Чадравалын Лодойдамба - Прозрачный Тамир

Не везло Тумэру в последнее время. После того как они с Бадарчи разбили отряд гаминов, он поехал к своему знакомому из Цэцэнсартульского хошуна, вместе с которым в свое время угонял лошадей. У него он провел несколько дней и поехал за женой и сыном. Ведь Тумэр еще не знал о смерти сына. Но в пути он почувствовал озноб, его начала бить лихорадка, губы стали сухие. Он едва держался в седле.

На перевале Тумэр спешился и немного отдохнул. Но сил не прибавилось. С трудом он взобрался на коня, ему не хватало воздуха, голова кружилась, казалось, что земля и небо поменялись местами.

Тут он повстречал охотников на сусликов. Кое-как он добрался до их палатки и упал без чувств.

Ночью у него начался бред. Охотники - это были муж и жена - сразу смекнули, что путник заболел оспой. Сами они уже перенесли ее и безбоязненно стали ухаживать за больным.

Больше месяца провалялся Тумэр, но болезнь не оставила его - началось осложнение. К исходу осени охотники перекочевали на свое стойбище и перешли жить в юрту. Тумэру они устроили удобную постель из войлока и продолжали ухаживать за ним.

К весне здоровье Тумэра стало заметно улучшаться, и он заскучал по жене и сыну. Он сообщил своему другу, где находится. Тот приехал и забрал его к себе, а выходившим Тумэра людям преподнес хадак и слиток серебра.

Переехав к другу, Тумэр совсем окреп и стал уже подумывать вновь пуститься в путь. Но как-то друг предложил Тумэру поехать вместе с ним на территорию дэрбетского Далая-хана за лошадьми. Тумэр отрицательно покачал головой.

- Нет, туда я не поеду, - сказал он. - У меня есть с кем свести счеты. Пока не угоню лучших коней у богача Дамбы из Баторбэйльского хошуна и не съем его священной овцы, я не успокоюсь. Пусть знает, кто такой Тумэр.

И вот вместе со своим другом Тумэр через несколько дней был уже в Баторбэйльском хошуне. Остановились они в горах. Тумэр обычно перед "операцией" всегда отдыхал. Однако на этот раз он не мог уснуть и весь день, попыхивая трубкой, смотрел на долину с черными юртами. В одной из них сейчас томится его Дулма. Сколько времени она уже ждет его? Не знает она, что сейчас он совсем рядом, что скоро они увидятся. От нетерпения Тумэру казалось, что солнце стоит на месте.

- Сегодня ночью я заберу своих, завтра день будем отдыхать, а вечером из священной овцы приготовим ужин. А табун угоним послезавтра. Он у меня узнает, как разлучать отца с сыном и заставлять страдать ни в чем не повинных людей, - сказал Тумэр и снова надолго приковал взгляд к долине.

Радость близкой встречи с женой так взволновала Тумэра, что он стал мысленно беседовать с Дулмой, перебирая в уме самые ласковые слова, которые он скажет ей при встрече. Не знал Тумэр, что Дулмы давно уже нет в этом хотоне.

Наконец наступила ночь. Друзья сели на коней и спустились в долину.

Тумэр ночью видит, как кошка. Он всегда находит самый прямой путь к цели. По только ему ведомым признакам он сразу узнавал, кому принадлежит юрта, куда надо зайти, или табун, который он хотел угнать. Однако в эту ночь он не мог найти своей юрты. По лаю дворовой собаки он узнал юрту старика, который жил по соседству с ними, и, войдя к нему, спросил, где живет Дулма. И тут он узнал, что Дулма еще прошлой зимой уехала, а куда - неизвестно. Тумэр молча закурил, затем тихо спросил:

- С сыном?

Старик, чтобы не расстраивать Тумэра, ответил утвердительно, но если бы в эту минуту Тумэр на него посмотрел, он сразу догадался бы, что старик говорит неправду. На обратном пути Тумэр молчал. Одна мысль все время сверлила мозг: куда уехала Дулма?

- Всю Халху обыщу, а найду. Но Баторбэйльский хошун узнает, какого врага он нажил. Я здешним богатеям обломаю бока, - прошептал Тумэр.

На рассвете они подъехали к скалистой горе, где стали дожидаться ночи. Тумэр лег на спину и за весь день не проронил ни одного слова. А вечером он уже скакал галопом, держа путь к усадьбе врага.

Не подозревая, какой гость появится сейчас в юрте, Дамба вместе с детьми сел ужинать.

И тут дверь юрты распахнулась, и вошел Тумэр.

Дамба обомлел. Глаза его виновато забегали. Он сразу узнал незваного гостя.

- Здравствуй, Тумэр. Куда путь держишь? Садись, гостем будешь. - За ласковым обращением он старался скрыть свой испуг, с трепетом ожидая, что скажет Тумэр.

- За тобой приехал. Хочу волкам на ужин подбросить жирную тушку. Едем, а не то силой поволоку, - спокойно, но зло сказал Тумэр.

- Тумэр, что ты говоришь, ведь у меня жена, дети. Пощади! Будь милосерден! - захныкал Дамба.

- У меня тоже были жена и сын. Но разве ты с этим посчитался? Что же ты у других просишь милосердия, когда сам его не оказываешь? Ты думал, что на овечку напал? Ошибся! Едем!

- Даю тебе коня, вола и саженный хадак. Только пощади мою жизнь, сложив молитвенно ладони, сказал Дамба. На лбу у него выступил холодный пот.

- Зря стараешься, едем! - в третий раз повторил Тумэр и положил руку на плечо обезумевшего от страха богача.

- Не поеду я! - изо всех сил крикнул Дамба и бросился к двери. Но Тумэр схватил его за руку и притянул к себе.

На крик Дамбы прибежали два батрака, они бросились на защиту хозяина, но друг Тумэра свалил их на землю.

Тем временем Тумэр связал Дамбу. И тут дети Дамбы в один голос закричали:

- Не трогайте папу! Это наш папа!

Крики детей смягчили сердце Тумэра. Не зная, что предпринять, он стоял в нерешительности. А дети плакали и сквозь плач повторяли: "Не трогайте папу!"

- Ладно, ради ребятишек оставляю тебе жизнь. Но коней не ищи, - сказал Тумэр и вышел из юрты.

Этой ночью у Дамбы пропало тридцать лучших скакунов.

Дамба послал в погоню людей, но Тумэр с лошадьми будто сквозь землю провалился.

А осенью из табунов Баторбэйльского хошуна снова угнали свыше пятидесяти лучших коней. Так Тумэр мстил богачам за жену и сына.

Всю зиму Тумэр пытался найти следы исчезнувшей жены, но безрезультатно. Весной он снова наведался в Баторбэйльский хошун и на этот раз угнал двадцать коней у самого хошунного князя. Тот пришел в ярость. Табунщиков он запорол чуть ли не до смерти, во все хошуны были посланы бумаги с просьбой изловить наглого конокрада. Но теперь всем было не до Тумэра, страна переживала смутное время, и никто не обратил внимания на жалобы хошунного правителя.

Тут-то и повстречал Тумэр полусотню Хояга.

Долго Тумэр рассказывал Хоягу про свои злоключения. Когда он кончил, Хояг с сожалением посмотрел на него.

- Неладно у вас получается. Вы же сильный и смелый человек, а в такое трудное время, как трусливый заяц, уклоняетесь от борьбы и думаете только о своих интересах.

Тумэр с удивлением уставился на Хояга. Такое ему еще никто не говорил. Но он не рассердился.

- У меня не было другой правды. Я хотел жить мирно, но мне не дали, сказал он в свою защиту.

- Что значит - мирно? В своей юрте сидеть? И это, когда народ поднялся, чтобы сбросить со своих плеч не только ноёнов и богачей, но и их иностранных покровителей? И какую правду вы искали? - И Хояг рассказал Тумэру, за какую правду они борются под руководством Магсаржава.

- Но ведь я тоже помогал беднякам, - тихо сказал Тумэр.

- Сейчас надо думать не о чашке супа на сегодняшний день. Надо биться за лучшее будущее. Нет, Тумэр, тебе надо сворачивать на другую дорогу.

Тумэр жалко улыбнулся. Что же делать? Слова Хояга были суровыми, но они не обидели его, в них было много правды. Тумэр задумался.

- Знаешь что? Возьми-ка ты этих коней себе, - неожиданно предложил он.

- Это тоже дело, но и вы идите к нам.

На горизонте показалась главная колонна войск Магсаржава, спускавшаяся с перевала. Весело трепетали на ветру флажки и знамена, ярко поблескивало на солнце оружие бойцов.

Тумэр долго смотрел на извивающуюся цепочку конников.

- А как ты думаешь, примет меня Хатан-батор в свое войско? - спросил он.

18

По узкой, покрытой толстым слоем снега тропе, идущей через лес, медленно ехал всадник. На правом боку у него висел маузер, на левом русская кавалерийская сабля.

В лесу было тихо. Изредка с верхушек деревьев на землю падали пухлые хлопья снега, сверкавшие на солнце. Конь с трудом передвигал ноги, видно, всадник давно не давал ему отдыха. Это был Эрдэнэ. С тех пор как он ускакал от белогвардейцев, прошло уже несколько дней, но Эрдэнэ и сейчас не знал, куда и зачем едет. Да и не хотел знать. До сих пор у него в ушах стоит крик того мальчугана: "Папа, мой папа!" И ему казалось, что это он виноват во всем, что это он привел белых в Ургу.

Конь вдруг остановился. Эрдэнэ ударил его несколько раз каблуками, но конь не двигался. Эрдэнэ спешился и повел коня в поводу. Идти ему мешало оружие, и тогда он бросил в снег и маузер и саблю. Стало легче, ему даже показалось, что он расстался с совершенно ненужными предметами. "Пока на свете существует оружие, у людей не будет счастья", - пробормотал Эрдэнэ. Вдруг ему показалось, что его кто-то окликнул. Он обернулся. Его догонял на коне какой-то вооруженный человек. В поводу он держал запасного коня.