Лидия Чуковская - Софья Петровна

Алик молчал. На лице у него застыло упорное, упрямое выражение. Он был небритый, осунувшийся, с синевой под глазами. И глаза смотрели из-под очков по-новому: сосредоточенно и угрюмо.

- Я уже подал заявление в райком. А если и там не восстановят меня - в Москву поеду. Прямо в ЦК комсомола,- сказал он.

"Бедняга! думала Софья Петровна.- Трудно ему будет, пока он без работы. Тетка, верно, уже сейчас попрекает его". И Софья Петровна, наклонившись к Алику, прошептала: "Вот выпустят Колю - вас и восстановят сразу". И улыбнулась ему. Но Алик не улыбнулся в ответ.

А до дверей прокурора все еще было далеко. Софья Петровна сосчитала: человек 40. Туда входили по двое - так как в комнате No 7 принимал не один, а сразу два прокурора, и все-таки очередь двигалась медленно. Софья Петровна разглядывала лица - ей казалось, что большинство этих женщин она уже видела раньше - на Шпалерной, или на Чайковской, или здесь же, в прокуратуре, возле окошечка. Возможно, что это те самые, а может быть, и другие. У всех женщин, стоящих в тюремных очередях, есть что-то одинаковое в лицах: усталость, покорность и, пожалуй, какая-то скрытность. Многие держали в руках белые бумажки. Софья Петровна знала уже, что это и есть "путевки" в ссылку. В здешней очереди слышны были все время три вопроса: "вы куда?" или "вы когда?" или "у вас была конфискация?"

Софья Петровна прислонилась к стене и на минуту закрыла глаза. Какая бессердечная, какая злая и глупая женщина - жена бухгалтера! Вообразить, что Коля вредитель! Ведь она его с детства знала. Софья Петровна теперь никогда, никогда не переступит порога кухни. До тех пор, пока медсестра не попросит у нее прощения. Можно себе представить, как станет ей стыдно, когда Коля вернется! Софья Петровна все расскажет Коле - про его замечательных друзей, Наташу и Алика (без них ей ни за что не справиться было бы с очередями) и про эту змею, жену бухгалтера. Пусть он знает, какие встречаются на свете мерзавки.

Открыв глаза, Софья Петровна обратила внимание на маленькую девочку, сидевшую на корточках возле стены. Девочка была в пальто, застегнутом на все пуговицы. "Как это у нас привыкли всегда кутать детей,- подумала Софья Петровна,- даже летом". И вдруг, вглядевшись, она узнала девочку: это была маленькая дочка директора Захарова. Девочка ерзала спиной по стене и хныкала, изнывая от жары.

А высокая стройная дама в светлом костюме, за которой вот уже час стояли Софья Петровна и Алик,- это была жена директора. Конечно, она.

- Ну что, цела еще твоя дудочка? - ласково спросила Софья Петровна, наклоняясь к ребенку.- Или кисточку ты уже оторвала? Помнишь меня? На елке? Дай я тебе ворот расстегну.

Девочка молчала, глядя на Софью Петровну круглыми глазами и дергая за руку мать.

- Что же ты? Отвечай тете! - сказала жена директора.

- Я знала вашего мужа,- обратилась к ней Софья Петровна.- Я работаю в издательстве.

- А! - сказала жена директора и как-то болезненно скривила губы. Губы у нее были подкрашены, но не по губам, а выше и ниже. Безусловно, красивая женщина - но теперь она уже не казалась Софье Петровне такой нарядной и молодой, как полгода тому назад, когда она приходила на минутку в издательство к мужу и в коридоре приветливо отвечала на поклоны служащих.

- Ну что ваш муж? - осведомилась Софья Петровна.

- Десять лет дальних лагерей.

"Значит, он таки был виноват. Вот уж никогда б не сказала. Такой приятный человек",- подумала Софья Петровна.

- А меня вот с ней в Казахстан - в деревню или в аул, как там... Завтра ехать. Там я с голоду подохну без работы.

Она говорила громко, резким голосом, и все оглядывались на нее.

- А куда направили вашего мужа? - спросила Софья Петровна, чтобы переменить разговор.

- А я почем знаю, куда. Разве они скажут, куда.

- Но как же вы потом... через 10 лет... когда он освободится... найдете друг друга? Вы не будете знать его адреса, а он - вашего.

- А вы думаете,- сказала жена директора,- что хоть одна из них, - она махнула рукой на толпу женщин с "путевками",- знает, где ее муж? Мужа уже увезли, или завтра увезут, или сегодня увозят, жена тоже уезжает к черту в тартарары и понятия не имеет, как она потом найдет своего мужа. Откуда же мне-то знать? Никто не знает, и я не знаю.

- Надо проявить настойчивость,- тихо ответила Софья Петровна.- Если здесь не говорят, надо написать в Москву. Или поехать в Москву. А то как же так? Вы же потеряете друг друга из вида.

Жена директора смерила ее взглядом с ног до головы.

- А у вас кто? Муж? Сын? - спросила она с такой энергической Яростью, что Софья Петровна невольно подвинулась поближе к Алику.- Ну так вот, когда вашего сына отправят - тогда и проявите настойчивость, разузнайте его адрес.

- Моего сына не отправят,- извиняющимся голосом сказала Софья Петровна.- Дело в том, что он не виноват. Его арестовали по ошибке.

- Ха-ха-ха! - захохотала жена директора, старательно выговаривая слоги.- Ха-ха-ха! По ошибке! - и вдруг слезы полились у нее из глаз.- Тут, знаете ли, все по ошибке... Да стой же ты, наконец, хорошенько!- крикнула она девочке и наклонилась к ней, чтобы скрыть слезы.

Между дверьми и Софьей Петровной стояли пять человек. Софья Петровна повторяла про себя слова, которые сейчас она скажет прокурору. Она со снисходительной жалостью думала о жене директора. Хороши мужья, нечего сказать! Натворят бед, а жены мучайся из-за них. Едет теперь в Казахстан, с ребенком, да еще очереди эти - тут поневоле нервная сделаешься.

- Знаете, я пойду с вами,- сказал вдруг Алик.- В качестве сослуживца и друга. Я расскажу товарищу прокурору, что в Николае мы имеем кристально чистого человека, несгибаемого большевика. Я расскажу ему о применении на нашем заводе долбяка Феллоу, которым мы обязаны исключительно изобретательности Николая.

Но Софья Петровна не хотела, чтобы Алик шел к прокурору. Она боялась его резкости: надерзит и все дело испортит. Нет, уж лучше она пойдет одна. Она уверила Алика, будто посторонних прокурор не принимает.

Наконец настала ее очередь. Жена директора открыла дверь и вошла. Следом за нею, с замирающим сердцем, вошла Софья Петровна.

У двух противоположных стен большой пустой полутемной комнаты стояли два письменных стола и перед ними - два ободранных кресла. За столом направо сидел полный белотелый человек с голубыми глазами. За столом налево горбун. Жена директора с девочкой подошла к белотелому, Софья Петровна - к горбатому. Она уже давно слыхала в очередях, что прокурор Цветков горбатый.

Цветков разговаривал по телефону. Софья Петровна опустилась в кресло.

Цветков был маленького роста, худой, в синем засаленном костюме. Головка остренькая, а горб большой, круглый. Длинные кисти рук и пальцы поросли черным волосом. Трубку от телефона он держал как-то не на человечий, а на обезьяний манер. Он вообще показался Софье Петровне до такой степени похожим на обезьяну, что она невольно подумала: если ему захочется почесать за ухом, он, наверное, сделает это ногой.

- Федоров? - кричал Цветков в трубку охрипшим голосом.- Это Цветков, здорово. Скажи там Пантелееву, что я уже все провернул. Пусть пришлет. Что? Я говорю - пусть пришлет.

А за другим столом белотелый полный человек с ясными фарфоровыми, кукольными глазами и маленькими, пухлыми, дамскими ручками вежливо беседовал с женою директора.

- Я прошу переменить мне село на какой-нибудь город,- отрывисто говорила она, стоя перед столом и держа за руку девочку.- В селе я окажусь без работы. Мне не на что будет кормить ребенка и мать. По профессии я стенографистка. В селе стенографировать нечего. Я прошу послать меня не в село, а в город, хотя бы и в том же самом - как его? - Казахстане.

- Садитесь, гражданка,- ласково сказал ей белотелый. - Вам что?спросил Софью Петровну Цветков, оставив телефон и мельком взглядывая на нее маленькими черными глазками.

- Я о сыне. Его фамилия Липатов. Он арестован по недоразумению, по шибке. Мне сказали, что его дело находится у вас.

- Липатов? - переспросил Цветков, припоминая.- 10 лет дальних лагерей. (И он снова снял трубку с телефона.) - Группа А? 244-16. - Как? Разве его уже судили? - вскрикнула Софья Петровна.

- 244-16? Морозову позовите.

Софья Петровна смолкла, придерживая сердце рукой. Сердце стучало медленно, редко и громко. Стук отдавался в ушах и в висках. Софья Петровна решила дождаться, пока Цветков кончит, наконец, говорить по телефону. Она с испугом смотрела на его длинные, волосатые кисти, на усыпанный перхотью горб, на небритое, желтое лицо. Терпение, терпение. И слушала стук своего сердца: в висках и в ушах. А за противоположным столом белотелый прокурор мягко говорил жене директора:

- Напрасно вы расстраиваетесь, гражданка. Присядьте, пожалуйста. Как представитель законности, я обязан напомнить вам, что великая сталинская конституция обеспечивает право на труд всем без различия. Поскольку никаких гражданских прав вас никто не лишает - право на труд остается вам обеспеченным, где бы вы ни жили.