Федор Достоевский - Том 15. Дневник писателя 1877, 1980, 1981

1828

Имеется в виду статья А. Д. Градовского «Задача русской молодежи» (Г. 1879. 1 авг. № 211), автор которой, доказывая студентам бесплодность «хождения в народ», утверждал: «Вы можете принести пользу народу, только оставаясь самими собою, то есть частью русской интеллигенции, постепенно увеличивая число образованных, разумных и нравственных русских людей».

Ответ на реплику Победоносцева, назвавшего Е. Л. Маркова, после прочтения его статьи о женских курсах, «фельетонным философом». Речь идет о статье Маркова «Горе от ума. По поводу Высших женских курсов» (Г. 1879. 15 и 18 авг. № 224 и 227).

В пятой книге «Братьев Карамазовых» «Pro и contra» Победоносцев особо выделил главу «Великий инквизитор»: «Ваш „Великий инквизитор”, — писал он 16 августа 1879 г., — произвел на меня сильное впечатление. Мало что я читал столь сильное. Только и ждал — откуда будет отпор, возражение и разъяснение — но еще не дождался» (ЛН. Т. 15. С. 139).

В действительности автор «Братьев Карамазовых» едва ли считался с критическими замечаниями своего сановного покровителя. Так, прочитав главу «Бунт», Победоносцев писал Достоевскому 9 июня 1879 г.: «Это очень сильная глава — но зачем Вы так расписали детские истязания!» (Там же. С. 138). Достоевский не только не принял во внимание упрек Победоносцева, но как бы в ответ на него привел в шестой книге пример жестокой эксплуатации и нравственного растления детей в условиях капитализирующейся России 1870-х гг., причем заставил говорить об этом «русского инока», оппонента Ивана. Впоследствии Победоносцев утверждал в письме к И. С. Аксакову от 30 января 1881 г., что Зосиму Достоевский якобы задумал по его «указаниям» (см.: ИРЛИ, № 22583). Между тем изданных писем обоих корреспондентов по поводу шестой книги романа ясно, что Победоносцев не знал заранее, о чем будет идти в ней речь и кто будет возражать Ивану (ср.: Гроссман Л. Достоевский и правительственные круги 1870-х годов // ЛН. Т. 15. С. 89).

Речь идет об А. А. Штакеншнейдере, который в середине 1870-х гг. был прокурором Изюмского окружного суда. Достоевский встречался с ним у его сестры — Е. А. Штакеншнейдер (см.: Штакеншнейдер Е. А. Дневник и записки (1854–1886). М.; Л., 1934. С. 423–441). Достоевская в своих воспоминаниях пишет: «С Адрианом Андреевичем, как с талантливым юристом, Федор Михайлович советовался во всех тех случаях, когда дело касалось порядков судебного мира, и ему Федор Михайлович обязан тем, что в „Братьях Карамазовых” все подробности процесса Мити Карамазова были до того точны, что самый злостный критик (а таких было немало) не смог бы найти каких-либо упущений или неточностей» (Достоевская А. Г. Воспоминания. С. 354–355).

Девятая книга была закончена и отправлена в редакцию «Русского вестника» только 14 января 1880 г.

В письме от 8 декабря 1879 г. Достоевский сообщал Любимову, что девятая книга романа будет «три листа minimum, может быть, 31/2»(ПСС. Т. XXX1. С. 132). Окончательный объем ее составил около пяти печатных листов.

Это письмо было напечатано в декабрьском номере «Русского вестника» 1879 г.

Готовясь писать восьмую книгу, в которой значительное место отведено разговорам поляков, Достоевский выписал в русской транскрипции необходимые ему польские выражения с их русским переводом.

Анекдот о пане Подвысоцком см.: наст. изд. Т. 9. С. 476–477.

Речь идет о песне, которую поют крестьянские девушки в Мокром. Песня была известна в разных вариантах (см.: Русские народные песни, собранные П. В. Шейном. М., 1870. Ч. 1. С. 220–221)

Является ответом на письмо Самойлова от начала декабря 1879 г. (см.: РГБ, ср. 93. II. 8.75).

Самойлов писал Достоевскому: «Милостивый государь Федор Михайлович, читая Ваши произведения, я всегда был поражен тонкостью Вашего наблюдения, и в каждом созданном Вами лице, психологически разнообразном, я видел живых людей с их слабостями и достоинствами, и мне стало грустно, что в продолжение моей сценической деятельности мне неудалось воспроизвести ни одну из Ваших личностей именно потому, что Вы, обладая таким правдивым талантом, не хотели оставить память о себе на сцене, о чем я очень сожалею как за публику, так и за себя, который мог бы прибавить одну из лучших ролей моего репертуара.

С истинным почтением к Вам и Вашему высокому таланту остаюсь готовый к услугам

В. Самойлов».

В 1841–1842 гг. Достоевский усиленно посещал Александрийский театр (см.: Биография. С. 49), где и видел игру Самойлова — начинающего в то время актера труппы этого театра, заслужившего уже, однако, похвалы прессы.

Является ответом на письмо Курносовой от 11 января 1880 г. (см.: Материалы и исследования. Т. 10. С. 219–222).

Речь идет о девятой книге «Братьев Карамазовых».

Курносова признавалась Достоевскому, что она хочет в ответ на свои сомнения услышать его «слово», потому что верит в него «как ни в одного человека в мире». Подчеркивая, что никто, кроме него, не может служить для нее «таким нравственным светилом», она говорила далее о своей нравственной растерянности: «…душа хочет <…> светлого, чего-то хорошего, во что бы можно было верить всю жизнь, во имя чего можно было бы и пострадать даже, если нужно; а у меня нет; люди с вечно мрачной душой, живущие сами не сознавая „зачем” и „что”, эти люди отняли, разбили у меня веру в Христа — как Бога всегда сущего, а оставили мне только недосягаемый идеал человека, человека, к которому я стремлюсь всей душой, но в существование которого не верю; кругом же… кругом ничего нет, что бы поддержало эту веру; прошла вера в Христа, исчезла вера и в возможность хорошего на земле, и вот мне скверно, мрачно — подчас не знаю, зачем я живу…» (Там же. С. 220). О Курносовой и ее переписке с Достоевским см.: Волгин И. Последний год Достоевского. М., 1986. С. 106–107.

Является ответом на письмо Юнге, написанное, по-видимому, в марте 1880 г. (см.: Юнге Е. Ф. Воспоминания. М., 1914. С. IX–XII; Д. Письма. Т. 4. С. 408–409). Ответное письмо Юнге от 25–26 апреля 1880 г. см.: РГАЛИ, ф. 212. I. 104 (частично опубликовано: Лит. газ. 1971. 11 авг. № 33).

А. И. Толстая познакомила Достоевского с письмом своей дочери — Е. Ф. Юнге, — где говорилось о сильнейшем впечатлении, произведенном на нее «Братьями Карамазовыми». Достоевский-романист для Юнге «почти достижение идеала искусства — человек, который реалист, точный исследователь, психолог, идеалист и философ» (см.: Юнге Е. Ф. Воспоминания. С. V–VII)

Диспут, посвященный защите докторской диссертации Вл. С. Соловьева «Критика отвлеченных начал», состоялся в Петербургском университете 5 апреля 1880 г. Достоевский присутствовал на нем (см.: НВр. 1880. 7 апр. № 1476).

В письме к Достоевскому Юнге признавалась: «…у меня двойственность в характере, доведенная до последней степени. Двойственность эта заставляет меня всегда делать то, что я вполне сознаю, что не должна бы делать, и это каким-то самым роковым образом, будто все обстоятельства слагаются так, чтобы я это сделала. Особенно в мелочах это проявляется очень интересно» (Д. Письма. Т. 4. С. 409).

Является ответом на письмо Суворина от 12 мая 1880 г. (см.: РГБ, ф. 93. II. 9. 33; частично опубликовано: ЛН. Т. 86. С. 500).

Суворин сообщил Достоевскому, что В. П. Буренин в начале мая 1880 г. уехал из Петербурга. Буренин одним из первых откликнулся на начавшуюся публикацию последнего романа Достоевского. На основании знакомства только с первой частью «Братьев Карамазовых» он сделал следующий вывод: «Несмотря на исключительность характеров, рисуемых автором, несмотря на психиатрический их склад, в них отражаются самые основные стороны русской жизни с ее своеобразными общественными и умственными искажениями, порожденными глубокой внутренней ломкой ее общего строя и тревожными порывами к самосознанию…» (НВр. 1879. 9 марта. № 1087). Очередная статья Буренина о «Братьях Карамазовых» появилась через три месяца (НВр. 1880. 15 авг. № 1603) и была посвящена уже одиннадцатой книге романа.