Александр Солженицын - Адлиг Швенкиттен

Луна имела над Павлом Боевым ещё с юных лет особую власть, и навсегда. Уже подростка - она заставляла остановиться или сесть, или прилечь - и смотреть, смотреть. Думать - о жизни, какая будет у него. И о девушке - какая будет?

Но хоть был он крепкий, сильный, первый гимнаст - а девушки к нему что-то плохо шли, не шли. Голову ломал: отчего неудачи? Ну некрасив, губы-нос не так разлинованы, - так мужчине разве нужна красота? красота - вся у женщин, даже чуть не у последней. Павел перед каждой женщиной замирал душой, преклонялся перед этой нежностью, хрупкостью, уж боялся не то что сломать её, но даже дыханием обжечь. Оттого ли всего, не оттого - так и не женился до войны. (И лишь Таня, госпитальная, потом объяснила: дурачок, да мы хваткую власть над собой только и любим.)

Уже в спину светила. Оглядывался на неё. Опять застилалась.

И всё так же - ни звука ниоткуда. Здорово ж немцев шарахнули.

Между тем телефонные линии протянули с огневых на все три наблюдательных. Через звукопост имели связь и со звукобатареей в Дитрихсдорфе, а у неё ж левые посты ещё севернее, и вот звонил их комбат: никого-никого, потянули предупредитель ставить за озером, вперёд.

А озеро - уж чистый прогал, там-то немцев бы увидели, при луне. Значит, и ещё два километра на восток никого.

Ещё сказал: топографы, при луне, звукопосты уже привязывают, и в Адлиг тоже пошли, огневые привязать.

Ну, через час будет готовность к стрельбе! Да вряд ли тут останемся: перейдём.

А видно, оттепели не будет. Ночь тут стоять, взял из саней валенки, переобулся.

Но вот, Топлев докладывал: со штабом бригады связи нет как нет. Странно. Сколько им тут ехать? Не перехватили ж их немцы по дороге?

Тут вспомнил: комбриг в госпиталь днём уехал. Значит, там Выжлевский заправляет?

И всяких-разных политруков сторонился, не любил Боев как больше людей пустых. Но Выжлевский был ему особенно неприятен, что-то в нём нечистое, оттого и особенно пустозвонское комиссарство. Натихую поговаривали в бригаде, что за 41й год что-то у Выжлевского не сходилось в биографии: был в окружённой Одессе, потом два-три месяца тёмный перерыв - потом как ни в чём не бывало, в чине, на Западном фронте. И как-то с этим всем был связан Губайдулин? отчего-то сразу из пополнения Выжлевский взял его в политотдельцы и быстро возвышал в чинах. (И Боеву в парторги навязал.)

От Топлева: связи с бригадой всё нет. Но нашёлся командир стрелкового полка, пошёл по следу на НП.

Ну, наконец. Теперь хоть что-нибудь поймётся.

13

- Товарищ старший лейтенант! Товарищ старший!..

- Что? - сразу несонным голосом отозвался Кандалинцев.

- Тут немец прибрёл! Перебежчик!

Это докладывал ефрейтор Нескин, вшагнувший в сарайчик. Немца задержало охранение - он прямо шёл через поле.

Услышал и Гусев. Дивная новость! Оба взводных командира с сенной копны соскользнули вниз.

Пошли наружу, смотреть. Светила луна, и хорошо было видно немецкую обмундировку и что без оружия. Шапка утеплённая.

Немец увидел офицеров - чётко руку к виску.

- Herr Oberleutnant! Diese Nacht, in zwei Stunden wird man einen Angriff hier unternehmen!

А немецкий-то оба, эге, так себе. Да оно и слова по отдельности, может, знаешь, а всё вместе не разберёшь.

А взволнован очень.

Всё равно с ним - в штаб дивизиона. Показали ему - идти. Вперёд - Нескин, а сзади - маленький Юрш с карабином, везде поспел - и докладывает офицерам на ходу: уже, мол, калякал с ним, на тары-бары. Он - и к нашему ближе умеет, а всё равно непонятно.

Что-то срочное хочет, а вот, поди.

До штабной машины тут, по Кляйну, недалеко. Пока шли - ещё спрашивали. И немец силился, стал не по-немецки, а по какому-то узнаваемому. Узнаваемому, а всё равно ни черта не поймёшь.

И одно слово отдельно повторял:

- Ангриф! Ангриф!

А это мы, кажется, знаем: наступление? Нападение?

Да этого и надо было ждать.

В штабной машине не спал радист, разбудил планшетиста, а тот немецкому учен. Да тоже не очень. Выкатился быстро, стал с немцем говорить - и переводит, но не с быстрым подхватом, не слово в слово.

- Это, вот что, немец - судетский. Он и по-чешски немного. Пришёл нас предупредить: через час-два тут, на нашем участке, начнётся общее, большое наступление немцев.

А - не дурит нас?

А зачем? ему же хуже.

Голос у немца - просительный, жалостный, даже умоляющий.

А - уже сильно в возрасте он, постарше и Павла Петровича.

И пожалел его Кандалинцев. Воевать надоело, горюну.

А кому за столько лет не надоест?

Бедняга ты, бедняга. И от нас - ещё когда семью увидишь?

Послал гонкого Юрша в Адлиг - искать капитана Топлева, доложить.

14

Допросив перебежчика через планшетиста и сам голос его наслушивая, дружелюбную готовность, поверил Топлев, что - не врёт. А перейти? - и нетрудно. Через пустое поле, без единой боевой линии - отчего и не отшагать?

Ладно, перебежчика держать при штабной машине.

Но если он не врёт и не ошибается - так наши пушки совсем беззащитны, пехоты же до сих пор нет!

А Топлев исполнителен - в стельку! в струнку! И всегда старался знать, вникать, успевать.

Но - что было надо сейчас? Что было можно делать сейчас?..

Скорей бы, скорей бы штаб бригады нашёлся!

Понукал радиста: вызывай их, вызывай!

Но - нету связи, как нет.

Ну, что с ними? Необъяснимо!

Схватил телефонную трубку, комдиву звонить - да что это? И тут связи нет. Обстрела не было - откуда порыв? Послал линейного, ругаясь, только не матом, никогда. Телефонист - ворона! Проверять каждую минуту!

А по рации - как сказать? Прямым текстом - невозможно, а кода на такой случай никак же не предусмотрено. Радисту:

- Вызывай Десятого!

Услышал голос Боева - густой, всегда уверенный, надёжный - малость приуспокоился. Сейчас рассудит. И, поглядывая неотрывно на светящийся красный глазок рации, стал Топлев, извёртывая, объяснять.

Вот тут пришёл к нам дядя один... Совсем не наш... Ну, с той стороны... На вруна не похож, я проверил вдоль и поперёк. Говорит: через час-два... а теперь уже меньше осталось... Мол, пойдут! И - валом! Да, повалят... А Урал всё молчит... Что прикажете?

Боев - не сразу. Да он не говорлив. Думает. Ещё раз:

- И Урал - молчит?

Топлев, чуть не плача:

- Ну, ни звука!

Ещё там подумал.

- Давай вот что. Переведи всё касьяновское хозяйство - за реку. Немедленно. И там занять позиции.

- А этим двум?

Даже слышно, как вздохнул Боев, при клапане:

- А этим двум? Пока стоять. И - будь, будь начеку. А что - с линией?

- Послал, не знаю.

- Всем - в боевой готовности, и смотреть, и слушать. Чуть что докладывай.

Спустя сколько-то прибежал линейный. Клянётся, божится:

- В лесочке - вот такой кусок провода вырезали, как ножом. И - следы сбоку.

Немцы?!

Уже тут?

15

Так, по санным колеям, и дошагал Балуев с двумя своими связными до темноватой группки людей на открытом снежном месте.

Назвал себя, и по должности.

Майор Боев - чуть пониже ростом, в коротком белом полушубчике.

Поручкались. Уж кажется, у Балуева - крепкое пожатие, но у Боева - цепная хватка.

И с фронтовой простотой:

- Где ж твой полк?

Его полк! Он сам его ещё толком не видел. В ответ:

- Да кто ж ваши пушки так выставил?

Боев клокотнул усмешкой:

- Попробуй не выстави. Приказ.

Рассказал обстановку, что знал.

Хоть и луна - ещё фонариком по карте поводили.

- Петерсдорф? Да, мне в него и ткнули, для штаба. Тут бы - и вам близко нитку тянуть. А я б - на НП сюда пришёл.

Хотя - что за НП? на ровном месте, без перекрытия.

- Но пока у меня часа два запасу - я должен сам поразведать: где ж немец? Где передовую ставить?

Вот это бы - если б знать!

Боева отозвали к рации. Он там присел на корточки.

А Балуев водил светлым пятном по карте. Если всё это озеро - у нас, так что и ставиться тут? Надо вперёд.

Боев вернулся и басом тихим, от солдат, передал Балуеву новость.

- И вполне может быть, - без колебания сразу признал Балуев и такую обстановку. - Именно в первые сутки он и пойдёт, пока у нас не может быть обороны. Именно с отчаяния и попрёт.

И тогда - хоть по здешнему рубежу передний край поставить.

И когда ж успеть сюда хоть роту подтянуть?

Но Боеву, с тяжёлыми пушками, - несравнимо?

А - никакого волнения.

Балуев искренно:

- Год я на фронте не был - удивляюсь, какие ж мы на четвёртом году войны. Как раньше - нас не пуганёшь.

Да и сам Балуев в Пруссии всего четвёртый день - а уже опять в полном фронтовом ощущении.

- Всё ж, я пойду вперёд, поправей озера. Что узнаю - сообщу тебе. И- где выберу штаб, тогда и нитку твою туда.

Сошлись в голом поле на четверть часа. Сейчас расстаться - до пока провод, до первой связи. А то - и никогда не увидеться, это всегда так.

- А величать тебя - как?

- Павел Афанасьич.

- А меня - Владимир Кондратьич.

И - сдвинулись тёплыми ладонями.

Зашагал Балуев со связными.

Луну - заволакивало.

16

Даже во Второй Ударной, весной 42го, остался Володя Балуев жив, и из окружения вышел. А вот на сожевском плацдарме весь ноябрь 43го сгнивали - так ранило за два часа до отхода немцев, когда они уже утягивались. Но ранило возвратимо, два месяца госпиталя в Самаре. И тогда - на год в Академию.