Павел Нилин - Варя Лугина и ее первый муж

- Вот это я понимаю! - восхитилась Катя. - Я даже не думала, что ты такой парень. С размахом...

- Ну, ладно, иди, иди! - слегка подтолкнул ее плечом Добряков. - Не люблю эти разговоры...

9

Все были уверены, что Добряков не такой парень, чтобы вдруг потерять душевное равновесие. Но он потерял его. И случилось это как-то просто, еще зимой, когда начались у него по ночам непонятные приступы беспокойства.

Иногда он хотел ночью же встать и пойти к Варе, хотел плакать и просить у нее прощения. Он же совсем не виноват. Ну, сказал глупость - неужели из-за этого надо портить дружбу, разрывать любовь? Ведь он любит ее. Он жить без нее не может.

Но, зная Варин характер, он все-таки не решался идти к ней. Он сидел на тахте и думал. Он думал о том, что теперь он вовсе конченый человек.

Иногда находили приступы озлобления. Он ругался. Он кричал наедине с самим собой, что она истеричка, эта Варька. И зачем он только связался с ней? Это же хамство с ее стороны! Это даже не по-комсомольски...

Но приступы озлобления были кратковременны. Добряков опять тосковал. Он перестал бывать в театрах, не занимался спортом. Он даже работать стал значительно хуже. Он ходил какой-то сонный, потерянный, будто заболевший.

И так проходили дни, декады, месяцы.

Летом он взял отпуск и никуда не поехал. Он почти весь отпуск просидел у себя в комнате, мрачный и апатичный.

Все расчеты его пошли насмарку. Старое расписание засиживали мухи.

Однажды к Добрякову зашли приятели. Они позвали его в Парк имени Горького. Он пошел неохотно.

В парке было большое гулянье. Добряков шел по парку в кругу друзей. Он повеселел немного. Он шел и хлестал себя веточкой по крагам.

И вдруг увидел Варю.

Она шла ему навстречу по Ландышевой аллее. Горели фонари. Крутились карусели. Она шла не одна, а с каким-то парнем. Парень с виду провинциальный, очень молодой. Лет, должно быть, семнадцать. Галстук заколот английской булавкой.

Добряков взглянул на него и озлился. Нашла уже себе кавалера! Добряков хотел, как говорил он, из принципа пройти мимо. Но не мог пройти. Остановился и сказал грубо:

- Подожди.

- Ну, жду, - улыбнулась Варя. - Надо бы сначала поздороваться...

- Здравствуй, - сказал он все еще грубо и, не стараясь скрыть озлобление, покосился на парня. - Ребенок где?

- Дома.

- А ты гуляешь?

- Гуляю, - кивнула Варя. - Вот брат ко мне приехал. Показываю ему Москву. Познакомьтесь...

Добряков протянул ему руку и в первый раз спокойно посмотрел на него. Да, действительно парень походит на Варю. И глаза у него такие же зеленые. Добряков успокоился. Он сказал мягко, обычным своим голосом:

- Варя, отойдем на минутку...

И когда они отошли, он спросил:

- Ну как, ты не надумала? Я ведь, Варя, день и ночь думаю про тебя. Мне очень плохо, Варя. Я не знаю, что делать...

- Пройдет, - улыбнулась Варя. - Пройдет. Мне сначала тоже было плохо. А сейчас хорошо. Я даже удивляюсь сейчас, как это я могла жить с тобой...

- Значит, окончательно не хочешь жить вместе?

- Не хочу, Добряков. И не могу. Понимаешь, как-то все расклеилось, и теперь не склеишь. Я не говорю, что я тебя презираю. Нет. Но я тебя не люблю и, мне кажется, никогда не любила. Жаль мне только, что дружить будет трудно. Ты все-таки неплохой парень.

- Это психология, - заметил Добряков угрюмо. - Как у Достоевского. Или еще у кого-то. Я читал...

- Пусть, - сказала Варя. - Пусть психология. Дай мне веточку...

Он дал ей веточку. И она пошла по аллее, похлопывая веточкой по желтым сапожкам. Вот эту женщину он совсем недавно обнимал, она целовала его, она родила от него ребенка. И все-таки он не имеет никакого права на эту женщину...

Варя пришла на завод. И в первый же день ее позвал к себе секретарь комсомольской организации. Он сказал, улыбаясь приятельски, что неизвестный, о котором говорила Варя, уже известен. Это Добряков. Все уже знают. И все жалеют Добрякова. Он ведет себя крайне странно, плохо работает, начал пить. Не может ли Лугина поговорить с ним, что ли?

- Поговорю, - пообещала Варя. - Но толк-то какой? Разве он послушает?..

- Все-таки, - сказал секретарь. - Я прямо не знаю, как с ним быть.

- Ладно, - сказала Варя.

Но обещание свое она так и не выполнила. Она не знала, о чем разговаривать с Добряковым. Он действительно плохо работает. Но только ли любовь виновата в этом?

Однажды Добряков подошел к Варе и попросил разрешения зайти к ней, повидать дочку. Он уже видел ее раза три, когда Варя жила еще на старой квартире. Недавно ей дали две комнаты. Добряков записал адрес.

Утром в выходной день он выпил для храбрости и, небритый, пошел проведать дочку.

Вари не было. Дома были только Семен Дементьич и какой-то его приятель.

Они пили водку.

Осторожно, на цыпочках, Семен Дементьич подошел к люльке и, приподняв занавеску и спугнув с занавески мух, показал отцу его ребенка. Девочка спала.

Добряков поцеловал ее в лобик и сказал:

- Какая... А? Моя дочка...

Семен Дементьич сказал:

- Да, ничего себе актриса... Есть на что поглядеть...

Потом он пригласил отца выпить с ними. Добряков согласился. Он пил водку, кусал огурец и, разливая рассол по небритому подбородку, жаловался на жизнь. Ну что это действительно за комедия? Он отец ребенка, а должен ходить и смотреть его, как картину в Третьяковской галерее.

Добряков забыл, что он в гостях и что пьет хозяйскую водку.

- На самом-то деле, - сказал он, - я прихожу, и какие-то посторонние люди мне показывают мое же дитя, моего ребенка, которому я, можно сказать, отец...

Наступила неловкость. Приятель хозяина хихикнул. А Семен Дементьич ехидно сказал:

- Насколько я понимаю, это получается как у Вильяма Шекспира. Мавр сделал свое дело, мавр может уходить...

Добряков понес было стакан к губам. Но, услышав эти слова, он опять поставил его на стол и стукнул им. И, стукнув, закричал:

- Я попрошу, пожалуйста, рот на меня не разевать! Вы тут вовсе ни при чем. Я ей отец! Законный отец и муж...

- Ты вот мне сломай стакан, - спокойно сказал Семен Дементьич. Сломай. Я тогда на тебя не посмотрю, что ты отец и муж...

Добряков ушел рассерженный.

Но через минуту он вернулся. Подошел к окну и закричал:

- Эй, присяжный поверенный...

- Чего тебе?

Семен Дементьич подошел к окну.

- Пряник, - сказал Добряков. - Я пряник девочке принес. Передай, пожалуйста...

Семен Дементьич перегнулся через подоконник и принял из рук Добрякова большой, облитый сахаром пряник.

- Она же такую вещь не может еще кушать, - засмеялся он. - Она даже коровье молоко не потребляет. Ее кормят специально-особой пищей для детей...

- Ничего, - сказал Добряков, - должна привыкать.

- Это обязательно, - согласился Семен Дементьич. - Должна.

Добряков стоял внизу, расставив ноги, как матрос на палубе, заложив тяжелые руки в карманы широких штанов. Он без злобы смотрел сейчас на Семена Дементьича. И без злобы сказал:

- А ты зверь, старик...

- Я зверь, - опять согласился Семен Дементьич. - А ты вот, я гляжу на тебя, дурак. Я тебе просто так, по-стариковски скажу. Бросила тебя девица... Ну и что же? По теперешним временам никто не гарантирован. Всякого могут бросить. А ты уж и слюни распустил, и морда небритая. Ну как самому-то не противно? Молодой человек, социализм, как я понимаю, строишь...

- Да, - сказал Добряков, - тебе хорошо, старик. Тебе хорошо разговаривать...

- И, наверно, в комсомоле состоишь? - спросил Семен Дементьич.

- Ну, это не ваше дело...

- То-то, что не наше! А жалко, что не наше. Бриться надо. Чего там стоишь? Заходи. Обедать будем...

- Нет уж, я пойду, - сказал Добряков. - Спасибо.

- Потом скажешь спасибо. Заходи...

- Нет уж. Я в другой раз. Правильно, я небритый...

- Побрейся. Могу бритву дать.

- Нет, я в парикмахерскую лучше зайду...

- Ну, как хочешь, - махнул рукой Семен Дементьич, - я неволить тебя не могу.

И Добряков ушел.

Вечером пришел секретарь комсомольской организации завода. Он пришел, чтобы без Вари поговорить со стариками. Не могут ли они повлиять на Лугину, чтобы она пожалела Добрякова? Ведь парень совсем пропадает.

- Я его сам жалею, - признался Семен Дементьич. - Паренек, видать, ничего, но какая-то в нем есть ошибка. Я с Варюшкой поговорю. Но вряд ли это дело выйдет. Уж больно разочаровалась она в нем. Говорит про него в насмешку: "Мой первый муж". Значит, предполагает, как я понимаю, снова выйти замуж, но за кого-то другого... Не знаю, не знаю, как это дело повернется... Серьезное дело...

- Если б это дело было не серьезное, я к вам не зашел бы, - сурово произнес секретарь. - Я бы не стал вас тревожить. Но история вся в том, что пропадет замечательный парень...

- Замечательный? - переспросил Семен Дементьич.

- Вот именно - замечательный, - подтвердил секретарь.

- Ну что ж, вам виднее, - уклончиво произнес Семен Дементьич. - Вы люди образованные, политичные. Вам виднее. Но мы ведь тоже не сразу из леса. Мы тоже кое-что соображаем. Вот вы говорите - замечательный. А чем же, вы считаете, он в первую голову замечательный?