Алексей Писемский - Мещане

- Благодарю, здоров! Что сегодня: холодно? - проговорил Бегушев.

- Свежо! - отвечал Янсутский.

Тюменев сделал движение, которым явно показал, что он хочет говорить.

- Скажи, - обратился он прямо и исключительно к одному только Бегушеву, - правду ли говорят, что в Москве последние десять лет сделалось холоднее, чем было прежде?

- То есть как тебе сказать: переменчивее как-то погода стала, дуют какие-то беспрестанно глупые ветра, - проговорил тот.

- И действительно ли причина тому та, - продолжал Тюменев, - что по разным железным дорогам вырубают очень много лесов?

- Непременно эта причина! - подхватил Янсутский, очень довольный тем, что может вмешаться в разговор. - Леса, как известно, задерживают влагу, а влага умеряет тепло и холод, и при обилии ее в воздухе резких перемен обыкновенно не бывает.

- Истина совершеннейшая! - подтвердил Бегушев; в тоне его голоса слышался легкий оттенок насмешки, но Янсутский, кажется, не заметил того.

- Этого весьма печального, конечно, истребления лесов, может быть, со временем избегнут, - снова заговорил он. - В наше время наука делает столько открытий, что возможно всего ожидать!.. Вот взять, например, эту руку (Янсутский показал при этом на свою руку)... Когда она находится в покое, то венозная кровь, проходя чрез нее, сохраняет в себе семь с половиной процентов кислорода, но раз я ее двинул, привел в движение... (Янсутский в самом деле двинул рукой и сжал даже пальцы в кулак), то в ней уже не осталось ничего кислорода: он весь поглощен углеродом крови, а чтобы освободить снова углерод, нужна работа солнца; значит, моя работа есть результат работы солнца или, точнее сказать: это есть тоже работа солнца, перешедшая через известные там степени!..

Бегушев слушал Янсутского довольно внимательно и только держал голову потупленною; но Тюменев явно показывал, что он его не слушает: он поднимал лицо свое вверх, зевал и, наконец, взял в руки опять портрет Домны Осиповны и стал рассматривать его.

Янсутский между тем, видимо, разгорячился.

- В железнодорожном двигателе почти то же самое происходит, - говорил он, кинув мельком взгляд на этот портрет, - тут нужна теплота, чтобы превратить воду в пары; этого достигают, соединяя углерод дров с кислородом воздуха; но чтобы углерод был в дровах и находился в свободном состоянии, для этого нужна опять-таки работа солнца, поэтому нас и на пароходах и в вагонах везет тоже солнце. Теория эта довольно новая и, по-моему, весьма остроумная и справедливая.

- Не особенно новая, она у меня даже есть! Красненькая книжка этакая, перевод лекций Рейса{27}, семидесятого года, кажется! - произнес как бы совершенно невинным голосом Бегушев.

Янсутский немного смутился.

- Я не знаю, есть ли перевод, но я слушал это в германских университетах, когда года два тому назад ездил за границу и хотел несколько возобновить свои сведения в естественных науках.

- Все эти открытия, я думаю, для эксплуататоров не суть важны... заметил Бегушев.

- О нет-с! Напротив, напротив! - воскликнул Янсутский. - Потому что, как говорят газеты, - справедливо ли это, я не знаю, - но сделано уже применение этой теории... Прямо собирают солнечные лучи в резервуар и ими пользуются.

- Но какой же результат этого будет? - спросил Бегушев.

- Тот, что удешевится перевозка! - подхватил Янсутский.

- А тариф останется все тот же? - продолжал Бегушев.

- Тариф, может быть, останется и тот же! - отвечал Янсутский и засмеялся.

- Да, вот с этой стороны я понимаю! - произнес Бегушев.

- Что же!.. - возразил ему Янсутский, пожимая плечами и некоторым тоном философа. - Таково свойство людей...

На этом месте Тюменев положил портрет в сторону и снова заявил желание говорить.

- Вероятно, на передвижении дороги, будь оно производимо дровами или прямо солнцем, многого не наживешь; но люди составили себе состояния, строя их! - отнесся он опять больше к Бегушеву.

- То есть, когда давали по полутораста тысяч на версту, а она стоила всего пятьдесят... - заметил Бегушев.

- Ну, положим, что и побольше, - возразил Янсутский. - Я-с эти дела знаю очень хорошо: я был и производителем работ, и начальником дистанции, и подрядчиком, и директором, - в настоящее время нескольких компаний, - и вот, кладя руку на сердце, должен сказать, что точно: вначале эти дела были превосходные, но теперь этой конкуренцией они испорчены до последней степени.

- Напротив, я полагаю - поправлены несколько, - сказал Бегушев. Нельзя же допускать, чтобы люди в какие-нибудь месяцы наживали себе миллионы, - это явление безнравственное!

- Я говорю испорчены - собственно в коммерческом смысле, - объяснил Янсутский. - Но, наконец, почему ж безнравственное явление? - присовокупил он, пожимая плечами. - Это лотерея... счастье. Вы берете билет: у одного он попадает в тираж, другому выигрывает двадцать пять тысяч, а третьему двести тысяч.

- Но только в вашем деле это несколько повернее, на большее число благоприятных случаев рассчитано, если не целиком они одни только и взяты! отнесся Тюменев на этот раз уже к Янсутскому.

- Никак этого, ваше превосходительство, невозможно сделать, - возразил тот самым почтительным тоном. - Извольте вы взять одни земляные работы. У вас гора, вам надобно ее срыть или провести сквозь нее туннель; в верхних слоях, которые вы можете исследовать, она - или суглина, или супесок, а пошли внутрь - там кремень, а это разница огромная в стоимости!.. Болото теперь у вас на пути; вы в него, положим, рассчитали вбить две тысячи свай; а вам, может быть, придется вбить их двадцать тысяч. Потом-с цены на хлеб в прошлом году были одни, а нынче вдвое; на железо и кирпич тоже.

- Ну, - перебил его Тюменев, - на все это, я думаю, прикинуто довольно.

- Где ж прикинуто! Из чего, когда по сорок тысяч на версту берут! воскликнул невеселым тоном Янсутский. - Я вот имею капиталы и опытность в этих делах, но решительно кидаю их, потому что добросовестно и честно при таких ценах выполнить этого дела невозможно; я лучше обращусь к другим каким-нибудь предприятиям.

На эти слова Янсутского собеседники его ничего не возразили, и только у обоих на лицах как бы написано было; "Мошенник ты, мошенник этакой, еще о честности и добросовестности говоришь; мало барышей попадает в твою ненасытную лапу, вот ты и отворачиваешь рыло от этих дел!"

- Я бы вот даже, - снова заговорил Янсутский, оборачиваясь к Тюменеву, - осмелился спросить ваше превосходительство, если это не будет большою нескромностью: то предприятие, по которому я имел смелость беспокоить вас, как оно и в каком положении?

- Провалилось! - отвечал с явным удовольствием Тюменев.

Янсутский покраснел.

- Очень жаль, - сказал он с гримасой и пожимая плечами. - Но какая же причина тому?

- Очень оно фантастично, чересчур фиктивно! - отвечал с усмешкой Тюменев.

- На каких же данных такой взгляд на него мог установиться? - продолжал Янсутский.

- На самых точных данных, которые были собраны о нем, - отвечал ему Тюменев и обратился к Бегушеву: - В последний венский кризис... может, это и выдумка, но во всяком случае очень хорошо характеризующая время... Положим, можно изобресть предприятие на разработку какого-нибудь вещества, которого мало в известной местности находится... изобресть предприятие на разработку предмета, совершенно не существующего в этой местности, - но там открылось предприятие, утвержденное правительством, и акции которого превосходнейшим образом разошлись, в котором поименованной местности совсем не существовало на всем земном шаре; вот и ваше дело несколько в этом роде, - заключил он, относясь к Янсутскому.

- Я не думаю-с! - возразил тот с прежней гримасою в лице. - Я, впрочем, тут только денежным образом участвую, паи имею!

- Да, но паи могут быть проданы!.. Я говорю это не лично про вас, но бывают случаи, что люди, знающие хорошо подкладку дела, сейчас же продают свои паи и продают очень выгодно, а люди, не ведающие того, покупают их и потом плачутся, - проговорил насмешливо Тюменев.

- Нет-с, я не продал бы моих паев, я дело понимаю иначе, - сказал с достоинством Янсутский и затем обратился к Бегушеву: - А я было, Александр Иванович, приехал к вам попросить вас откушать ко мне; я, собственно, живу здесь несколько на бивуаках, но тут существуют прекрасные отели, можно недурно пообедать, - проговорил он заискивающим голосом.

Бегушев нахмурился.

- Но когда вам это угодно? - спросил он.

- В среду, в шесть часов, в Hotel de France. Я именинник, и хочется немножко отпраздновать этот день... будут некоторые мои знакомые и дамы, между прочим.

- Дамы? - переспросил Бегушев.

- Да! Вот эта madame Мерова, а потом наша общая с вами знакомая. Домна Осиповна Олухова, портрет которой я, кажется, и вижу у вас!.. - объяснил Янсутский, показывая глазами на портрет.

Бегушев при этом немного смутился и вместе с тем переглянулся с Тюменевым.

- Вы знакомы, значит, с Домной Осиповной? - спросил он.