Явдат Ильясов - Пятнистая смерть

Он кивнул на синеющий к северу невысокий хребет.

К вечеру войско добралось до леса.

Разглядев, что это за лес, персы разом остановились, застыли, кто где, словно их всех одним ударом вогнали, точно колья от палаток, в желтый песок.

Лес был мертв.

Он был очень густ, но необычайно светел, тих и пуст - ни одна тварь не могла вынести и часу среди низкорослых, безлистных и бесплодных, давно засохших деревьев, не дающих тени.

Казалось, когда они росли, давил на них не легкий воздух, а тяжелый гранит - так скорчены, скрючены, скручены были их стволы и ветви. Будто серым ветвям, твердым, точно камень, но хрупким, как плохо обожженная глина, не хватало дыхания, и они, чудовищно напрягаясь, медленно ползли меж глыб, мучительно втискиваясь в хаос изломов и трещин, с неимоверным трудом выворачивали пласты, да так и застывали, выдравшись к свету, нелепо растопыренные судорогой небывалой силы.

Темные кучи опрокинутых ветром саксаулов походили на груды лежащих вповалку, обгоревших, высушенных солнцем человеческих трупов.

Иные деревья, неживые, но стоячие, напоминали скелеты повешенных, четвертованных, посаженных на колья.

Войско попятилось на целый хатр.

Сегодня на стоянке разговаривали мало, а смеха, обычного по вечерам, и вовсе не слышалось. Призадумался даже нетерпеливый Куруш. Уж очень смахивал мертвый лес на бранное поле через месяц после битвы.

Что сталось со Спаргапой? Томруз не знала. Разведчики, не спускавшие глаз с персидских войск, не могли ничего проведать о судьбе Спаргапы.

Томруз крепилась.

С виду - невозмутимо спокойная, бесстрастно молчаливая, точно каменная скифская баба, объезжала она во главе родовых вождей стоянку сакского войска.

Но внутри - внутри у женщины все почернело от горя. Она глядела на соплеменников - молодых, здоровых, сильных - и со скорбью думала о том, что завтра многих из них не будет.

Сгинут они, как сгинул Спар.

Каждый сак казался ей сыном, и она жалела их, как сыновей. И саки тянулись к ней, словно к матери родной, ибо чувствовали сердцем ее великую любовь и великую жалость.

- Старух, детей и кормящих матерей мы отправили под охраной небольшого, но хорошо оснащенного отряда на север, к Яксарту, - говорила Томруз гонцу хорезмийского царя. - Туда же угнали стада. Тысячи оставшихся юношей и зрелых мужчин вооружились копьями и секирами. У каждого воина по два лука, по четыре колчана, по два запасных коня. Из крепких проворных девушек и молодых женщин я составила сто летучих отрядов лучниц. Помогут мужьям и братьям.

- Когда я выехал из города, наше войско двигалось вверх по Аранхе, по правому берегу, - сказал хувар из Хорезма. - Через три дня оно должно быть здесь.

- А наши люди спустились вниз по реке на плотах, - сообщил гонец из Бактры. - Послезавтра они прибудут сюда.

- Воины Сугды в одном переходе от ваших гор, - заявил согдийский гонец. - Ты увидишь их завтра, мудрая Томруз.

- Отряды саков заречных и саков-тиграхауда уже тут, - с гордостью известили Томруз гонцы саков заречных и саков-тиграхауда.

- Хорошо, - кивнула Томруз.

Через дорогу торопливо, но медленно переползала, прихрамывая, серая мышь-песчанка. Ранена, больна? Томруз брезгливо сплюнула. Она не терпела мелких, вороватых и трусливых тварей.

У стана дривиков Томруз встретилась Райада.

В кожаных мужских шароварах и толстой войлочной куртке, с колчаном за спиной, Райада брела, опустив голову, меж двух покатых дюн и волокла по песку большой лук.

Нелепый и смешной был вид у нее в наряде воинском!

Лук не хворостина, которой погоняют ягнят.

- Хо-хо-хо! - густо захохотал носатый хорезмиец. - С подобными воительницами только и побеждать Куруша. Знает она, тупым или острым концом прикладывают стрелу к тетиве?

- Для чего этакой красавице стрелы? - усмехнулся гонец из Сугды. Взглянет раз дивными очами - и все персидское войско ляжет без дыхания.

Райада, увидев Томруз, прошептала смущенно:

- Мир и благополучие.

Томруз молча отвернулась. Нет, не могла она побороть неприязни к Райаде! Пусть Фрада пал смертью храбрых, сражаясь за сакскую волю - все равно он был чужим для саков. И дочь его для саков - чужая.

Может дело не столько во Фраде, сколько в самой Райаде? Томруз, верная жена и строгая, но добрая мать, не выносила в женщинах лени, глупости и легкомыслия.

Что такое мужчина?

Грозный зверь, угнетатель, жестокий притеснитель? Чушь. Будь он с виду хоть свирепым львом, в душе своей это большой, наивный, доверчивый ребенок. Стоит ему услышать запах женской кожи - и куда деваются его ум, сила, гордость! Да и для кого она, вся их гордость, удаль, молодечество? Ради кого они стараются отличиться? Для женщины, ради женщины.

Всякая женщина хорошо понимает силу свою - если не умом, то сердцем, чутьем природным. Перед собой-то ни к чему притворяться существом, обиженным жизнью. Между собой-то, когда мы, женщины, одни и мужчины не слышат нас, мы можем говорить откровенно и прямо? Бесполезно лгать самим себе. Ты отлично знаешь, какая власть над мужчиной дана тебе природой.

Пропади же ты пропадом, если по скудоумию своему ты употребила эту страшную власть во зло мужчине!

Помни - долг женщины перед мужчиной втрое выше, чем долг мужчины перед женщиной. Ибо в любовных привязанностях главная сторона - женщина. Женщина - неиссякаемый родник, мужчина - жаждущий путник. Если он умер от жажды, виноват родник.

Конечно, попадаются путники, что, напившись, могут изгадить родник, замутить в нем воду. Есть и среди мужчин немало ослов. Об этом они сами должны подумать, поговорить между собой. Речь идет сейчас о другом. Речь о том, что женщина - ответчица за судьбу мужчины.

Ты, дочь Фрады, толкнула моего сына на дурной и неверный путь. Будь же ты проклята!

...Человек знает - неизбежна смерть. Но не хочется ему исчезнуть бесследно. И придумывает он в утешение себе мудровато-хитроватую ложь. Старый массагет с низовьев Аранхи, вытянув перед собой морщинистый палец с черной каймой под серым кривым ногтем, проповедовал у костра в кругу других стариков:

- Обычай!

Что говорит наш обычай?

Тот, кто умер собственной смертью, - нечист, достоин презрения. Кто на охоте погиб, или пал в бою, тот славен, почета достоин.

Почему?

У каждого человека есть душа. Не так ли? Душа - это жизненная мощь человека. У молодого она - молодая, у старого - старая. Верно? У здорового - здоровая, у хворого - хворая. Верно? У сильного - сильная, у слабого слабая. Верно?

Человек невечен - душа вечна. Погаснет костер - дым улетит к небу. Умрет человек - душа откочует в загробный мир.

Если человек умрет старым, хворым и слабым, бледной тенью он явится в страну забвения, не дадут ему доброго места, не окажут ему уважения. Отведут стоянку самую худую, самое скудное пастбище для скота, и всякий будет плевать в глаза бедняге, ибо нет у слабой души сил постоять за себя.

Если же человека пронзила стрела, или нашел он конец от звериных когтей, человек лихо, без криков и слез, перескочит через смертную пропасть, предстанет пред ликами богов разгоряченный, бодрый, веселый. И в жизни небесной будет пить он из меха блаженства, как пил счастье здесь.

Значит - что?

Чтобы душа и в потустороннем мире пребывала крепкой и радостной, нужно уберечь ее от полного истощения на земле, вовремя уловить, сохранить для иного существования.

Так, даже старый-престарый баран годится в пищу, если его успели зарезать. Падаль же только шакалы жрут. Ясно?

Я не говорю - чем раньше конец, тем лучше. Нет! Человек родится не по ту, а по эту сторону черной черты. И вправе он досыта вкусить сладость земных плодов.

Но и задерживаться тут через меру - непростительный грех.

Бродячие обитатели болот, люди-звери, питающиеся змеями, убивают стариков потому, что их трудно кормить.

У нас, пастухов, вдоволь еды - если, не дай бог, не случится мора или гололедицы. И все же мы тоже не любим дряхлых.

Почему?

Нехорошо, если молоко кобылицы недостаточно перебродило. Но еще хуже, если оно прокисло и кишит червями. Плохо, когда человек покидает землю прежде времени. Но еще хуже, когда он отбывает в царство мрака позже, чем следует.

Что говорит обычай?

Тропа кончается у реки. Река кончается у моря. Предел человеческой жизни - семьдесят лет.

Спору нет - и сто лет может существовать человек. Может! Но... для чего?

Кому нужен верблюд, хромающий на все четыре ноги? Какая польза от ветхого старика - хворого, ворчливого, утратившего разум? Он беспомощен, как новорожденный. Но если на малютку-новорожденного люди смотрят с любовью, то что, кроме отвращения, способен внушить тот, от кого за полет стрелы несет плесенью?

Человек слишком много таскающийся по земле - досадная обуза для чужих и близких. Он гадок и противен родному семейству. Лишний он здесь, лишний и там, - массагет понизил голос и махнул рукой за плечо, - даже там, куда уходят, но откуда не приходят.