Последней главы не будет - Полина Федоровна Елизарова

Минуты две, максимум пять.

Так вот за эти пять минут, что я стоял и исподлобья наблюдал за ней, она успела сменить три состояния. Публичная девка, хохочущая так, что только ленивый не обернется, безобидная кошечка – ах, каким же тоном она протянула это свое: «Простите…» – и… потерянная, рассеянная, замкнутая внутри себя барышня явно не из нашего времени.

Я не знаю, что там происходило до, но после моего прихода, разом отсмеявшись, она совершенно точно только делала вид, что слушает подругу!

Но и на меня она, впрочем, почти не смотрела…

После того как она спросила, а я ответил: «Программа начнется через десять минут», девушка как будто бы потеряла ко мне всякий интерес.

Что было у нее на душе?

Муж, любовник, ПМС, все вместе?

Я тогда поймал себя на нелепой мысли: мне действительно интересно знать, о чем она думает!

В тот вечер в переполненном цветастыми платьями зале ее стройная фигурка в черном еще несколько раз попалась мне на глаза.

Программа ее явно не интересовала. Каждый раз, когда я украдкой бросал на нее взгляд, она то щебетала о чем-то со своей фиолетовой подругой, то с озабоченным видом копалась в мобильном.

Подле их столика то и дело ошивался «карлик» Гриша – самый популярный инструктор нашего клуба.

Ну, после меня, разумеется…

Раз так, значит, одна из этих подруг – сто процентов его клиентка, наш брат за просто так любезничать не будет! Подобострастное внимание к клиенту – это часть нашей скотской работы.

На меня же она больше не смотрела, совсем.

Ни ее, ни ее подругу я до этого мероприятия ни разу не видел в клубе. Но почему-то был уверен: доселе неизвестная мне клиентка Гриши именно эта, моя.

Моя… моя кто?!

Она запросто могла бы быть женой вон тому свинорылому дядьке, по-хозяйски оценивающему всех мало-мальски пригодных на то субъектов женского пола. Такие субъекты всегда начинают заниматься неохотно, исключительно под нажимом врачей или друзей, потом входят во вкус, тратят бабло, тренируются до седьмого пота, но на их запущенной где-то после тридцатника комплекции это, увы, почти никак не отражается. Дядьки, само собой, предпочитают отжиматься под руководством красивых и мускулистых девушек.

Она могла бы быть… нет, не дочерью, скорее, племянницей вон той тетке, светофорившей брендами, старой, по уши заколотой ботоксом, что-то шипящей в свой позолоченный Vertu тоном, не терпящим возражений. Для того чтобы быть ее матерью, тетка была слишком потертая, слишком похабная.

Она могла бы спать с тем же Гришкой. Ну, простоват он, конечно, примитивен до тошноты, уж я-то его хорошо знаю! Но… почему бы и нет?

Рост – метр пятьдесят пять, не блещет умом, но смазлив ведь, дьявол! И глаза у него всегда как будто чуть пьяные, порочные… Ну, если даже я это замечаю, чего уж про них, про баб, говорить!

Но я, как ни крути, не видел себя ни в одной роли рядом с ней.

На то была причина.

Веская причина, по которой она не смогла бы даже гипотетически стать мне хоть кем-то.

Но почему-то именно в этот вечер я о ней почти что забыл.

Я их презирала.

Всех без исключения.

И тех, кто был по эту, мою сторону, и тех, кто был по другую.

Первых – за ненатуральность, ненужность и вымученность этого общения, за их неприлично юные и отвратительно старые тела в раздевалке, за их бессмысленные, тягучие, как жвачка, разговоры, за то, что у них есть любовники, и за то, что у них их нет, за катышки на колготках, за сумки стоимостью в автомобиль, за то, что они все-таки бросили курить или никогда не курили, за их неподдельный интерес к личной жизни друг друга и за то, что они друг друга же так неприкрыто ненавидят.

За то, что им не нужны были мои картины.

«Чем вы занимаетесь? Да?! Как интересно, и где выставляетесь?»

Нигде.

Впрочем, я достаточно быстро сообразила, что мне намного удобней отвечать: «Ничем».

Я ничем не занимаюсь.

Сплю до десяти, детей не имею, а днем прихожу сюда на фитнес.

На ближайшее будущее у меня есть только одна мечта – стать модной блогершей в Интернете.

А что?

Но если говорить о чем-то существенном, лет на десять вперед – так я просто хочу подохнуть к этому времени, только не от страшной болезни, а как-то так, просто – разом и без мучений!

Ну да, и еще я, конечно, работаю, чтобы обеспечить себе такое времяпрепровождение.

Я работаю содержанкой.

Да, вот так просто и откровенно!

Ведь то, что я произвожу своими руками, не приносит мне никакого дохода. А то, что сложно объективно оценить в какой бы то ни было валюте, позволяет мне неплохо существовать в этом убогом мире.

Если кто-то подумал, что я продаю секс, тот тупой придурок. Секс продают мигрантки из ближнего зарубежья, за этим, пожалуйста, к ним. То, что предоставляю я, есть услуга совершенно другого порядка.

Да, именно так и никак иначе!

А вот этих, вторых, разговоры о которых только и были по-настоящему интересны первым (из женской раздевалки), я презирала за то, что они будто одним местом чувствовали, кем я на самом деле работаю…

Вы, наглые мальчики, разбирающиеся лучше меня в дорогих часах и автомобилях, вы приезжаете сюда изо всех отдаленных уголков нашей страны, живете в съемных хатах, экономите на всем, на чем только можно, мечтаете найти здесь дуру с квартирой или дуру, которая поможет вам ее купить, загрязняете воздух своим акцентом, забиваете стоянки своими машинами экономкласса, купленными в кредит, и считаете нас средством достижения единственной цели – лет через пять всеми правдами и неправдами вымутить себе уютное гнездышко где-нибудь рядом со МКАДом.

И всё. Теперь вы москвичи!

Я часто спорю на эту тему с Николаем Валерьевичем.

Он-то считает, что так оно и должно быть, а то без этого русские скоро повымрут, как динозавры. Приезжают самые жесткие, самые приспособляемые, самые крепкие самцы из тех, что живут в России.

А что же москвичи?

Где они все? Это вообще – отдельная песня.

В общем и целом я с профессором согласна, но все равно спорю с ним из духа противоречия: потому что обидно, потому что я этих мальчиков презираю. Иногда больше, чем себя, иногда меньше.

Все зависит от дней цикла.

После того как окончательно зарубцевались швы от моей последней (неужели?!) операции, Николай Валерьевич