Золотые нашивки - Юрий Дмитриевич Клименченко

— Так я, Мариночка, — еле слышно говорит Димка, — тоже покупатель. Девушка, — повышает он голос, — дайте мне карандаш. Простой. Коммунар № 2.

— Пожалуйста, — фыркает Марина. Она не может удержаться от смеха. — У тебя этих «коммунаров» уже сотня скопилась. Придумал бы какой-нибудь другой.

— Я самый дешевый покупаю, — смеется Димка. — А то не хватит стипендии. Как сегодня? Подождать тебя?

— Как хочешь. Можешь не ждать, если надоело, — с деланным безразличием пожимает плечами Марина. — Пожалуйста. Есть с золотым пером, — оборачивается она к покупателю. — Я сейчас покажу.

Димка отходит от прилавка, грустно смотрит на Марину. Опять помешали. Так всегда бывает, когда он приходит в магазин. Наконец он выбирает момент, снова подходит к прилавку и быстро говорит:

— Я буду ждать тебя в скверике, где обычно. Поучу пока навигацию. Послезавтра зачет.

Марина наклоняет голову в знак согласия. Димка будет ждать ее. Она смотрит на часы. Еще сорок минут до закрытия.

Как медленно тянется время!

Наконец-то раздается звонок. Посетители выходят. Двери магазина закрываются. Марина наскоро моет руки, сбрасывает халат и бежит в сквер напротив. Устала она. Целый день простоять на ногах нелегко. На скамейке сидит Димка. Он делает вид, что не видит Марину, а на самом деле заметил ее сразу же, как только она появилась на аллейке.

— Пришла королева карандашей и ручек, — говорит Димка, когда Марина садится рядом. — Устала?

— Очень. А я сегодня на машине в магазин приехала. Какой-то ваш моряк подвез. Симпатичный.

Димка хмурится, но Марине хочется подразнить его.

— В кино приглашал, за город, — фантазирует она.

— А ты что?

— Я согласилась.

— Прекрасно. Можешь ехать. — Димка встает. — А мне что — уматывать?

Марина удерживает его:

— Да пошутила я. Ну, какой ты, все всерьез принимаешь. Моряк пожилой, в отцы мне годится. Подожду, когда ты меня на своей машине будешь возить.

Димка смеется.

— Долго тебе ждать придется, пока у штурмана Роганова появится собственная машина. Долго, предупреждаю. Подождешь?

— Подожду уж, ладно.

— Ну, молодец тогда. За это курсант Роганов приглашает тебя на выпускной бал в высшее мореходное училище. С трудом достал два билета. В профкоме распределяли. Пойдешь?

— Когда?

— В субботу.

— С удовольствием. А теперь надо домой. Проводи до трамвая.

Они встают и, взявшись за руки, идут по улице. Вот и остановка. Димка вопросительно смотрит на Марину.

— Может, еще остановочку пешком?

— Пойдем.

И они снова идут от одной остановки до другой. Им не хочется расставаться.

Шведов на своем вишневом «москвиче» подъезжает прямо к трапу «Алтаира». Он глушит мотор, громко хлопает дверцей, чтобы вахтенный знал, что приехал капитан, и легким, веселым шагом поднимается на палубу. Навстречу ему выходит вахтенный штурман — старпом Кравченко. Он прикладывает руку к козырьку:

— На судне всё в порядке, Анатолий Иванович.

Так заведено. Это ритуал. Шведов идет к себе в каюту, на ходу задает вопросы: не был ли кто-нибудь вчера из начальства, как прошла лекция о международном положении, получили ли обещанные белила, а главное, привезли ли новые паруса.

В маленькой каюте Шведов бросает на кресло свой шуршащий плащ, вытирает лоб, садится к столу.

— Боцмана ко мне! — коротко приказывает он помощнику.

Через несколько минут в дверь просовывается голова боцмана «Алтаира» Миши Бастанже.

— Здравствуйте, Анатолий Иванович. Звали?

Миша — ялтинский грек. Горбоносый, смуглый. Глаза круглые, карие. Похож на орла. Прирожденный моряк. «Сын русалки и Нептуна» — так говорит он о себе.

Сейчас на Мише ватник, высокие сапоги, в руках он держит замасленные рукавицы, но когда боцман сходит на берег, его не узнать. Короткое пальто, шляпа, французские туфли. Большой модник Миша.

— Входи, боцман. Садись, — приглашает Шведов. — Паруса получили?

— Полностью, товарищ капитан… — Миша как-то хитро улыбается и замолкает. Капитан настораживается.

— Ну, дальше.

— Тут неувязочка маленькая получилась, Анатолий Иванович. В мастерской перепутали, наверное, и выдали нам паруса «Ригеля». Они тоже комплект заказывали. Только на судне я обнаружил. А наши еще не готовы. Какие будут распоряжения?

Миша невинно смотрит на капитана, но глаза смеются. Капитан хохочет. Вот это боцман!

— На судне только обнаружил, говоришь? Знаю я тебя. Ладно. Оставь. Пусть мастерская сама разбирается, раз перепутала. «Ригель» получит наши. Немного позже. Ну Нардин посердится, поворчит, на том дело и кончится. Объясним, что не виноваты. Иди пока…

Шведов доволен. Можно начинать подвязывать паруса к реям, основывать фалы, шкоты и горденя. То, что капитан «Ригеля» будет в претензии, не так уж и важно. Шведов называет Нардина романтиком. Анатолий Иванович иронически относится к нему. Вообще-то Нардин неплохой парень. Поэт. Стихи пишет. Либерал. Всегда стоит у него на дороге. Если что-нибудь плохое случается на «Алтаире», обязательно ставят в пример «Ригель». Сравнивают вахтенные журналы, кто больше ходил под парусами в навигацию, у кого лучше дисциплина, успеваемость. Правда, «Ригель» находится в таком же положении, но все же это нервирует. Лучше бы не было «Ригеля» рядом. А тут еще общественные организации. Вызвали «Ригель» на соревнование. Все время надо держаться начеку. В прошлом году его «Алтаир» только на несколько десятых процента оказался впереди, да и то, говорят, случайно. На «Ригеле» было ЧП. А из курсантов выпирает неуемная энергия. Кипит дух соперничества. Во всем. Кто лучше, кто сильнее, кто дальше плавает, прыгает, ходит на шлюпке под парусами, у кого судно чище, капитан смелее. Подмечают каждый промах, каждое упущение, успех. Тут уж не зевай. Шведов сам любит быть всегда и во всем первым, но Нардин, хотя и молод, кораблем управляет умело. Ничего не скажешь. Слишком академичен, пожалуй. Конечно, Анатолию Ивановичу он не соперник, но черт его знает, всякое может случиться, если зазеваешься. Поэтому не так уж спокойно чувствует себя Шведов, когда суда плавают вместе или стоят рядом.

Капитану надоело плавать на «Алтаире». Надо перебираться на настоящее судно. Сам виноват — сам просился на парусник. Да и Зиночка уговаривала: «Принимай судно, Толя. Хоть поживем, как люди. Летом поплаваешь, а зиму дома. В пароходстве же ни зимы, ни лета. Переходи. По театрам походим, друзей будем навещать… Ну?»

Лет пять назад, оказавшись в резерве пароходства, Шведов услышал, что на учебное судно Среднего мореходного училища не могут найти капитана. Не осталось людей, знающих паруса. А Шведов знал их прекрасно. В детстве плавал с отцом на рыбачьих шаландах по Черному морю, в пятидесятых годах перегонял баркентину «рыбаков» из Либавы на Дальний Восток, попадал в штормы, терял стеньги и паруса, но привел судно благополучно.

Проводить зимы на берегу было заманчиво. Ни тебе жестоких штормов, снежных