Василий Логинов - Шаговая улица

И сейчас ей уже тридцать девять, сравнялись числа жизни и тюрьмы.

Вот опять очередная осень. В этом году выпал снег на первое сентября холодно, холодно на улице, прохладно на сердце, скверно - сегодня наверняка придет Игорь Тимохин. Он всегда приходит в этот день. Так было последние четырнадцать лет, так будет и сегодня. Аида Николаевна поправила очки в розовой оправе, взяла продолговатый четырехгранник мела и прочертила на линолеуме доски линию. Мел крошился и ломался.

"Снова завхоз дал отсыревший кусок", - вместо сплошной линии образовался жирный пунктир. Белый пунктир на черном бездонном квадрате, обрамленном голубоватой оторочкой стен.

- Дети, мы с вами часто будем писать и рисовать мелом на доске, первачки, все в праздничном, неотрывно следили за движениями учительницы, одетой в темно-синюю пару; и ветер, порывами бившийся в окно, и потерянный осенью ночной снег, и низкие облака, цвета сильно разбавленного кофе со сливками, - все размылось и рассеялось в теплом южном вечере, воцарившем в классе; и шесть желтых плафонов электрического освещения, как многоликие тропические луны, многократно бликовали на матовой поверхности масляного потолка, всеми силами стараясь поддержать хрупкую ажурную конструкцию узора повторяющегося и перекрывающегося гало.

3

"Дорогие клиенты! Мы рады приветствовать Вас в нашем офисе. В Ваших руках рекламный проспект нашей фирмы, фирмы, которая, несмотря на тяжелые времена для экономического развития и трудности в освоении рынка продолжает успешно развиваться. Наша фирма впервые в мире начала производство и распространение съемных, унифицированных, экономичных, автономных перстов на все случаи жизни. Совсем недавно, каких-нибудь полтора-два года назад, еще никто не понимал, зачем нужны автоматические персты, однако уже сейчас подавляющее большинство населения не мыслит себе дня без использования этого, так необходимого в повседневной жизни, предмета. Каждый цивилизованный человек стремится приобрести наш перст. Наша продукция пользуется спросом не только на Востоке, но и на Западе. Начав дело с производства элементарных перстиков, мы сейчас контролируем 80% всего мирового рынка перстов".

Игорь-Егор отложил в сторону пачку разношерстных листков рекламного проспекта своей фирмы и открыл бар.

Машина, копируя начальный, до всплытия, стиль перемещения торпеды, пущенной с подводной лодки, двигалась плавно: толчки, рывки и тряска отсутствовали.

В баре с голубоватой веерной подсветкой, лучами резко вырвавшейся на волю при откидывании красного дерева дверцы и закружившейся полупрозрачными, почти водяными, тенями и перехлестывающимися световыми восьмерками гало на светлой обивке салона, стояли только безалкогольные напитки.

Когда-то давно Игорь-Егор отравился дешевым вермутом-фрухтянкой и с тех пор практически не употреблял спиртное. Он взял желтую, цыпленочного цвета с вкраплениями черных перьев-буковок банку английского тоника "Швепс", короткий глухой "бух", возникший при отгибании металлической скобки, поглотили меховые сиденья и коврики на полу, и чуть горьковатый напиток, изгибаясь своей шипящей прохладой по пищеводу, смыл остатки утренней неги. Не переставая периодически прикладываться к тонику, Игорь-Егор снова обратился к бумагам.

"Познакомьтесь с некоторыми образцами нашей продукции. Перст тестирующий унифицированная базовая модель, необыкновенная гибкость достигается применением тефлоновых сочленений, открывает широчайшие возможности для проверки любых сложных поверхностей, а также отверстий в труднодоступных местах. Абсолютно атравматичен".

Газированная жидкость закончилась, Игорь-Егор поставил почти невесомую опорожненную банку обратно в бар, и стал закрывать его, отчего заигравшиеся водно-теневые побежалости в салоне съежились и покорно уползли в уменьшающуюся щель между дверцей и корпусом, и, наконец, исчезли совсем.

А рука пассажира переместилась вправо и легла на трубку радиотелефона.

Щелчок - трубка снята - серия псевдомелодичных звуков - номер набран.

- Алло, Ник? Привет, это Егор. Я начал читать проект нашей новой рекламы. По-моему неплохо. Немного не хватает четкости, но это в принципе исправимо. Я тут поставлю пометки, ты потом посмотришь. Как на бирже? Ага, понятно. Значит так: сегодня держи курс без изменений. Тебе придется попотеть одному. Я на весь день выбываю из игры. Все дела завтра. Пока.

Возвращенная обратно в гнездо трубка судорожно пискнула мышью, попавшей в ловушку, а Игорь-Егор, освобождаясь от недавнего, назойливого неглавными на сегодня делами, телефонного давления, провел указательным пальцем по левой щеке и опять обратился к работе над текстом.

4

Урок подходил к концу.

Первый, и в то же время пятнадцатый, очередной урок. Аида Николаевна положила мел на припорошенную проседью пыли придосочную полочку и посмотрела в класс: они все такие же, как и пятнадцать лет назад, это проклятое время не властно над ними, все так же слегка побаиваются и свою учительницу, и особенно ее больших очков с непонятными толстыми стеклами, эти массивные уменьшающие линзы совсем как два больших экрана, слитых в стеклянную восьмерку с розовым световым налетом от оправы, усиливают сказочную неопределенность первого учебного дня, и ее синюю пару, почти средневековые рыцарские латы, - все это владеет их вниманием больше, чем суть слов, только что произнесенных моложаво поседевшей женщиной с указкой у стола, а указка, скорее волшебная палочка, вот только они не знают добро или зло заключено в этой женщине, сомневаются, ведь всегда они в первый день выбирают местоположение своей учительницы в черно-белой схеме мифа о школе, рассказанного им родителями, по принципу плюс-минус. Первый урок и их первая самостоятельная встреча с перекрестком выбора, где, как им сейчас кажется, всего два уходящих в даль пути: один, чернеющий зевом, в беззвездную ночь, это злое, туда не хочется, а другой стрелою в сердце дня с яркими светилами, сочетающими свойства и солнца, и луны, и даже звезд, поскольку все они дают свет, и что-то всегда освещают, в день, где толстые и улыбчатые дяди и тети с охапками рожков кремового мороженого большими ногами топчат серебристые тротуары, усыпанные монотонным по форме и полицветными по содержанию конфетти, - там хорошо, туда бы сразу с удовольствием.

Потом, только потом они поймут, что на том перекрестке множество дорог и если попадается редкое вкусное мороженое, то оно имеет миллион оттенков, даже не ограниченных семицветьем радуги, и темнота тоже несет свой перманентно меняющийся колер.

Но пока они замкнуты на простейшем выборе, так было раньше, так было и в том первом, суперпервом, наипервейшем штрихе в ее пунктире времени, когда в этом же классе двадцатичетырехлетней она увидела на четвертой парте в правом ряду глаза Игоря Тимохина.

В тот год было поветрие: первый урок проводить в объединенной аудитории, где первоклассники и десятиклассники сидели за одной партой, большой и маленький вместе, передача опыта, наставничество, своеобразная дань самодавлеющим символам.

До того дня Аида Николаевна, конечно же, видела Игоря, со слов коллег немного знала о нем, но никогда ранее они близко не сталкивались, и, тем более, она близко не видела его серые глаза. Как водится, банальными, безликими и бессмысленными словами рассказывали ей о том, что, безусловно, мальчик способный, скорее гуманитарного, чем математического склада, но отсутствует прилежание, что часто пропускает занятия, но быстро наверстывает, что очень любит английский, и даже переделал свое имя согласно английской транскрипции, предпочитая, чтобы друзья называли его Егор, поскольку не нашел иноязычного эквивалента мягкого знака в имени Игорь.

Отражением смешения времен и народов, предверием новейшего вавилонского столпотворения, закрепилось за ним странноватое двойное Игорь-Егор...

Серые глаза смотрели на нее с четвертой парты, смотрели так внимательно, что ей захотелось обогнуть их взглядом, но включился тормоз, вдруг сработал неведомый стоп-кран, и серо-голубая радужка начала делиться и сливаться своими свежерожденными дублями, стремительно увеличиваясь в объеме, а потом разошлась световыми кругами с переливчатыми спицами по классу, захватывая всю перспективу вплоть до светильников на потолке. Круги образовали спирали, которые своими ненасыщенными, но сверхчеткими витками-стопками серых и голубых мазков радужки закружили ее... и когда мгновение спустя отступили, то откуда-то возникли плотные белые папахи на вершинах крупнозубчатых гор и разноцветные, сонно шевелящиеся точки у сломанного подъемника внизу.

Чистый морозный воздух прозрачными пластами свежести придал сверхчеткость всей картине: Аида Николаевна, нет, тогда просто - Аидушка, оказалась на трамплине в Бакуриани. Ровнехонько посередине ветхой длиннющей лестницы, тянущейся неровной нитью по левому краю полотна разгона.