Джек Хиггинс - Операция «Валгалла»

Он повернулся и ушел в комнату с картами. За ним последовали Йодль, Кейтель и Кребс. Дверь закрылась. Феджелайн, двигавшийся словно во сне, махнул одному из эсэсовских ординарцев, и он увел детей.

Наступило молчание. Риттер спросил:

— Что дальше, генерал?

Феджелайн вздрогнул.

— Что вы сказали?

— Что нам теперь делать?

— Аа, пойдите в столовую, вас покормят. Выпейте. Отдохните. — Он заставил себя улыбнуться и похлопал Риттера по плечу. — Пока можете не беспокоиться, майор. Я скоро за вами пришлю. Обещаю вам новые поля сражений. — Он кивнул ординарцу, тот повел их за собой. Риттер и Гоффер поднялись вслед за ним по лестнице. Бормана и Раттенгубера там уже не было.

Наверху Риттер сказал тихо:

— Что ты об этом думаешь, Эрик? Маленькие дети и старики под руководством беснующегося сумасшедшего. Теперь мы начинаем платить по счетам, я думаю. Мы все.

Когда Феджелайн вошел в свой офис, он, прежде всего, запер дверь, потом прошел за свой стол и сел. Он выдвинул ящик и достал бутылку бренди, вытащил пробку и сделал большой глоток. Уже в течение некоторого времени он пребывал в страхе, но последняя демонстрация его просто доконала.

Он был одним из тех десятков людей, которые пришли к власти через нацистскую партию. Человек, который не мог похвастаться происхождением, и был плохо образован. Бывший конюх и жокей, он постепенно повышал свой ранг в СС и, когда был назначен помощником Гиммлера в штабе фюрера, укрепил свои позиции женитьбой на сестре Евы Браун, Гретл.

Но теперь Гиммлер скрылся, отвергает любые попытки вернуть его в смертельную ловушку, в которую превратился Берлин. Феджелайну пришло в голову, что, возможно, пришло время предпринять определенные действия ради себя. Он еще раз глотнул из бутылки бренди, встал, снял из-за двери фуражку и вышел.

Было семь часов вечера, Риттер и Гоффер сидели в столовой, тихо разговаривая за бутылкой мозельского, когда раздался грохот. Снаружи в коридоре послышались крики, смех, потом дверь распахнулась, и вбежали два молодых офицера. Риттер остановил одного из них, когда тот оказался рядом.

— Эй, чем вы так взволнованы?

— Люфтваффе генерал Риттер фон Грайм только что прибыл из Мюнхена с воздушным ассом Ханной Райтш. Они приземлились в Гейтоу и сюда добрались на «Физлер-Сторче».

— Генерал был за штурвалом, — сказал второй молодой офицер. — Когда его ранило, она взяла управление и посадила машину на улице вблизи Бранденбургских ворот. Вот это женщина.

Они пошли дальше. Другой голос произнес:

— День для героев, такое впечатление.

Риттер поднял голову и увидел стоявшего рядом с ним Бормана.

— Рейхсляйтер. — Он сделал попытку встать.

Борман помешал ему это сделать.

— Да, замечательно. В рассказе не упомянут тот факт, что летели они из Мюнхена с эскортом из пятидесяти истребителей. Сбито было примерно сорок из них. С другой стороны, генералу фон Грайму совершенно необходимо быть здесь. Понимаете, фюрер намерен назначить его главнокомандующим «Люфтваффе» в ранге фельдмаршала. Геринг оказался, в конце концов, ненадежным человеком. Естественно, он хочет лично сказать об этом генералу Грайму. Телеграммы так безлики, вам не кажется?

Борман отошел. Гоффер сказал изумленно:

— Сорок самолетов. Сорок, и ради чего?

— Сказать ему лично то, что мог бы сказать по телефону, — сказал Риттер. — Наш фюрер, Эрик, замечательный человек.

— Ради Бога, майор. — Гоффер взмахнул рукой, действительно рассердившись на этот раз. — Будете продолжать такие разговоры, вас возьмут и повесят. И меня, заодно. Вы этого хотите?

Когда Борман вошел в свой офис, Раттенгубер его уже ждал там.

— Ты разыскал Феджелайна? — спросил рейхсляйтер.

— Он покинул бункер пять часов назад. — Раттенгубер сверился со своими записями. — По моим сведениям, он сейчас у себя дома в Шарлоттенбурге, в гражданской одежде, должен добавить.

Борман спокойно кивнул.

— Интересно.

— Мы скажем фюреру?

— Думаю, нет, Вилли. Знаешь, как говорится? Дадим человеку достаточно длинную веревку. Я спрошу сегодня позднее, где Феджелайн, когда фюрер сможет это услышать. Позволим ему самому сделать это неприятное открытие. Нам, Вилли, нужно обсудить более важные вещи. В наших руках судьба пленных знаменитостей. У тебя есть те дела, которые я просил?

— Конечно, рейхсляйтер. — Раттенгубер положил на стол несколько папок из манильского картона. — Проблема в том, что фюрер имеет совершенно четкую идею относительно того, что должно произойти с этими знаменитостями. Его посетил обергруппенфюрер Бергер, глава администрации по делам военнопленных. Бергер попытался обсудить с ним судьбу некоторых важных британских, французских и американских пленных, а также австрийского канцлера, Шушнигга, и Хелдера с Шахтом. Кажется, фюрер ему сказал, чтобы он всех расстрелял.

— Я бы назвал это транжирством, Вилли. Другими словами большой потерей. — Борман постучал пальцами по папкам. Но меня интересуют эти леди и джентльмены. Пленники Арлберга.

— Боюсь, что некоторые из них переведены оттуда уже после моего посещения по вашему указанию два месяца назад. По приказу рейхсфюрера, — сообщил Раттенгубер.

— Да, на этот раз дядя Хейни действовал несколько поспешней, чем я ожидал, — сухо сказал Борман. — Так с кем мы остались?

— Только пятеро. Трое мужчин и две женщины.

— Хорошо. Хорошее круглое число, — сказал Борман. — Начнем с дам, не так ли? Напомни мне.

— Мадам Клер де Бевилль, рейхсляйтер. Тридцать лет. Француженка. Ее отец заработал кучу денег на консервированных продуктах. Вышла замуж за Этьена де Бевилль. Старая хорошая фамилия. Они думали играть светских людей, флиртуя со своими новыми хозяевами. В действительности, ее муж был членом парижской группы французского Сопротивления. Его взяли в июне прошлого года при получении информации и отправили в управление «Шихергайтдайнст» на авеню Фош в Париже. Был застрелен при попытке к бегству.

— Французы, такие романтики, — посетовал Борман.

— Думали, что жена тоже вовлечена. В доме нашли радиопередатчик. Она клялась, что ничего не знала об этом, но служба безопасности сочла, что она вполне могла работать… пианисткой? — Он поднял голову в изумлении. Борман улыбнулся.

— Типичный английский школьный юмор. Это, видимо, термин для радиооператора в британской Администрации секретных операций.

— Аа, понимаю. — Раттенгубер снова обратил взор к документам. — Посредством замужества она породнилась с самыми знатными французскими фамилиями.

— Поэтому она и в Арлберге. Понятно, кто дальше?

— Мадам Клодин Шевалье.

— Концертирующая пианистка?

— Так точно, рейхсляйтер.

— Ей, должно быть, уже семьдесят, по меньшей мере.

— Семьдесят пять.

— Национальное достояние. В 1940 году она совершила поездку в Берлин, где дала концерт по личной просьбе фюрера. В то время, это сделало ее очень непопулярной в Париже.

— Очень хорошее прикрытие для ее действительной активности, рейхсляйтер. Она была одной из группы влиятельных людей, обеспечивших успешный побег из Парижа в Виши нескольким знаменитым евреям.

— Так, значит, умная женщина, смелая и хладнокровная. Это и все французы?

— Нет, рейхсляйтер. Есть еще Поль Гайллар.

— Ах, да, бывший член совета министров.

— Так точно, рейхсляйтер. Шестьдесят лет. Бывший врач, хирург. Репутация международно-признанного автора. Заинтересовался политикой незадолго до войны. Был министром внутренних дел в правительстве Виши, который закончил тем, что подписал освобождение известным политическим противникам. Подозревали, также, что у него были контакты с де Голлем. Член Французской Академии.

— Что-нибудь еще?

— Нечто романтическое, судя по рапорту службы безопасности. В 1915 ушел во французскую армию рядовым в порядке публичной демонстрации неодобрения тогдашнего правительства. Кажется, он думал, что они плохо подготовлены к войне. Заигрывал с коммунистами в двадцатых, но излечился от этого, посетив Россию в 1927 году.

— Какая у него слабость?

— Слабость, рейхсляйтер?

— Да ладно тебе, Вилли. У нас у всех они есть. Некоторые мужчины любят женщин, другие ночами напролет играют в карты или пьют. Мало ли? А Гайллар?

— Никаких, рейхсляйтер. И рапорт государственной службы безопасности очень полный. Однако одно удивительное пристрастие у него все же есть.

— Что же это?

— Он обожает лыжи. Всю жизнь. В 1924 году на Зимней Олимпиаде в Шамони он выиграл золотую медаль. Замечательное достижение. Видите ли, ему тогда было тридцать девять лет, рейхсляйтер.

— Интересно, — согласился Борман. — Это, действительно, многое говорит о его характере. А что известно об англичанине?