Виктор Ерофеев - Энциклопедия русской души

-- Мне идет мещанское платье, -- говорил Серый. -- Оно меня украшает.

перемены на западном фронте

Каждую минуту мы отставали на год. Вчера отстали навсегда. Не торопись. Замедли шаг. Пора повернуть в другую сторону. Жалобное будущее индийских обрубков нам ближе, роднее. Оно так сладостно унизительно.

пословицы

-- О, это родное, -- сказал Серый.

-- Ты помнишь: невеста с зубами уважала пословицы и пела частушки?

-- Давай Россию порвем на куски, -- сказал Серый. -- Ну, чего? Не знаю, мне нравится.

-- Я люблю модные вещи, -- ответила невеста. -- Обожаю бриллианты.

семья

Все рассыпалось. Вдрызг. Развалилось. Жена. Сын. Сначала казалось -- не развалится. И тут же развалилось.

Все -- на соплях. Все напридумано. Когда нет тепла. Черствые люди. И все разошлось по интересам. Разбитое корыто.

дети

Русские дети ходят в валенках до самого лета. Русские очень переживают, когда их дети болеют. Сходят с ума из-за каждого прыщика. Но русские дети, действительно, много болеют. Они болеют такими страшными болезнями, что становится не по себе, когда приходишь в детскую больницу.

А потом -- забываешь.

Ко всему привыкаешь.

Ко всему.

машины

Русские плохо водят машины. Однажды русские купили себе много новых дорогих машин и сбили много прохожих. Себя тоже сбили. Машины каждый день вылавливали в реке. От этого русские не стали ездить лучше. Норовят мчаться по встречной. Сталкиваются лоб в лоб.

Много народа гибнет. Много всего этого русским показывают по телевизору. Горы трупов. Русские кушают и смотрят. Трупы -- это всегда волнует.

молодые козлы

Молодые козлы мечтали быть крутыми.

неоконченный разговор

Мне позвонил Грегори:

-- Надо встретиться.

Он говорил так взволнованно, что я подумал: он просек насчет нас с Сесиль. Мы встретились.

-- Старик, -- сказал он. -- Ты знаешь, где живет Саша?

-- Понятия не имею. -- Я никогда не думал, где живет Саша. -- Зачем тебе?

-- Да так, -- сказал он, -- просто интересно. Ты не скажешь его телефон?

Ну как мне было сказать его телефон, если Саша был законспирирован?

-- Я узнаю, -- сказал я, -- и перезвоню. Грегори колебался.

-- Я сделал, кажется, одно открытие, -- наконец скромно сказал он. -Вроде как уравнение. Если оно подтвердится, Россию можно считать расколотым орехом.

Я вышел на Сашу.

-- Странное дело, -- сказал я. -- Мы с вами провели столько времени вместе, а я даже не знаю, в каком районе Москвы вы живете.

-- Недалеко от вас, -- сказал Саша. -- А что?

-- Или мы дружим, или мы только по работе.

-- Грегори просил вас узнать мой адрес?

-- Он, кажется, вывел русскую формулу- . Возможен общий проект.

-- Понятно, -- помрачнел Саша. -- Он вам ее сообщил?

-- Он держит ее в секрете от всех. Мне показалось, что вы каким-то образом включены в эту формулу.

-- Вы -- шутник, -- усмехнулся Саша. -- Воздержитесь от встреч с американцем в ближайшее время.

вагина филипповна

Когда вагон метро резко встал, Вагина Филипповна почему-то подумала, что началась война. Невесту с зубами мы с Серым сдобрили водкой, обмазали тестом, черной икрой, несмотря на длинные волосы. Сначала Серый не любил царя, потом -- Ленина, потом -- Сталина, потом сел, отсидел, освободился. Народ в вагоне решил, что вырубили свет, несмотря на то, что вагон стоял освещенный. Правда, тускло освещенный. Кто-то сказал:

-- Наводнение.

-- Да хватит вам ерунду говорить! -- огрызнулась Вагина Филипповна.

Вагина Филипповна сжалась. Она не хотела умирать под водой. К тому же ее внимание было прикреплено к дверям поезда. Они были удивительно похожи на дверцы ее кухонных шкафчиков. Дверцы потихоньку набухли водой. Оставалось средство пробуждения, но оно не действовало.

-- Даф лу кра. Рецепт с волосами, -- сказал Серый.

-- Нет, чJ, -- заупрямился я. -- Лука мне дай.

-- Блин вы, лук, зима шу, -- сказала невеста.

-- Да, не Монтени мы, -- обиделся я.

-- Накати-ка, ко? -- впился в нее Серый. -- Пуск!

Потом он не любил социализм. Чуть было снова не сел. Потом полюбил Пражскую весну. Потом ничего не любил. Но первым делом он любил нравственность.

патриоты

На крышах сидят патриоты. Такие славные. Такие молодые.

голубой "Мережковский"

Раз в году, когда во влажных лесах Британской Гвианы расцветают цветы, БАЗ. (Большая Американская Зая) складывает вещички в рюкзачок и вылетает в экспедицию. За последние четыре года она открыла четырнадцать видов новых цветов и "Емелей" сообщила мне, что если найдется пятнадцатый, то назовет цветок "Мережковский".

Истомила ты меня, моя родина! Я -- не раб моего народа. Отъебись! Вдруг в последний момент, в июле, прикатила БАЗ. с "Мережковским" в горшке. Голубой "Мережковский" все собой затмил: и невесту с зубами, и Сесиль, и Россию.

-- Сбегу, -- подумал я.

-- Лишь бы не было войны, -- прошептала мне БАЗ.

сесилъ в слезах

Сесиль держала голову Грегори за волосы.

-- Не вкладывайте денег в Россию, -- сказала отрубленная голова. -Русские всегда обманут. Мы вместе упали в обморок.

-- Мафия.

-- КГБ.

Сесиль позвонила в слезах.

-- Грегори погиб, -- сказала она.

-- Авария?

-- Заказное убийство. Сбила машина. Мы завернули голову в целофан.

-- Грегори был близок к разгадке России, -- сказала она. -- Он копнул глубоко. В день смерти он заканчивал работу над русской формулой- . Что с тобой? Ты вздрогнул.

-- Совпадение. Я тоже последнее время думал о русской формуле- .

-- У вас с Грегори много общего. Даже запах кожи.

-- Не отнимай у меня мой запах. Где его бумаги?

-- Похищены. Грегори считал, что эта формула сделает весь мир безопаснее.

-- Ты помнишь формулу?

-- И остановит распад России. Он по-своему очень любил эту страну.

-- Ты не ответила.

-- Я не верила в формулу. Я даже смеялась над ним. Я не хотела, чтобы у России была формула. А ты думаешь, она есть?

-- Во всяком случае, его работа показалась кому-то опасной.

-- Грегори сказал, что Саша связан со спецслужбами. Я промолчал.

-- Ты почему молчишь?

-- Он сказал правду.

-- Я так и думала. Значит, ты тоже?

-- Это был единственный шанс выйти на Серого.

-- Дурак! -- сказала она. -- Я узнала, где живет Саша. Поехали?

ништяк

Мне всегда хотелось понять назначение места, где закон не для всех, а у каждого свой, по индивидуальному положению, зато беззаконие общедоступно. Наконец, благодаря проводнику, случилось невозможное. Презрение переплавилось в понимание. Те самые качества, которые вызывали презрение, теперь умиляли меня. Через презрение я пришел к примирению с действительностью. Не как Белинский, заразившись Гегелем, а через понимание назначения России. Это уже хорошо.

ваше боголюбие

Беседуя о Святом Духе, мы удалились с Серым в окоп.

-- Что же ты не посмотришь мне в глаза? -- спросил Серый.

Я глянул. Алмазы. Золото. Красота. В середине солнца лицо Серого. Ветер. Снег. Тепло, как в бане. Нестерпимо. Не могу смотреть.

русская свинья

С Сесиль мы подъехали к старому серому дому. Половину уже переделали новые русские. Половина была коммуналкой.

-- Это тебе пригодится, -- Сесиль протянула мне крупнокалиберный револьвер.

-- Я не большой любитель стрелять, -- недовольно сказал я, пряча его за пояс.

На сетке лифтовой шахты висела шуба жирной грязи. Мы позвонили в Сашину квартиру. Раздался слабовольный

звонок Никто не отозвался. Наконец открыла беззубая старуха.

-- Саша дома? -- спросил я.

-- Какая Саша? -- подозрительно спросила она.

-- Здесь живет мой друг Саша, -- сказал я как можно более беззаботно.

-- А вы кем будете?

-- Я же сказал: другом.

-- Нет у него таких друзей.

Я ударил ее рукояткой ствола по темени. Она свалилась. Внезапно появилась другая старуха, тоже беззубая. Сесиль по-французски ударила ее каблуком в низ живота. Та рухнула на пол.

-- Encore une старуха-процентщина, -- сказала Сесиль. -- Идем.

Огромная квартира. Черный телефон. Мой телефонный номер, косо записаный на депрессивной стене. В глубине квартиры огромная дверь. Васильковая, много раз перекрашенная. Мы толкнулись туда. В пустой комнате, на старом дубовом паркете сидел Саша. Ел курицу. Саша, конечно, был Саша, но он был и не Саша.

-- Значит, ты -- Серый? -- сказал я.

-- За знание надо платить, -- мотнул головой Серый.

-- Он пустил нас по ложному следу, -- злобно сказала Сесиль, схватив меня за руку.

-- Подожди, -- сказал я. -- Скажи формулу, Серый!

-- Русскую формулу- ? -- Серый захохотал. Бросил курицу на пол. -- А ты что, все еще не догадываешься? Мы уперлись друг другу в глаза

-- Он и есть русская формула- ! -- выпалила Сесиль, от волнения заговорив с гротескным французским акцентом.

-- Серый, -- отгоняя бред, сказал я. -- Почему ты такая свинья?

Саша снова захохотал:

-- А ты знаешь, Сесиль, кто попросил меня убить твоего американского мудака?

-- Пока! -- сказал я.

Я открыл беспорядочную стрельбу. Серый менялся на глазах. Он был трактористом и выезжал в поле пахать. Он был Чапаевым, кит-рыбой, Чкаловым-Чайковским в бархатной курточке и просто русской литературой, которая, обрушившись с неба белым, искрометным водопадом, вышла из берегов и тут же горячо, по-собачьи, облизала униженных и оскорбленных. Серый шел по женским делам: он был стопудовой бабой, он был Терешковой, которая билась о спутник с криками: Чайка! Чайка! Чайка! -- после чего крупным планом чайки хором спросили Катюшу Мишутину: