Уйти и не вернуться - Ли Хочхоль

Эта ситуация все больше угнетала Чжуно, казалось, что ему уже не избавиться от ужасной судьбы и он обречен. И чем дальше, тем больше увеличивалось чувство беспокойства. В конце концов он подумал, что ничего не остается, как просто бросить дом и уехать, и решил сдать его в аренду. Аренда была более оживленной, чем продажа, и из агентства недвижимости несколько раз в день приводили потенциальных арендаторов. Хотя стоимость аренды заявили намного ниже, чем существующие на рынке цены, каждый раз, когда приходили арендаторы, жена Чжуно старалась принять их как следует: угощала кофе и, нарезав, подавала яблоки. Однако у арендаторов это, наоборот, вызывало подозрения: а не с серьезным ли изъяном этот дом? Только на пятый день после того, как разместили объявление об аренде, появился арендатор, и, второпях подписав договор, супруги срочно сняли себе новый дом и переехали в другой район.

После переезда дело со щенком совершенно забылось. Спустя год, однажды весной, к ним пришел какой-то старик. Вначале они не узнали его.

– Я ваш арендатор.

Тогда Чжуно узнал его. Старик грустно заговорил:

– Несколько дней назад я потерял жену. Похоронный обряд провели в городской больнице, и тело жены в дом я не привозил. Я собираюсь съехать.

Чжуно с женой одновременно посмотрели друг на друга. Они вообще не стали разговаривать об этом, даже после ухода старика. Только обсудили, как поступить с домом.

– Что же делать? Вновь сдать в аренду?

– А почему бы нам не продать его?

– Хорошо бы. – Вот так обменялись всего лишь парой слов.

На следующий день жена пошла в агентство недвижимости и разместила объявление о продаже дома, и примерно дней через десять после этого из агентства пришло известие о том, что появился покупатель, и жена снова пошла туда. Так дом сразу же был продан.

Такова вкратце была история, которую рассказал Чжуно.

Ночь за стенами сторожки стала более глубокой, а звук ветра, проносящегося в ночи по пустому полю, казался еще более унылым и пугающим. Все погружалось в ночь: вдалеке лежащие курганы выглядели как одинаковые черные ямы, безмятежные гребни гор соприкасались со звездным небом.

Редкие огни деревень на другой стороне реки полностью растаяли в ночной тьме.

(1972)

Он встретил освобождение Кореи от японского господства в августе 1945 года в Шанхае. Но если говорить о реальной ситуации, то корейцы, проживавшие в Шанхае в то время, не ощутили радости от того, что их родина стала свободной, скорее в городе царило настроение, близкое к «поражению». Нельзя сказать, что всеобщего ликования по поводу возрождения страны, включая и переулок, где располагалось корейское Временное правительство, в Шанхае совсем не было, но вместе с этим большинство корейского населения, проживавшего в городе, с каждым днем все больше охватывало беспокойство: им хотелось как можно быстрее вернуться на свою теперь свободную родину. Однако найти корабль, идущий в Корею, было все равно что достать звезду с неба, а если даже и повезет, то было непонятно, на что им там жить. Это было естественно. Ведь каждый раз, когда мир переворачивается вверх тормашками, всегда происходит такой водоворот событий, и судьбы людей тоже переворачиваются с ног на голову.

Его положение было совсем не исключением. Хотя прошло уже сорок с лишним лет, он по сей день – а сейчас 1999 год – стыдится рассказывать о том, что произошло в течение нескольких лет во время японской оккупации. А как могло быть иначе, если все началось с того, что он, одетый в потрепанную военную форму, без какого-либо военного звания, маршировал по Шанхаю в составе продвигающейся на материк японской армии. Но что он мог сделать в сложившейся ситуации? Когда японское правительство, начиная японо-китайскую войну, в отчаянной попытке пополнить ряды своей армии в Корее, набирало в «Союз объединенных сил» добровольцев из числа корейской студенческой молодежи, он, как и другие сознательные молодые корейцы, с огромным трудом бежал в Шанхай, где находилось корейское Временное правительство, и нашел, казалось бы, надежное убежище. Но как раз началась война, японские войска очень быстро оккупировали Шанхай, и ему ничего не оставалось делать, как вступить в японскую армию. Тем более он уже несколько месяцев бродяжничал, поэтому в каком-то смысле оказался в японской армии естественным образом, то есть можно сказать, что в таком отчаянном положении у него не было другого выбора. Тем более что он был не в силах угнаться за бесконечным перемещением Временного правительства, которое бежало вглубь вдоль реки Янцзы и в конце концов оказалось в Чунцзине, в каком-то маленьком съемном помещении, и на тот момент его будущее казалось ему совершенно непредсказуемым. Так он и прожил, плывя по течению, и не успел оглянуться, как пролетело еще семь-восемь лет, и к августу 1945 года, когда грянули грандиозные перемены, он уже был отцом двух детей-погодок, а жена его была беременна третьим. И это было естественно, ведь он был мужчина в самом расцвете сил, до сорока лет ему было еще далеко, а понятия о контрацепции, как в наше время, тогда ни у кого не было. Еще когда он был вольнонаемным в японской армии и было на что жить, его познакомили с одной кореянкой, симпатичной и кроткой, на которой он позже и женился в Шанхае.

В соседнем с ними доме снимала комнату с кухней одна молодая вдова-кореянка. Ее хоть и называли вдовой, но было непонятно, был вообще у нее муж или нет, они живут раздельно временно или вовсе развелись, а порой казалось, что она просто старая дева. Живя по соседству, они часто пересекались и постепенно привыкли друг к другу, да и возраст у его жены был приблизительно такой же, как у этой женщины, так что жена как-то ненароком даже спросила у вдовы про ее истинное положение, на что та толком ничего не ответила и всякий раз обходила эту тему стороной, лишь уклончиво улыбаясь в ответ. Но и тогда ее круглое лицо, как обычно, выглядело миловидным и нежным. Видимо, у нее были причины не рассказывать о своей личной жизни, поэтому жена больше не стала затрагивать эту тему. Было непонятно, как она выживает одна и, вообще, на что живет, а порой даже закрадывалась мысль, не является ли она проституткой, обслуживающей японских солдат, но для такого рода занятий она обладала элегантностью, большим достоинством и по тому времени была