Ни океанов, ни морей (сборник) - Евгений Игоревич Алёхин

— А где он? Скажите, где он?

— Вон там, рядом с вышкой. Но он жуткий.

— Страшный?

Тут Паша неожиданно зло сказал:

— Не надо пялиться! Это вам не музей.

Пацанчик не ответил.

Они побежали в сторону трупа, а мы шли домой. Паша вдруг стал задумчивым:

— Вот для кого-то и настал конец света. Что, интересно, случилось с мужиком?

— Умер.

— Спасибо, а я-то не догадался. Я имею в виду: как?

— Наверное, его кто-то того, а потом в воду. Его течением вынесло, — говорю.

— А почему у него пакет с кошельком?

— Этому парню заплатить. Как его? Который через Стикс перевозит.

— Чего?

— Ничего. Может, у него там фотография жены или любимой собаки в кошельке. Он до самой смерти не выпускал пакет из рук. Вылез на берег и умер рядом с ним. Или же на берегу увидел пакет. О, пакет с кошельком, и умер довольным и не совсем нищим.

Паша усмехнулся, скорее, своим мыслям, чем благодаря моему остроумию. Мы шли домой, как часто ходили. И стало ясно, что конца света не будет. Я пытался вызвать в себе волнение снова, но оно не приходило. 

Мы уже немного выпили перед тем, как поехать с Лешей Павлюком на Пионерку. Мне тогда оставалось чуть больше месяца до семнадцати, а ему только-только исполнилось восемнадцать. Мне оставался один экзамен в школе, а ему сдать диплом в технаре. Мы поехали в поселок Пионер, в гости к его сестре Жене и ее мужу Васе. Я с ними познакомился на Лешином дне рожденья. С Женей мы, как тезки, особо подружились.

Так, купили несколько бутылок паленой водки, несколько полторашек пива, сидели и пили. Там еще была бабка, Васина мама у них тоже жила. Леха сказал ей:

— Это со мной Женек, он хороший парень, к тому же поэт. Пишет стихи и поэмы.

Так мы сидели и пили в этой деревенской избушке. Потом мы с Лехой пошли в баню, мылись, говорили, парились, выбегали, ныряли в бочку с холодной водой, потом опять парились.

— Хочу бабу, — потом сказал Леха.

— Знаешь кого-нибудь здесь?

— Уже поздно. Надо было с ними заранее.

— Ну и ладно, сам себя удовлетворишь, да все нормально будет.

Он на меня посмотрел настороженно. Я:

— Только не надо мне гнать эту телегу, что ты нормальный пацан и не делаешь этого…

Он расслабился и сказал:

— Странно. Ты первый мой знакомый, который так об этом говорит.

— Бог ты мой, а я-то думал, мы живем в двадцать первом веке.

Мы сдружились с Лехой еще сильнее. Все эти пьяные разговоры, в которых нет видимого смысла, на деле помогают проникнуть к человеку.

Мы оделись. Я курил у оградки, когда подъехал какой-то тип на БМВ. Леха стоял и говорил с ним на дороге. Смеялись. Было необычно видеть здесь такую машину, может, этот парень у своего отца взял покататься? Потом задняя дверца открылась, оттуда вышел еще один парень, судя по тому, как с ним говорили, лоховатый. И тут я не заметил, как начался шум.

— Дайте мне бабу! — кричал Леха.

— Леша, отпусти! Это моя дырка!

— Нет, не твоя!

Парень, который вылез первый, смеялся.

Я вышел за калитку, чтобы все это рассмотреть. На заднем сидении сидела пьяная проститутка, Леша тянул ее на себя, а Лоховатый Парень пытался загородить. На крики выбежала Женя.

— Женя, скажи ему, — кричал Лоховатый Парень, — скажи, что это моя дырка!

Я тоже стоял и смеялся. Никогда такого не видел.

Женя теперь пыталась оттащить Леху, он кричал:

— Нет, мне нужна баба!

Вышел еще Вася, и мы все оттащили Леху. Я заметил, что его сильно повело. Меня? Мы пошли выпить еще.

Когда вышли покурить, я и Леша, в следующий раз, он сказал:

— Я же совсем забыл!

— Что?

— Вон, сосед напротив, Сютин, он должен мне тыщу рублей.

— За что?

— Да он, урод, сидел на зоне, петухом был. Петушарой был, понятно?

— Ну, раз петушарой, тогда все ясно.

Мне не очень все это нравилось, хотя во всем этом было что-то манящее. Мы перешли дорогу, там стоял такой же деревенский домик. Лаяла собака. Зашли на тесную веранду, там с двух сторон было по большой раме, в каждой много маленьких квадратных окошечек. Леха постучал в дверь.

— Что надо? — спросил недовольный женский голос через какое-то время.

— Где сынок? Сютин где?!

— Нету его. Уходите! Ночь на дворе!

— Как это нету?!

— Нет его дома!

— Откройте, я знаю, что он дома!

Леха вдруг превратился в беса. Мне даже стало страшно.

— Где он? Вы в погребе его прячете?

— Ты что, придурок ненормальный?! — кричала тетка из-за двери. — Вали домой!

Леха долбил в дверь.

— Где этот педрила?!

— Вали отсюда!

— Откройте! Откройте! Где он?!

Леша выбил несколько окошек, и тогда я вдруг перестал волноваться. Меня подхватила волна удивительного. Откуда-то сбоку еще лаяла и все норовила дотянуться до меня собака, но ей не хватало цепи. Я подошел и крикнул на нее:

— Заткнись!

Она укусила меня за ногу, я рассмеялся и пнул ее. Не со злостью пнул, а просто пнул, даже с жалостью, она ведь не знала, что мы с Лешей бредовые герои, бредовые рыцари без страха и упрека, внутри у нас сидит бредовый героизм, что нам предначертано судьбой совершать бредовые подвиги. Собака заскулила, залезла обратно в будку да там осталась. Леша тем временем выбил все окошки с одной стороны веранды. Спрашиваю:

— Подожди, подожди, можно и мне маленько?

И со второй стороны берусь я. Бью в первое маленькое окошко, но промахиваюсь, попадаю только в деревянную рейку. Кулаку больно. Второй раз — и опять в рейку.

— Да что это такое! — бью с локтя. В результате вываливается вся рама.

— Ты че чудишь?! — кричит Леха. За дверью все еще слышна эта тетка, непонятно, что кричит, ясно одно: она недовольна. Мы с Лехой выходим за калитку, идем, обнявшись, нам очень смешно, нам хорошо, и летние звезды горят для нас безумным пламенем. Мы все смеемся и никак не можем остановиться. Проходим несколько улиц, и черти жмутся по кустам от нашего хохота. Нам никто