Николай Телешов - Петух

- Благодарю вас, - поклонился Зазубрин. - Приду с радостью. Да вот и им всем посмотреть хотелось бы. Нельзя ли его сюда принести?

Захар Фомич в нерешительности замолчал.

- Хозяин! - крикнул сейчас же фельдшер. - Павел Спиридоныч! Пожалуйте на минутку.

Вошел трактирщик. Растопырив ноги и весело подбоченясь, он ожидал чьих-то распоряжений.

- Здесь Филимон? Вот господин желает за петухом послать, - предложил фельдшер.

- Это можно-с! - ответил хозяин, потирая руки. - Это сейчас... Филимон!

- Нет, нет, нет! - засуетился Захар Фомич. - Нет, этого нельзя. Я уж лучше сам его сюда принесу...

- Все одно: можно послать, - проговорил трактирщик, - только записочку к домашним.

- Нет, я сам принесу, сам принесу!

Захару Фомичу подали пальто и просили не обманывать, чтоб им не напрасно дожидаться. Когда он вышел на улицу, ему вспомнился Травников. Где он? куда девался?

С ним было как-то удобнее, все-таки свой человек.

- Что это по ночам-то стали гулять? - сердито встретила Матрена Захара Фомича. - Спать пора!

- Это... Матреша... гм! Дай-ка мне фонарь... Зажги, я пойду тут... петуха погляжу.

- Какого еще петуха? Зачем понадобился? Идите, что ли, в горницу, а то надует, после кашлять будете. Идите, идите спать. Нечего!

В трактире между тем стоял шум. В первой комнате повздорили двое гостей и кричали один на другого; где-то весело спорили и смеялись; где-то нетерпеливо стучали стаканом...

Озираясь вокруг, Захар Фомич торопливо прошел этой комнатой, неся петуха под полою.

В "уважаемой" уже никого прежних не было; только толстый краснощекий гость сидел одиноко за бутылкой пива и курил сигару.

- Туда пожалуйте, - многозначительно кивнул трактирщик, явившийся к Захару Фомичу. - Пожалуйте, провожу.

Они прошли через кухню и вышли на двор.

- Пожалуйте-с! - предложил трактирщик, отворив дверь небольшого дощатого балагана, освещенного яркой висячей лампой.

- А, принесли! Вот спасибо, Захар Фомич, - послышался голос Зазубрина. - Позвольте-ка полюбопытствовать.

Петух стал переходить из рук в руки. Нюхали его гребень, пробовали его зоб и ноги, делали различные замечания.

- Великолепный петух! - решил Зазубрин.

- Зоб-то хлебный, - не сухой зоб! - слышались голоса. - Хороший петух. Хороший, рослый! А клюв-то какой:

орел настоящий!

- Садитесь, господа хорошие, что же так-то стоять! - предложил трактирщик. - В ногах правды нет: стоять - зря силу терять, а посидеть отдохновение иметь!

Захара Фомича усадили на деревянную скамью, и все разместились, продолжая говорить и расхваливать петуха.

Они сидели вокруг трехаршинной круглой арены, огоророженной невысоким барьером.

"И правда, точно в цирке", - весело вспомнилось Захару Фомичу.

Вокруг арены высились в два ряда деревянные скамейки, на которых и сидели гости. Травникова еще не было.

Захар Фомич пустил на арену своего петуха под общие похвалы и восторг.

- Этому петуху нет соперника! - воскликнул фельдшер. - Что рост, что клюв - удивительное дело!

- А каковы у него шпоры!

- И красивый какой! - добавил хозяин. - Перо хорошее, и ноги здоровые. Петушок, можно сказать, аглицкий.

Заморского фасона важная персона!

Захар Фомич умилялся все более: как же так - до сих пор он никого не знал, а о нем, оказывается, все слышали и даже знают, что у него петух замечательный.

Петух одиноко и важно расхаживал по арене, повертывая вправо и влево голову, точно тянулся спросонья, и, очевидно, недоумевал, куда занесла его судьба. Он глядел и не думал, конечно, что значат эти кровяные брызги, запекшиеся на холсте барьера, что значат черные пятна на сером войлоке, по которому он так величественно ступал.

- А мой вот какой будет! - сказал кондитер, появляясь с черным петухом в руках.

- О, славный какой! - восторгался фельдшер, исподтишка толкая Захара Фомича. - Славный, славный! - А когда заговорили другие, он шепнул ему: Дрянь петух против вашего!

Зазубрин тоже хвалил черного и тоже сказал на ухо Захару Фомичу:

- В суп его пора, а не в бой.

- Мой петух ничего себе, да вот беда: не пробован!

Кто его знает, вдруг побежит? - неуверенно сказал кондитер.

- За хохол тогда! - пошутил кто-то. - Не бегай! Не вводи в убыток хозяина.

- Только попробовать хочется. Я бы уж, так и быть, поставил бы десятку. Только не с вашим, Захар Фомич. Мой вашему не ровня.

- Я ведь показать только принес, - ответил Захар Фомич. - Я драться не пущу.

- С вашим и я не стану. Разве возможно!

- Бейтесь, Захар Фомич, бейтесь! - зашептал опять фельдшер. - Бейтесь на всю четвертную. Что вам? Двадцать пять рублей положите в карман, вот и все. Только и дела!

Зазубрин с другой стороны толкал Захара Фомича, советуя спорить.

- Ваш забьет! Честное слово! По всему видно. Я за вашего держу! сказал он громко, на весь сарай, и в голосе его был вызов. - Вот пять целковых за "Солового"

петуха! Кто против меня за "Черного"?

- Я за "Черного"! - отозвался рыжий человек, и в его тоне также был задор. - Деньги за-руки, - отдавайте хозяину.

- При чем тут наличные? - возразил фельдшер. - Я думаю, можно и после рассчитаться.

- Никак нет-с! - деловито заметил на это трактирщик. - Кредит отношениям вредит. Деньги за-руки!

- Верно, Павел Спиридоныч! Забирай деньги! - нетерпеливо крикнул Зазубрин, махая в воздухе пятеркой. - За "Солового" по пяти рублей, - аи да тотализатор. Я за "Солового" держу!

Трактирщик весело и проворно собрал деньги и спросил, воровато поглядывая бегающими глазами и загибая рукой ухо, чтоб лучше слышать:

- А по сколько за петухов-то?

- По двадцать пять! - объявил фельдшер.

- По четвертной! - подтвердил Зазубрин.

- Дело хорошее-с! Четвертушка - не игрушка!

Захар Фомич удивленно огляделся и взял петуха на руки.

Боясь, что противник уйдет, кондитер притворно вздохнул и проговорил, махнувши рукою:

- Ну, будь что будет! Двадцать пять так двадцать пять! Черт возьми, пропадай мои денежки!.. Получи, Павел Спиридонович, - обратился он к хозяину, отсчитывая деньги. - Эх, петух-то неопытен... Ну, да ладно, где наша не пропадала!..

- Дозвольте получить-с? - протянул хозяин руку к Захару Фомичу. - По четвертной, стало быть, выходит?

Захар Фомич не отвечал. Он глядел во все глаза на трактирщика, будто не понимая, чего от него хотят.

Зазубрин опять толкнул его ногою и шепнул:

- Ставьте же, ставьте! Чего боитесь?

Фельдшер тоже нашептывал:

- Таких петухов во всей Москве не найдешь. Тот курица против вашего!

Захар Фомич не знал, что ему делать. Он уже колебался. С одной стороны - было жаль петуха, с другой стороны - интересно. Давно уже не испытывал он такого волнения, какое охватило его теперь. Он поднял глаза на Зазубрина, ища в нем поддержки. Тот уверенно тряхнул в ответ головою, как бы говоря: ставьте, ставьте!

- А это чем же должно кончиться? - спросил Захар Фомич, начиная чувствовать в себе дрожь.

- Который побежит, тот и проиграл.

- А не то, чтобы до смерти биться?

- Зачем до смерти! Бывают такие, что и до смерди не побегут, только это редко случается. Да "Черный" через десять минут лыжи навострит - по всему видно!

- Ну, коли не до смерти... - Захар Фомич опять задумался. - Ну, получите деньги! - проговорил он, пересиливая себя и чувствуя, как трясутся руки, усиливается волнение и занимается дух от ожидания.

Кондитер перегнулся через барьер и поставил черного петуха на арену, придерживая его пока за спину.

Захар Фомич тоже перегнулся и тоже держал за спину своего "Солового", в ожидании сигнала. Петухи уже глядели друг на друга враждебно и тихо ворчали.

- Ну, пускайте! - скомандовал фельдшер.

Петухи остались одни.

Участники и зрители насторожились, все замолчали и стали напряженно следить - что будет. Сделалось совершенно тихо, как в пустой комнате.

"Черный", с подстриженным хвостом, весь напряженный и стройный, нагнул голову, точно готовясь к налету, и, слегка оттопырив крылья и не спуская глаз с противника, стоял в выжидательной позе.

"Соловой", тоже нагнув голову, сердито глядел на него и вдруг, неожиданно прыгнув, ударил крылом по голове и сильно толкнул ногами по зобу.

"Черный" взлетел в свою очередь и так же ударил противника.

Борьба медленно разгоралась.

Петухи то кружились на месте, долбя друг друга в головы, то стояли неподвижно, опустив клювы почти до земли, то взлетали одновременно и тяжело сшибались в воздухе. Пух летел от них, садясь на картузы и одежду.

- Так! так, "Соловой"! - весело подговаривал Зазубрин. - В голову его! Ну... э... э... так! так!

Фельдшер, облокотясь на барьер, следил за "Черным"

и тихо бормотал:

- Верный петух; верный!

Петухи продолжали сшибаться.

"Соловой" кружился уже не так уверенно, не с прежней легкостью и не всегда удачно отражал удары, подставляя часто голову, на которой уже сочилась кровь. "Черный"

был много бодрее, чаще и чаще взлетал, поражая соперника.