БеспринцЫпные чтения. Некоторые вещи нужно делать самому - Александр Евгеньевич Цыпкин

В 17.30 она вышла на балкон и сказала громко: «Ну привет, извращенец. Наслаждайся». На прощание, не удержавшись, Ольга лукаво подмигнула невидимому зрителю.

Следующее письмо гласило:

Как он мог её услышать? Хотя не всё ли равно, пусть тайна остаётся тайной и придаёт жизни новые краски.

На очередные две тысячи Ольга купила постельное бельё с розочками и васильками.

Постепенно балконные променады стали частью её распорядка. Каждый день Ольгу ждали деньги и маленькие задания. Сказать на языке глухих: «Мир красивый и я красивая», жонглировать тремя яблоками, спеть «Как упоительны в России вечера» на китайском и так далее. Становилось всё интереснее, девушка с нетерпением открывала очередной конверт и ждала посланий. Деньги брала с удовольствием, но дело было уже не в них.

Конечно, ей хотелось знать, кто этот щедрый незнакомец. Созрел план, очень простой: Ольга решила отследить процесс попадания писем в ящик. В пять утра, прихватив бутылку с водой и бутерброд, она заняла стратегически удобную позицию на лестничной площадке второго этажа.

Через час снизу послышалось неуверенное шарканье. Перегнувшись через перила, Ольга увидела бабушку — типичного божьего одуванчика в платке и вязаной кофточке. Испуганно оглядываясь, старушка потянулась к почтовому ящику.

— Я так понимаю, вы моя тайная поклонница! — громко сказала Ольга и сбежала по ступенькам вниз.

Бабушка охнула и попыталась сбежать из подъезда, но не тут-то было. Молодость оказалась проворней.

Они вышли во двор вместе.

— Рассказывайте, — попросила Ольга. — Иначе я буду думать, что беру деньги у какого-нибудь бойкого пенсионера.

— Не у пенсионера, а у инвалида, — тихо поправила бабушка. — Не нравилась мне эта затея. Но он упёрся как баран: иди да иди. Хожу вот.

— Он инвалид?

— Колясочник. Двадцать пять ему было, красовался перед девушкой и прыгнул с обрыва в озеро. А там воды по колено. Операций много делали, да без толку, не ходит с тех пор.

— А откуда у него деньги?

— Только ноги отказали — голова-то в порядке. Сидит, стучит целый день по клавишам, работает в компьютере. Когда скучно, бинокль возьмёт — и глядит, что там делается в соседних домах. Когда начал письма писать, прямо расцвел, улыбается каждый день. Раньше-то жить не хотел. Девушка бросила, друзья забыли, да и не друзья это никакие, значит. Не хочет, чтобы его жалели, особенно родители. Только со мной и общается. Сиделка я.

— Пожалуйста, ничего ему не говорите. Кстати, а как у него получается меня расслышать? До соседнего дома далеко.

— По губам читает.

После разговора с сиделкой письма перестали приходить. «Разболтала», — злилась Ольга, но упрямо выходила каждый вечер на балкон. От ощущения нужности кому-то отказаться очень непросто. Однажды она решилась и сказала:

— Привет, извращенец. Как ты там? Моего коллегу сегодня ужалил шмель. Точно посреди лба. Ещё я видела сон про динозавров и купила новый чайник.

Девушка понимала, что невидимый зритель ждал её и ловил каждое слово. Казалось, расстояние между ними сокращается. Ольга начала читать статьи, посвящённые людям с ограниченными возможностями. Сначала было страшно, потом не очень. Выйдя на балкон в очередной раз, она сообщила:

— Извращенец, я сегодня читала про твой недуг. В смысле не про больную голову, с этим всё понятно. Про ноги. Если меня укусишь, я тоже перестану ходить? Или будем кусаться осторожно?

Он смеялся, она чувствовала это.

— Ты бы написал чего, извращенец. Можно и без денег. Я волнуюсь.

В почтовом ящике лежало новое письмо.

Переписка возобновилась. Однажды на улице Ольга встретила бывшего, но этот эпизод почти не произвёл на неё впечатления. Девушка торопилась домой: «балконное» время принадлежало другому человеку. В 17.30 она явилась на очередное заочное свидание в купальнике, шапочке для плавания и очках. И громко произнесла:

— Извращенец, я приглашаю тебя в бассейн. Не отпирайся, сиделка сказала, что можно. Хочу тебя видеть.

Наутро письма в ящике не было. Ольга пришла в ярость и, подкараулив бабушку-посредника, передала ей конверт с купюрами и письмом.

* * *

Ольга не спала всю ночь и утром, спускаясь вниз, несколько раз глубоко вздохнула и похлопала себя по щекам, чтобы успокоиться.

Он ждал внизу. Инвалидная коляска, рубашка, джинсы, знакомый уже запах лимонов и леса. Моложе, чем воображала Ольга, и очень симпатичный.

— Я заигрался, — сказал он. Было заметно, что переживает. — Прости меня. Вот деньги. Наверное, продолжать не нужно.

— Может, хотя бы попытаемся?

— Будет непросто и, скорее всего, больно.

— Я не собираюсь делать тебе больно.

— Всё равно поранимся. Оба.

— Ты с самого начала пытаешься командовать и решать за двоих, — заметила Ольга. — Теперь моя очередь. Сегодня сходим в бассейн, а дальше — посмотрим.

Она решительно подошла к коляске и повезла его в лето.

Прибирать в квартире — это мука. Это невозможно, невыносимо. И вообще, это лишение ее свободы. На свой мир, свое пространство. На место, где ей удобно. И где все так, как ей нравится.

Мать пыталась воевать, потом тоже смирилась. Если честно, то ей самой было все равно, как у нее в ее квартире. Она не считала её домом. Так, временно. Ведь жилье съемное. Вот когда будет свое — тогда и наведет уют.

Её детство прошло в деревенском доме, где работа была с утра и до вечера. Её с детства дергали: то огород прополи, то пол помой, то помои вынеси. За неубранную комнату наказывали: лишали минимальных денег на столовские пирожки. Потому в своем столе у нее было тайное место, куда она складывала записки от мальчишек, вырезки из журналов, фото актеров — все самое и дорогое и ценное, то, что заставляло замереть, разглядывая вырезку или засохший цветок, потому что с ними были связаны ее приятные моменты.