Собрание сочинений в десяти томах. Том 2 - Юзеф Игнаций Крашевский

Маруся поцеловала руку старика и тихо, прерывающимся голосом отвечала:

— Награди вас Бог за доброе слово, да что скажут ваши соседи, мать?..

— Э, полно вздор-то молоть! — крикнул Ратай, с нетерпением поднимая суковатую палку. — Больно глупа ты еще, возвратишься домой, увидишь могилу матери, будешь сидеть в родном уголке в холе и в счастье, чего ж больше? Поклонись старику в ноги и делу конец!

В то время, как в кружке, составившемся из Хоинских, Ратая, Варфоломея и Маруси, происходила эта сцена, толпа цыган остановила свои сборы и молча ожидала конца. Но когда Маруся бросилась к ногам старика — раздался свирепый, сатанинский смех Азы.

— Глупая девка! Пропадай! Прочь с глаз моих!

И, обратись к толпе, закричала:

— Апраш, в дорогу! В Венгрию!

— Пора и нам в дорогу, — произнес Хоинский. — Там ждет старуха, глаза, чай, выплакала…

Маруся хотела было попрощаться с предводительницей цыган, но та с презрением ее оттолкнула.

— Прочь, поганая! — проворчала Аза сквозь зубы. — Ты недостойна ни нашего очага, ни нашего сердца. Пропадай, поганая!

Спутники Хоинского схватили Марусю, усадили в колымагу, вытащенную из кустов и, опасаясь погони, ускакали с такою поспешностью, что забыли взять с собой Ратая и Фомкина коня.

Слепец, ворча, пешком побрел домой, а саврасый последовал за цыганами в Венгрию.

Спустя несколько недель Хоинские сыграли богатую, веселую, шумную свадьбу.

Чего же дальше? Свадьба сыграна, молодые поцеловались, гости выпили за их здоровье, поужинали и разъехались по домам. Но только в сказках кончают шумной свадьбой. В действительности, сказанный конец — начало. Когда-нибудь, когда на душе будет легче, на свете веселее, расскажу о том, что нашла молодая чета в небольшом опрятном дворике, выросшем, словно из земли, возле старухи-хаты, которая все еще стоит и напоминает жителям Стависок о наших героях… и ждет новых жильцов.

Хотите пройтись по саду? (фр.).

Вы не легитимистка? (фр.).

Мужик, так мужик и есть, если еще не похуже что. (фр.).

Пусть бы его уходил, куда хочет, (фр.).

Известный своим красноречием и ученостью ксендз-проповедник, родившийся в 1536 году и скончавшийся в 1612 году.

Старинное приветствие, до сих пор еще обыкновенное у простого народа в Польше, при входе в дом и при встречах на дороге.

Татарская колония под г. Вильно.

Польский король Сигизмунд, названный Старым и Славным, желая смирить Валахов, назначил общее ополчение и собрал около Львова до 150 тысяч войска. Но в это время участвовавшая в походе шляхта вдруг и очень серьезно начала обнаруживать права своей вольности, так что король уже не имел возможности открыть военных действий и по случаю наступившей непогоды должен был распустить войско. Этот случай современные писатели и назвали Кокошей, то есть куриной войной.

Этим именем называют сами цыгане свое племя.

Миля в Волынской и Подольской губерниях равняется 10 верстам.

Громада — община, мир.

Гаджо, в женском роде гаджи — чужой, не цыган. Это название цыгане дают каждому народу, среди которого живут.

Дод — отец.

Ракли и уменьшительное раклори — девушка.

Джукал — собака.

Раи — барин, господин.

Чертова дочь.

Барыня, госпожа.

Циомут или чомут, у иных цыган чон, луна, оро — уменьшительное окончание.

Ромонэ-дчай — цыганская дочь.

Марно-та-лон — хлеб-соль.

Ромонэ-чал — цыганский сын.

Вурдэн — повозка.

Таргимом — водка.

Собачий сын, чужая кровь!

Во время утверждения Унии в Западной России образовалось братство (общество) для противодействия нововводимому учению. Члены братства назывались братчиками и все были знатные люди. Как защитники веры, они причислялись к клиру и потому участвовали во всех церковных церемониях. Когда потомки знатнейших родов приняли новое учение и православие осталось в низшем классе народа, звание братчика перешло в этот класс и сохранилось в нем до сих пор, ныне оно дается лицам, пользующимся общим уважением и доверием. Прим. перев.

Херим — религиозная клятва евреев. Она произносится только в важных случаях и соблюдается чрезвычайно строго.

Так в Волынской губернии поселяне называют гроб.

Пословица осмеивает сочетание разнородных представлений, не имеющих между собою ничего общего.