? — пробормотал Влайко. — Отстань!

Подскочил Рыжий, разнял их.

— Эй, что это с вами? — миролюбиво сказал он.

Лена не переставала восхищаться им. «Как взрослый, — подумала она. — Вон как развел их — точно молодых петушков». И улыбнулась.

Влайко расхрабрился, видя, что Рыжий взял его под защиту.

— И нечего воображать! — сказал он. — Ведь это Райко партизан, а вовсе не ты!

— Не трогай Райко! — взвился Йоле. — А то я тебе морду расквашу!

Рыжий опять встал между ними.

— При чем тут Райко? Я говорю о тебе, — выпалил Влайко. — Тебе завидно, что я знаю больше тебя.

— А я знаю, откуда у тебя эти сведения, — не сдавался Йоле.

— Ну откуда, откуда? — повторял Влайко, но в глубине души ему было обидно, так как он понимал, что Йоле намекает на его отца.

— Да что это на вас нашло? — снова вмешался Рыжий. — Перестаньте, хватит!

— Вы как два осла — все друг друга лягнуть норовите, — презрительно сказала Лена. — Смотреть противно… — Она повернулась к Раде, позвала: — Пойдем вперед. Пусть себе дерутся.

Шарик побежал за ними. Йоле и Влайко с Рыжим потянулись следом.

Подойдя к месту, откуда было видно шоссе, они выглянули из-за кустов орешника.

— Вон там, внизу. Внизу… — тихо сказала Лена, чувствуя, как учащенно забилось сердце. В этот момент вдали послышался какой-то шум. Ребята как по команде попадали на землю, уткнувшись в траву. Шум мотора становился все громче. Машина с ревом пронеслась по шоссе и скрылась. Они понемногу успокоились, но продолжали лежать, боясь пошевелиться. Наконец Йоле поднял голову. За ним Рыжий. Они увидели, как машина с двумя солдатами в кузове исчезает за поворотом.

— Давайте вернемся, — предложил Раде.

Но двое старших вдруг с важным видом покачали головой — они и слышать не хотели о возвращении. Ведь тут была Лена. Что она подумает?

— Нет, назад не пойдем, — упрямо сказал Йоле, вскакивая.

Он огляделся вокруг с таким видом, будто все здесь принадлежало ему, будто он здесь самый главный. За ним встали Рыжий, Влайко и Раде с Леной.

— Никого не видно, — внушительно произнес Йоле, окинув взглядом пространство, отделяющее их от шоссе. — Пошли!

— Пошли, — поддержал его Рыжий.

Двинулись вперед. Сделав несколько шагов, остановились.

— Вон они! — весело закричал Раде.

Ребята побежали к нему. Значит, Лене не приснилось, она не обманывала, не выдумала. Значит, это правда! Лошадиные трупы валялись по обе стороны шоссе. Держа за руку Раде, Лена подошла поближе, и вновь ей показалось, что на нее смотрит мертвый лошадиный глаз. Она брезгливо отвернулась. А там, на противоположной стороне шоссе, Шарик уже потрошил мертвую лошадь. Лену стошнило.

Йоле и Влайко окликнули их.

— Чего стоите? Слезы, что ли, льете? — закричали они. — Сдирайте шкуру!

Голова кружилась от работы, от летнего зноя, но ребята радовались, что нашли кожу для ремней. И совсем забыли об осторожности.

Тем временем из-за поворота шоссе показалось нечто странное. Ребята застыли на месте, завороженно глядя на приближающееся чудо-юдо. Захудалая лошаденка, двое мужчин, похожих на призраки в военной форме.

Ребята видели разную военную форму, но эта была какая-то особенная. Может, все прежние были ненастоящие, а настоящая именно эта? И непонятно, солдаты это или нет?

Двое остановились возле ребят, переговариваясь, показывая на Шарика, морщась при виде вывалившихся лошадиных внутренностей. Один из них кивнул, а другой, опершись на спину своей кобылы, прицелился. Ружье блеснуло на солнце. Ребята замерли. И вдруг раздался вопль девочки:

— Не смейте! Это моя собака! Не смейте!

То ли от ее крика, а может, инстинктивно почуяв опасность, Шарик поднял голову.

И тогда человек перестал целиться в собаку и повернул дуло в сторону девочки. Глаза Лены расширились от ужаса. Это длилось мгновение, но ей показалось — целую вечность. Потом послышался смех, и человек снова прицелился в собаку.

Прогремел выстрел. Шарик пронзительно завизжал. Кобыла, спотыкаясь, двинулась дальше. Двое мужчин тоже пошли, постепенно удаляясь. Вместе с ними удалялся и их смех.

Ребята бросились на землю. Если бы не блестящая гильза, не дымок, идущий от собачьей шерсти, и не Шарик, неподвижно лежащий на обочине, можно было бы подумать, что все это им приснилось.