Мои молодые годы - Сергей Валерьевич Лушников

Со временем при мне дядька стал меньше ругаться. Да и я не чувствовал по отношению к себе злобы или предвзятости. Он относился ко мне, как к взрослому человеку: мог идти со скоростью 10 километров в час, а мне приходилось бежать, когда я терял его из виду; мог часами таскать воду из речки на коромыслах, а отставать было нельзя. Я не жаловался, делал все, что надо было, а он брал меня везде: и на рыбалку, и за грибами, и за ягодой.

Мне очень нравилось в лесной глуши: у речки ты как в раю, хотя даже лучше, потому что в раю на халяву все дается, а здесь ты сам творец!

Третья тетя, Пана, жила в поселке. Она была старше мамы. Ее мужем был дядя Кеша Писарев, фронтовик, офицер из тунгусов из деревни Кумаканда, что по-эвенкийски означает «изюбрь». Он был отличным охотником, прирожденным – знал, когда, где и как можно добывать диких коз, поэтому мы часто ели у них вкусный суп из их мяса. Но был у него недостаток: прилагался к зеленому змию он частенько. Тетя Пана была статная, но холодноватая женщина: то ли она завидовала маме, то ли считала свой брак несчастным, не знаю, но с мамой они не разговаривали года три, хотя это никак не отражалось на нас, детях. Мы ходили в гости друг к другу, играли, приносили подарки, а наши матери обижались, но истинную причину этого мы так и не узнали.

Сначала тетя Пана жила на улице Чернышевской в двухэтажном деревянном доме. У нее была большая квартира с кухней, залом, отдельной спальней и ванной (в 60-е годы мы видели ванную только у нее). Одним словом – шикарная.

Когда наши родители приехали в Чернышевой в 1955 году, то первый год жили у Писаревых в этой квартире. Потом им дали комнату в бараке возле локомотивного депо в поселке Собачеевка. А уже в 1957 году, в год рождения средней сестры Светы, мы переехали на Карла Маркса, 11.

Через несколько лет Писаревы переехали в татарский поселок, который располагался на берегу реки Алеура. Там они купили дом с большим огородом и стайками. Держали скотину, кур – в общем, крестьянская жилка в них была жива. Сам домик был маленьким и холодным, зато в огороде росло много смородины, малины и крыжовника. Нам постоянно давали ягоду.

Мы ходили регулярно в тот дом, а потом, когда Писаревы получили благоустроенное жилье, мои сестры, живущие в поселке, постоянно навещали тетю до конца ее жизни.

Мне запомнились два эпизода.

Первый. На девяностолетие сестры решили подарить тете Пане что-то типа постельного белья, а она говорит:

– Давайте я добавлю денег, а вы купите мне золотую цепочку. Всегда хотела купить.

Второй. Мы сидели за столом и отмечали получение медали Труженика тыла. Я и спрашиваю:

– А какое радостное событие было во время войны?

Она сразу ответила:

– Для раненых стряпали хлеб, и я украла булку. Радость была, когда мы с девчонками ее съели…

– Так посадить же могли!

– Обошлось, а радость была. Вторая радость – когда объявили об окончании войны.

Вспоминаются мне ситуации и с участием дяди Кеши. В 30-х годах банда Кесаря вышла на дядю Кешу, заготавливающего дрова возле Налгекана. Есаул подъехал на коне в форме офицера и зло сказал: «Если ГПУ скажешь, что видел нас, то всю твою семью вырежу». Вот дядя Кеша и молчал. Отцу об этом рассказал уже позже…

У дяди Кеши был брат Семен, которого похоронили в 1942 году, потому что пришел треугольник (похоронка) на его имя: «Ваш сын геройски…». А он вернулся в 1947 году домой! Его, легкораненого, доставили в госпиталь. Над кроватью повесили табличку «Писарев Семен Сергеевич, год рождения, место жительства». На следующий день поступило много раненых. На его место положили тяжелораненого, а его перевели в другую палату. Табличку забыли убрать. Тот раненый скончался. Семен еще и перестал писать, подумал, мол, а зачем, если каждый день может быть последним…

Дядя Кеша работал в разных местах по снабжению и однажды принес маме половую краску. Мы выкрасили наш пол в сиреневый цвет. До этого пол был без покрытия, и мыли мы его с помощью большущего ножа, которым скоблили поверхность! Нынче ни одна йога не дает такой разносторонней нагрузки на мышцы, как мытье полов с ножом и тряпкой, когда задница вверху, а голова внизу!

Забавный случай, казус произошел с ним однажды. Охотился он недалеко от поселения Лугдун, что напротив Кумаканды. Так вот, сидит на солончаке и вдруг слышит, как затрещали ветки. Было темно, поэтому на звук дядя Кеша выпустил два патрона, а потом оказалось, что он застрелил колхозного коня. Ему стало неудобно перед сельчанами – они ведь засмеют! Посему уговорил другого охотника взять вину на себя, а стоимость коня возместил сам.

Однажды во время охоты он обнаружил логово волков, в котором было семеро волчат. За волчат платили, по-моему, 10 рублей. Он взял их в мешок и принес к шалашу. Ночью пил чай возле костра, услышал шорох, успел обернуться и увидел горящие глаза ползущей на него волчицы.

Хорошо, что ружье было рядом. Мать есть мать – за детей и жизнь отдать не жалко…

Как-то раз дядя Кеша зашел к нам в подпитии. Мама поставила перед ним щи, а он ей: «Катя, налей рюмочку». Мама налила в рюмку воды и принесла ему. Он взял, выдохнул и выпил, а после встал и сказал: «Ну, Катька, ты плюнула мне в душу!» – и ушел… Долго не приходил, хотя мама звала и даже гарантировала выпивку.

У тети Паны и дяди Кеши есть сын Анатолий, который закончил железнодорожный техникум в Белогорске. Там он и познакомился с будущей женой Валей, которая родом из Воронежской области. Стали они жить в Чернышевске, оба работали на железной дороге: она диспетчером на станции, он в депо на ремонте, а потом на угольном складе.

Помню, как однажды я оставил вещи в вагоне, а поезд ушел. Позвонил Вале, и она подняла всю железную дорогу. Вещи вернулись ко мне через день.

Думаю, что с женой ему повезло. Валя – прекрасная хозяйка и отличная мать. В гостях у нее не то, что пальчики откусить можно, а вообще захлебнуться слюной у порога…

Их маленький домик